уязвимость в подобных прениях с профессиональным проповедником.
слабо пошевелил пальцами, словно разрешая задавать вопросы.
проследил направление твоего взгляда. Что могло взволновать
Отсутствующего, и что могло взволновать его сильнее крови учеников?
чувств - словно тень крыла скользнула по забору.
это плохие смерти.
затемняющий чистое зеркало нашей души. Мои ученики...
Твои ученики молчат под ножом, но они так же промолчат, когда станут
резать других. Вчера в канцелярии я встретил воина, которого сделали
евнухом. Его тело помнит доспехи, в ушах его еще стоит шум схваток - но
нож выродка лишил его некоторых чувств, и он стал счастлив настолько, что
мечтает о том дне, когда меч палача лишит его и остального... Пусть душа
моя в тумане страстей, но это живая душа живого человека, а не чистое
зеркало в ходячем безразличном трупе!..
что Якоб поперхнулся и замолчал.
на меня, а на ходячий труп кричать незачем. Кажется, тебя зовут Якоб?..
выходишь на опасную охоту.
силен и велик - но ты сидишь у забора, а вокруг умирают люди с испуганными
глазами. Что же остается мне?
узкой фигуре.
Город отпустит тебя. Выезжай с рассветом. На заставе у перевала Баррах
спросишь проводника Джуху. Он отведет тебя в селение и покажет развалины
храма Сарта Ожидающего. Запомнил? Перевал Баррах, проводник Джуха, храм
Сарта Ожидающего. А теперь уходи.
застывшему шейху и направился к выходу.
смертельно раненого человека.
стоять, да где еще - в Городе их проклятом, где нехристи друг перед
дружкой гаремами, что конюшнями, выхваляются...
и ни к чему оно, на старости лет имя менять - а земель поменял, что табаку
скурил, разный камень Момчиловы сапоги помнит. В Кодрах гайдучил, за Прут
хаживал, на Виловом поле стоял, против Баязета их, Одноглазого, стоял, да
не выстоял...
грехи Богу рассказывать, так ни у меня, ни у него времени не хватит. Авось
и так махнет рукой Спаситель; а один грех скажу: простишь, отец, то и
ладно, а нельзя простить - ну что ж, много лет носил, и дальше понесу,
недолго осталось.
давно взял, еще в Валахии, когда турки через Козий хребет перевалили. Дед
один мне в корчме сказывал, что людишки все со скотом в леса ушли, лишь
замок магната их местного тогда жилым остался - немец там жил, отче,
ключарь... Пан с полгода как ноги подмазал, а немцу-то приказал деньги
стеречь, строго приказал, с клятвой - мол, вернусь, церковь поставлю, во
спасение...
папоротника цвет имел, зелье по имени звал; а когда страх народишко-то
вымел, он деньги в землю под замком зарыл, а сам на верх Пикуя подался.
Сад там был, темный сад, ничей - он трав в нем набрал, настой сварил, и ну
господские сокровища настоем тем мазать. Все сделал, сказал нужное, одно
осталось: три раза замок с наговором обойти - да не вышло. Всадил турок
заезжий стрелу в бок на третьем заходе...
да халате, как тут в Городе все ходят, и стережет захороненное.
стемнело, в замок пошел. Высоко скала та возносилась, и темнела на ней
часть стены крепостной; глухо шумел водоворот на реке, смутно и глухо.
одолевает, ноги не держат.
из угла марево, и взгляд из него страшный; худое, бледное, будто из бумаги
сухой, а взор неподвижный, стекла венецианского, и улыбка вся белая,
холодная... Вгляделся я в глаза те, и отраженья своего не нашел в них.
там камень голый, нету никого, и гудит гулко под ударом. Рукой ткнул -
дыра в стене, и бренчит там. Я пригоршню вытащил, и на свет лунный
выскочил, а в пальцах червонцы; и кровь по руке течет, и из груди, вроде
как сам я себя бил. Ежели не верите, отче, глядите сами, до сего дня рубец
имею.
священник?! Погляди мне в глаза, погляди... Отче! Почему у тебя во взгляде
пусто? - и нет в нем Момчила-мадьяра, Маймуном прозванного... И ермолка
твоя красная... Господи!.. Прими...
Возможно... - и даже скорей всего, потому что Якобу не довелось услышать
эту исповедь, окунуться в срывающийся ритм ее дыхания, и Книга Небытия
никогда не раскрывалась перед ним на этой странице.
как последнее слово исповеди Момчила-мадьяра легло на дорогую рисовую
бумагу - долгое время не снилась удивленному Якобу шуршащая Книга, и
оплавленное лицо над ее алтарем...
унылый караван, выходящий из окованных створок, и молодой порывистый Якоб,
в мальчишеском восторге неведения движущийся навстречу своей судьбе,
навстречу Книге Небытия и руинам горного храма Сарта Ожидающего.
поддерживаемые большими плоскими досками. И те, и другие - серые. Здесь
так живут.
невесть откуда, - загоны на крохотных, отвоеванных у скал участках.
Загоны, похожие на дома, и дома, похожие на пещеры; несмотря на поросшие
мхом крыши, несмотря на собранные из каких-то фантастических обломков
дерева двери, и большая часть дверей не заперта и скрипит, покачиваясь на
ветру.
обтесанный, отшлифованный, приглаженный, с узорами и орнаментами.
Одомашненный, цивилизованный материал, единственное назначение которого -
служить человеку - не только ограждая и защищая, но и радуя глаз, руку,
опускающуюся на гладкие полированные плитки мозаик...
поэтому дома выглядят порождением гор, своим, родным; неказистые с виду,
они прочны и способны противостоять не только зимним ветрам, но и нередким
землетрясениям. Дома вросли в скалы, и горы приняли их вместе с людьми,
живущими под приземистыми заросшими крышами... И храмы их, полуразрушенные
и заброшенные храмы, были под стать горам и людям.
ноздреватый сланец разбитого храма - или кладбища? - был гладким и
шершавым одновременно. И еще он был прохладным. Это в такую-то жару...
прибавилось, а странные прохладные стены вряд ли являлись самой
Маккефри Энн
Контровский Владимир
Самойлова Елена
Влодавец Леонид
Шилова Юлия
Каргалов Вадим