Десятник покажет, что делать.
каменных плитах дыры, вбивали деревянные колья, поливали водой. Разбухая,
дерево ломало камень, отколотые глыбы тут же обвязывали веревками, тащили
наверх.
кто убегать не пытается. А тебя еще не знаем.
камня. Чернобородый мужик взялся с другой стороны, угрюмо процедил:
опускались веревки, Олег и чернобородый, его звали просто Лохматым,
увязывали, затягивали узлы, продлевая минуты отдыха, затем камни
мучительно медленно ползли вверх по каменной стене, царапаясь острыми
гранями, роняя гранитную крошку.
хлеба, Олега поставили вбивать деревянные клинья. Рядом плескали воду,
плита уже потрескивала, кряхтела, Олег вдруг ощутил под ногами напряжение,
возникшее в камне. Рядом двое невольников длинными шестами перекатывали
уже отколотую глыбу, стонали. Олег обронил предостерегающе:
внезапно гаркнул люто:
под Олегом сухо треснула. Глыбой как метнуло из катапульты: на два шага
пропахала, царапая сухую каменистую землю, Олег остался на самом краю
основной плиты. Надсмотрщик не спускал глаз с новичка, губы его кривились:
черными зернами, блестело, сверху опускались ровные канавки, там еще
держались разбухшие от воды колышки.
полуживые, эти несчастные, с потухшими глазами, и сердце сжимало чувство
вины, что все еще не нашел путь для их спасения, не отыскал Истину. Нет
настоящего величия в том, кто сумел сам из рабства подняться до
императорского трона, таких было немало. Он сам знавал синеглазого пастуха
Управду, который оставил овец на отрогах Карпат и сел на трон в
Константинополе, а свое славянское имя лишь перевел на латинский лад --
Юстиниан, что означало то же самое: управление, право, правосудие. Слово
больше разошлось в латыни, от него пошло -- юстиция. Он сделал немало,
этот белоголовый пастух, хотя трон ему уже был подготовлен и передан
дядей, тоже пастухом из тех же краев -- Юстином. Но даже самые
могущественные императоры не могут отыскать пути для счастья. Для
спасения, как говорит молодая вера христиан.
лишь чудом не попал под глыбы. Покрытый каменной крошкой, мокрый от пота,
он едва расслышал сквозь шум в ушах вопль десятника:
Там уже блестели обнаженные мечи стражей, звякало оружие. Олег замешкался,
дыхание вырывалось из груди с хрипами. Ноги дрожали. Десятник огрел
плетью, заорал:
озверелых псов -- те царапали землю, стараясь дотянуться до невольников,
острые зубы страшно лязгали.
Ворота спешно захлопнули, тут же створки содрогнулись, донеслось царапанье
и жуткий вой. В узкую щель под воротами пыталась протиснуться толстая
лапа, размером с медвежью.
тоже твое, как я понимаю!
Аврелий, хоть император, а заметил верно: у человека нет ничего, кроме
души.
чем когда изнурял себя трудом, подчиняя тело духу.
в каменоломне и святош, и паломников, и стоиков, узнал разные религии,
услышал о дальних странах, учил ломать камень аскетов, подвижников,
которые только и умели раньше, что носить на себе пудовые цепи, бормотать
молитвы. Главное, чтобы заранее выявить бунтовщиков, подавить в зародыше
попытку к бегству. А этот ни о чем таком вовсе не помышляет, уж он,
десятник с трехлетним опытом, чует за милю.
мышцами, хотя в сравнении с другими все еще выглядел худым, костлявым. С
ним работали в паре охотно: не увиливал, брался за худшую работу, с
готовностью помогал напарнику.
свист бича. На дубовом кресте распяли крупного человека, одежду сорвали,
расшвыряли по двору. Сарацин, голый до пояса, но в огромной зеленой чалме,
злобно скалил белые, как сахар, зубы, с наслаждением хлестал несчастного,
подолгу раскручивал плеть над головой, затем бросал ее со свистом,
стремясь каждым ударом рассечь кожу как можно глубже. Мухи злобно жужжали,
успевая упасть на покрытую багровыми рубцами спину, слизать кровь и
сукровицу, прежде чем обрушится новый рассекающий удар.
из Святой земли. Не всем повезло, как нашему барону! Кто-то лишь
облизался. Будет рад, если живым доберется. Многие вовсе кости разбросали.
дверь закрыли на засов. Томас Мальтон, вспомнил Олег. Надменный
высокомерный рыцарь, мальчишка в обличии взрослого мужчины. В расцвете
тела, но вместо души еще нераспустившаяся почка...
сильно избитого человека, полуголого, в железном ошейнике и с кандалами на
ногах. Не сразу узнал рыцаря, а узнав, тут же позабыл. Работа тяжелая, но
не мешает уходить мыслью в глубину души, искать ответы на мучительные
вопросы, и Олег шарил отчаянно в Настоящем мире, а в этом, где
передвигались такие же двуногие звери, как и он сам, его бренное тело
вбивало клинья, поднимало над головой тяжелый молот, таскало глыбы камня.
Вокруг грохотали кирки, измученные люди внимания не обращали. Олег ответил
замедленно, находясь все еще в другом мире:
Неужто останешься здесь навсегда?
кирку на камни, брызнули осколки. В сутолоке и пыльном облаке, где все
походили друг на друга, Олег вскоре потерял Томаса, но к вечеру Томас
снова оказался рядом, шепнул:
переваривал ответ, затем прошептал, бросив настороженный взгляд по
сторонам:
рожденному...
нужна помощь, хотя бы малая.
раздраженно отмахнулся:
Томас дышал часто, его сильные мускулистые руки часто вздымались над
головой, занося кирку, камень под мощными ударами трещал как спелый орех.
Цепь на щиколотках жалобно звенела.
святым причастием, разобью себе голову!