Андрэ де Дюрбуаз не успел последовать за венецианцем, ибо волною неф
отнесло, зато он видел, как взметнулись мечи наемных англов и данов, как
взметнулись боевые топоры нечестивых ромеев, давно отколовшихся от святой
римской церкви. Чистый душой, полный верой венецианец пал - и это зрелище
разъярило рыцаря. Когда "Пилигрим" вновь прижало к башне, рыцарь Андрэ де
Дюрбуаз легко перепрыгнул с мостика на ее площадку, всей массой своего
мощного тела обрушившись на ничтожных ромеев.
отменного качества, она выдержала обрушившиеся на рыцаря удары, рыцаря
даже не ранили, ибо Господь в тот день не желал его смерти. Более того,
Господь в тот день так желал, чтобы смиренные пилигримы покарали, наконец,
нечестивцев, отпавших от истинной веры, и вошли бы в Константинополь,
Господь в тот день так пожелал, чтобы лже-император ромеев некий Мурцуфл,
вечно насупленный, как бы искалеченный собственной злобой, был жестоко
наказан за бесчестное убийство юного истинного императора Алексея, а
жители бесчестного города покорены и опозорены.
помогли ему. Он не упал под ударами данов и англов, он решительно разметал
трусливых ромеев. Подняв над головой окровавленный меч, он прорычал так,
что его услышали даже на отдаленных судах, тянувшихся к Константинополю:
такой неистовой праведностью и такой беспощадностью, что бесчестные ромеи
и их наемники в ужасе и в крови скатились вниз по деревянным лестницам
башни, и все, кто находился ниже их, присоединялись к ним и бежали - в
страхе и в ужасе. И получилось так, что рыцарь Андрэ де Дюрбуаз один,
поддержанный лишь боевым кличем с кораблей, дал возможность праведным
пилигримам сеньора Пьера де Брашеля окончательно захватить башню.
Андрэ де Дюрбуаз ворвался в осажденный Константинополь. С высоких каменных
стен, надстроенных деревянными щитами, на штурмующих сыпались бревна,
круглые валуны, горшки с кипящей смолой, шипя, выбрасывался из специальных
сосудов греческий огонь, заполняя воздух мраком и копотью. В какой-то
момент отпор, оказываемый бесчестными ромеями, оказался таким ужасным, что
даже сам лже-император Мурцуфл, вечно нахмуренный, почувствовал некоторую
надежду. Он решил, что Господь остановил нападающих. Радуясь удаче, он
даже направил своего коня навстречу кучке окровавленных, вырвавшихся из
пламени пилигримов, но его порыв остался лишь порывом - в навалившемся
вдруг на него ужасе лже-император Мурцуфл повернул коня и погнал его
вскачь прочь от собственных алых палаток, поставленных на холме так, чтобы
явственно видеть флот французов и венецианцев, растянувшийся в заливе чуть
не на целое лье.
количеству, но крепкой в своей вере армией святых пилигримов; всю ночь на
узких улочках звенели мечи - святые воины добивали остатки императорской
гвардии, хватали рабов и имущество, прибивали свои щиты к воротам
захваченных вилл. Рыцарю Андрэ де Дюрбуазу Господь и меч даровали каменный
особняк, уютно затаившийся в тенистой роще. Устало присев на открытой
террасе, рыцарь вдруг услышал звон фонтана и тревожный шум листвы,
раздуваемой порывами налетающего с залива ветра. Отсветы чудовищного
пожара, охватившего всю портовую часть Константинополя от ворот святой
Варвары до Влахернского дворца, падали на груду оружия, серебряных
светильников, золотых украшений, удивительных тканей и сосудов,
кипарисовых ларцев, наполненных жемчугом и золотыми безантами, снесенную
на террасу верными оруженосцами рыцаря. Он смотрел на брошенные перед ним
драгоценности равнодушно. Еще до штурма праведные пилигримы на святых
мощах поклялись отдать все захваченное в общую казну для справедливого
дележа. Рыцарь Андрэ де Дюрбуаз не собирался нарушать клятву, однако его
внимание привлекла некая шкатулка, не кипарисовая, а как бы из меди, по
крайней мере поблескивающая как медная, при том лишенная каких-либо
видимых замков или запоров. Он дотянулся до нее и удивился: шкатулка
весила так, будто ее набили золотом или тем жидким металлом, который
алхимики считают вообще отцом всех металлов; ни одна вещь не должна была
столько весить. Рыцарь Андрэ де Дюрбуаз захотел увидеть содержимое
шкатулки.
