подстрахую...
в общем-то, но успокаивающе уверенной руки, сделала шаг в сторону, а затем
еще один, и еще...
"сестринской" все полнее ее занимал кирпич: ноздреватый, старый, кое-где
подзелененный городским мхом-недоростком.
вас лестница... Пожалуй, я перелезу на нее первым, а потом подсажу вас...
ожили в ее голове, но по большей части бестолковые - ей вспомнилось вдруг,
что Рудольф каждое лето уходил в горы с гляциологами, и она еще
поражалась, как это люди могут куда-то лазать, а вот теперь ей самой
приходиться пробираться к пожарной лестнице по не надежному карнизу... Да
скажи ей кто о такой возможности пару часов назад, она подняла бы его на
смех!
удобней держаться, - продолжал неизвестный друг, и Альбина, зажмурившись
на миг, чтобы ненароком не взглянуть вниз, выполнила его приказание, тот
час ощутив под своей ладонью прочный рубчатый штырь. - Все, я теперь
перелажу...
самой лестницы), вцепившись в металл с какой-то особенной жадностью: до
сих пор она держалась не понятно за что, и только отупение еще не
прошедшее до конца, не позволило ей испугаться и упасть. А еще через
секунду эта железяка спасла ее от очень вероятной гибели: совсем рядом
послышался довольно выразительный шум, заставивший девушку дернутся в
сторону и вскрикнуть - это душитель, не рассчитав, шагнул через
подоконник, уже в воздухе попробовал ухватиться за раму, но опоздал и
понесся к асфальту, разрывая воздух своим телом - факт, так и не попавший
в его историю болезни.
незнакомец говорил нарочито бодро и в то же время приглушенно, словно
опасаясь, что его слова будут услышаны кем-то посторонним. - Нет, лучше не
так... Вы не возражаете, если я притронусь к вашей ножке, мэм? Ее придется
не много задрать, чтобы вы смогли встать на лестницу...
наконец, просто сильней обхватила штырь руками, отрывая от карниза левую
ногу.
попутно удивляясь, почему перекладины такие мокрые и холодные.
потребовал незнакомец на крыше, разворачиваясь к ней лицом на крыше. Из
последних сил Альбина перешагнула через бортик, испуганно оглянулась
назад, прежде чем руки незваного спасителя успели оттащить ее от края, и
ноги ее вдруг подкосились, заставляя опуститься на ржавую жесть. Некоторое
время она сидела и дрожала от внезапно подступивших рыданий, а незнакомец
неумело и неловко гладил ее по плечу, бормоча бессмысленное "успокойтесь".
напряжение, Альбина вытерла рукавом медицинского халата глаза, всхлипнула
напоследок, и поняла, что пришла в себя окончательно.
встречу.
светло-карие с прозеленью, - они смотрели добродушно, как у клоуна
(Альбине невольно стало стыдно за такую несолидную ассоциацию), и в то же
время казались очень грустными. В незнакомце и в самом деле было нечто
клоунское, почти карикатурное и аляповатое; мышиного цвета волосы, средней
длинны, вроде бы редкие торчали во все стороны, самой широкой частью очень
вытянутого лица с ромбовидным овалом, оказывались скулы, совсем не
напоминавшие при этом монголоидные: зрительный эффект такого рода возникал
из-за втянутых щек; кроме того незнакомец обладал длинным носом с
горбинкой и большим ртом, почти лишенном губ. Редкие беспорядочные морщины
свидетельствовали о том, что он лет на десять как минимум старше Рудольфа,
но манера держаться, насколько Альбина могла судить о ней, скорей подошла
бы совсем зеленому пацану вроде "братишки". Еще было в нем нечто сразу
располагающее к себе, но слабо поддающееся словесному описанию; короче,
это был явно добродушный чудак.
слова дотянулась до ушей, что, впрочем, было не так сложно при столь узкой
нижней части лица, как у него. - Ну и прекрасно.
я просто ни чего не понимаю. Эти люди... вообще все это...
жива, и это уже причина для успокоения.
этого слова. - Нет, я ничего не могу понять.
присаживаясь на корточки.
этим сказать, и... ей снова стало не по себе.
Утверждать что этого человека убили - такая же ошибка, как и считать, что
в смерти никто не был виноват. Дежурный у входа в министерство медицины
засвидетельствовал, что Канн был не в себе, когда выбегал из
конференц-зала. что на нем лица не было, и что он не смог даже сразу
открыть дверцу своей машины. Далеко ли в таком состоянии до беды? С другой
стороны - Министерство медицины - не мафия, если подразумевать под этим
словом хорошо вооруженную преступную организацию с целым штатом наемных
убийц, чтобы это руководство смогло сработать так оперативно, появись у
него вообще такое желание: Канн ухитрился врезаться в грузовик всего через
два квартала, выскочив из переулка на красный свет...
имелись свои причины. Во всяком, случае одна была очевидна: слишком многие
были свидетелями скандала, учиненного Канном на конференции за несколько
минут до трагической гибели. Да и кричал он главным образом о том, что в
министерстве и вообще медицинских обществах собрались сплошные
преступники, которых он лично в ближайшее время выведет на чистую воду.
значения: таков был этот человек. Покойный профессор был практикующим
психиатром с правом на занятия частной практикой, а постоянно общаться с
людьми психически не нормальными и уберечься самому от отдельных
аффективных реакций довольно сложно, если возможно вообще. Даже в
отдельных научных спорах, там, где кто другой ограничился бы замечанием
типа "Вы не правы", Канн мог обвинить оппонента во всех смертных грехах -
если, разумеется, считал его здоровым: со своими пациентами профессор
бывал на удивление корректен и тих.
пошел провериться к психиатру после того как Канн беспричинно вежливо
осведомился, как у него идут дела.
профессора отражала она хорошо.
другой профессор, из провинции, сделал сообщение о том, что в его городке
зафиксировано одновременно несколько случаев неизвестного науке
инфекционного заболевания, сопровождающимся резко выраженным психическим
расстройством, выражающимся в весьма агрессивных и даже опасных для
окружающих формах ("Возможно, - возглашал с кафедры курносый толстячок, -
в этот момент они воображают себя боа-констрикторами..."). При этом была
зачитана и ставшая в последствии знаменитой, копия истории болезни все
того же М.
Канн, и, тряся бородой и хилыми кулаками, потребовал введения в город
особого санитарного режима, вплоть до полной карантинной изоляции области.
Вслед за этим последовали и обычные для его репертуара обвинения в
поголовном дилетантстве медиков, рвачестве и так далее - на разоблачения
подобного рода неистовый профессор никогда не скупился. Это-то все
испортило.
почему у него возникли нехорошие предчувствия, его выслушали бы в всерьез
и, возможно, сделали свои выводы.
амбициозен и нетерпим. Если его осеняла идея, он не мог взять в толк,
почему свой ход мыслей он должен кому-то еще объяснять: для него же самого
все звучало ясным, как дважды два. Это наталкивало его на мысль, что
собеседнику лень пошевелить мозгами.
медицину!"
выстраданные и выношенные в душе открытия уже были кем-то совершены до
него. Правда, Канн никогда не позволял себе обругать опередившего его
коллегу - тут надо отдать должное его определенному благородству - зато в
таких случае доставалось редакторам медицинских журналов и патентным бюро,