ни плясунов. Герольд собирался возвестить новый императорский эдикт. Это
часто делалось на ипподроме, где собиралась значительная часть населения
Столицы. Толпа попритихла. Все-таки император был еще очень молод, и
неизвестно было, чего от него ждать. Столица хорошо помнила многих
властителей, которые, воссев на Золотой Трон юношами, проявляли отменную
щедрость, великодушие и выказывали отвращение к пролитию крови свободных
граждан, но некоторое время спустя обнаруживали такие свойства, что вызывали
у подданных лишь ненависть и ужас. Но сегодняшние известия были скорее
благоприятные. Герольд объявил, что, повсеместно и ежечасно заботясь о
благоденствии и процветании государства, богоравный Авреол постановил
следующее: обедневшие вследствие дурного правления его предшественников
подданные империи, желающие обладать земельными участками, дабы трудом на
них упрочить всеобщее благосостояние, могут получить таковые, переселившись
в Восточную провинцию, ибо там пустует множество земель, избавленных от
владевших ими мятежников. Первоочередное предпочтение будет отдаваться, как
всегда, ветеранам гвардии, которым земельные наделы положены по выслуге лет.
За ними идут уроженцы Южной провинции, вследствие ее крайней
перенаселенности. Алауде же, Западной провинции, старейшей из провинций
империи, подобной милости не будет оказано из-за недавнего бунта. Правда,
поскольку Луг, главный город провинции, сразу сдался и зачинщики выданы
гвардии, то император решил не карать бунтовщиков сурово, но наказать их со
всей сердечной мягкостью, по обычаю славнейших предков наших - бунтовщики,
кроме указанных главарей, не будут казнены смертью, но всего лишь проданы в
рабство в отдаленные края с условием освобождения не раньше чем через
тридцать лет. Прочие жители провинции лишаются своих старинных льгот и
привилегий. Взамен привилегии впервые даруются переселенцам из Северной
провинции. За тем, чтобы не было никаких злоупотреблений при жеребьевке и
распределении земель в Малом Империуме, будет лично следить вернейший из
слуг императора, благородный Омри Га-Ход, который вскорости с этой целью
кратчайшим путем отбывает в Восточную провинцию.
отвечал неизменной милостивой улыбкой.
содержание эдикта ни в коей мере не являлось для него неожиданностью.
Возможно, он даже приложил руку к его составлению.
Он напоминал шипение, но Бран привык, что голос ее порой бывает и таким.
обладал умением Мавет уходить в себя. Едва ли не в первые дни он убедился,
что спорить с Мавет - бесполезно и бессмысленно. И все же пытался ее
переубедить. И конечно, ничего не достиг. Напрасно он ссылался на никем не
отмененный указ Родарха, запрещавший всем нептарам появляться в Малом
Империуме - нынешней столице провинции - под угрозой смертной казни. "Если
он там будет, значит, не всем", - спокойно замечала она, а на прочие доводы
отвечала молчанием.
что за стремлением поскорее осуществить благородную цель кроются не слишком
красивые причины. "Кратчайший путь", о котором говорилось в эдикте, был
морским, а Бран, хоть и родился на острове, терпеть не мог моря. Однако во
время войны ему пришлось совершить три морских перехода - от Лоэрга на
материк, потом от столицы до Нептары и обратно - и теперь лишь при мысли о
долгом плавании его начинало мутить.
добраться было невозможно. Он не покидал дворца, поскольку его собственный
особняк, как выяснилось, начали перестраивать (для того и прибыли груженые
подводы, которые видел Бран), дабы завершить работы до возвращения хозяина с
Востока. А до отплытия Омри жил в собственных апартаментах при дворце, и
дотянуться до него было не легче, чем до самого Авреола. Но и на корабль -
тут уже Мавет соглашалась с Браном - на собственный корабль министра им не
проникнуть. Оба слишком заметны, чтобы не обратить на себя внимания, если
попробуют просочиться в команду, которую проверяют так же тщательно, как при
наборе дворцовых телохранителей. А пассажиров, разумеется, туда не берут.