выгнутой, тускло поблескивающей, алело некое пятно, к которому палец
рыцаря потянулся как бы сам собою: сейчас он заглянет в странную шкатулку
и сразу бросит ее в груду захваченной у ромеев добычи - она принадлежит
паладинам.
слышал, например, что жители Константинополя развращены, что сам базилевс
развращен, а священнослужители отпали от истинной веры. Они крестятся
тремя пальцами, не верят в запас божьей благодати, создаваемой деяниями
святых, они считают, что дух святой исходит только от Бога-отца, они
унижают святую Римскую церковь, отзываясь о ней уничижительно, а своего
лже-императора равняют с самим Господом-богом, тогда как сей лжебазилевс
часто, забывая властительное спокойствие, отплясывает в безумии своем
веселый кордакс, сопровождая пляску непристойными телодвижениями...
Вздрогнув, рыцарь оторопело уставился на шкатулку.
раздался, будто рядом вскрикнула райская птица, а может, дрогнула
напряженная до предела струна, сама же шкатулка при этом начала вдруг
стеклянеть, мутиться, но и очищаться тут же, как воды взбаламученного, но
быстрого ручья. Она как бы бледнела, ее только что плотное вещество
превращалось в вещество медузы, только еще более прозрачное. Рыцарь Андрэ
де Дюрбуаз увидел игру теней, стеклянных вспышек, преломлений, то кровавых
в отблесках чудовищного пожара, то совсем таинственных, почти невидимых,
лишь угадываемых каким-то боковым зрением в дьявольской, несомненно, не
Господом дарованной игре.
Если бы не усталость, если бы не ноющие от боли мышцы, он покинул бы
виллу, в которой так откровенно хранятся вещи явно не божественного
происхождения, но храбрый рыцарь Андрэ де Дюрбуаз, первым ворвавшийся в
осажденный Константинополь, устал, а город нечестивых ромеев горел, а все
лучшие здания и виллы давно были захвачены другими святыми пилигримами.
Рыцарь Андрэ де Дюрбуаз только прошептал молитву, отгоняя дьявольское
наваждение, и громко крикнул оруженосцев, всегда готовых ему помочь.
поврежденными крыльями...
рыжая, она нехорошо скосила на Шурика зеленые, болотного цвета глаза.
Простенькое ситцевое платье, вполне уместное в такую жару... Голубой
легкий плащ и светлую сумку соседка Шурика держала на коленях.
зеленые глаза странно блеснули. Впрямь огни над ночным болотом...
без горячей и холодной воды, село Большие Шары за Полярным кругом, меняю
на благоустроенную в любом южном штате Америки. В Больших Шарах развита
грибная промышленность (трудартель "Ленинец") и воздух всегда чист и
прозрачен."
была непонятна Шурику.
снова открывались поля. Побулькивали баночным пивом уверенные челноки,
ввозящие в Т. сенегальский кетчуп, японские презервативы и польскую колу.
Помаргивали настороженно, с любой стороны ожидающие засады испуганные
беженцы-таджики, кутающиеся в пестрые, как листва осеннего леса, халаты.
За спиной Шурика двое парней в одинаковых лжеадидасовских спортивных
костюмах, сработанных, наверное, даже не в Китае, а где нибудь в Искитиме
или в Болотном, приглушенными голосами обсуждали судьбу урода. Кажется,
это был их близкий приятель, называли они его - урод. И урод собрался
жениться.
ограблении магазина. Осознав вину, согласен добровольно отдаться в руки
властям. Поскольку ограбленный магазин находился на территории бывшей ГДР,