Выход один - они должны плыть с переселенцами. Бран знал, что это такое, и
ему это не нравилось. Ох как не нравилось.
корабль?
дотащу. А если потонет его корабль... значит, Бог не захотел, чтобы
предателя покарала человеческая рука, и совершил это сам.
обычным грузовым транспортом. Но еще до отплытия им пришлось снова побывать
в порту, и не один раз, большей частью проторчав в конторах, ведающих
переселением. Чтобы получить разрешение на въезд в провинцию и охранную
грамоту для тамошней администрации, следовало заплатить определенный взнос -
правда, деньги на него у Мавет и Брана были. Кроме того, пассажиров,
отправляющихся на Восток, вносили в корабельные списки, и здесь вариант
"хозяйка и управляющий" не проходил. Они записались мужем и женой. Бран
указал собственное имя, которое было в Лоэрге чуть ли не самым
распространенным, Мавет назвалась тем же южным именем Рангда, что было
проставлено в купчей на дом на Белом Холме, - ради случая, если магистратура
пожелает проверить ее происхождение. Кстати, дом на Белом Холме они
продавать не стали. Для этого почти не оставалось времени - вот главная
причина, но почему-то само обстоятельство служило Брану неким утешением.
соплеменника. Что ничуть его не удивило, он того даже ожидал. Уроженцы
Лоэрга редко покидали свой остров по собственной воле и без крайней
необходимости. Самых привилегированных переселенцев - отставников - тоже
встречалось не так много, как можно было предположить. Подавляющее
большинство среди жаждущих земли составляли южане, и этого тоже впору было
ожидать - у них перенаселение, неурожаи, голод, да и жаркий климат Нептары
им не в диковинку.
исполнял, как и подобает мужчине, Бран, на самом деле подготовкой полностью
ведала Мавет. И поневоле возникал вопрос - откуда она все знает? Где сбывает
добычу, где покупает необходимое, в первую очередь сведения? Следствие ли
это опыта прожитых в Столице лет? Или - как ему уже приходило в голову -
связей с соотечественниками-изгнанниками? До Мавет Бран никогда не общался с
нептарами - хотя, конечно, видел их, и во время войны, и после. Но тогда, в
конце войны, нептары, по каким-либо причинам избежавшие переселения,
сторонились федератов, как и всяких солдат империи, опасаться которых у них
были все основания. Но и в Столице нептары, даже сохранившие свободу и
сколотившие состояние, держались обособленно. Бран не помнил, чтоб до Мавет
он даже разговаривал с кем-нибудь из них. Да и после он как-то не
отождествлял Мавет с ее соплеменниками.
говоря, не любили. А если проще - ненавидели. Их называли "народом,
злокозненным по самой своей сути", "ненавистниками империи", "прирожденными
мятежниками". И, крутясь в порту среди тех, кто ехал заселять Восточную
провинцию, Бран и Мавет вдоволь наслушались этих разговоров. Отставники
(далеко не все они, кстати сказать, были ветеранами Нептарской войны) охотно
делились байками о злобных нептарах, с которыми совершенно невозможно иметь
дело, потому что все они - поголовные предатели, и стоит тебе зазеваться,
любой из них, от младенца в люльке до дряхлого старца, норовит перерезать
тебе горло. Южане тоже охотно бранили нептаров. Впрочем, столь же охотно они
бранили имперцев - когда те не слышали, - почитая их за сплошных тупиц, а
нептары, по их мнению, были глупы в том, что поперли на имперцев с оружием,
вместо того чтобы их обмануть.
волновали. Он в "наиболее страшных и злобных врагов империи" перестал верить
в самый день Наамы. В одном он был согласен с южанами. Подобно тому, как
имперцы считали провинциалов дикарями, те в ответ единодушно признавали их
тупость. Имперцы почему-то верили, что, завоевывая окрестные страны,
оказывают им величайшее благодеяние, и, вырезая, порабощая, насилуя, грабя,
искренне удивлялись, не всгречая благодарности, и еще более искренне бывали
оскорблены, когда им оказывали сопротивление. Один из главных принципов
государства, часто повторяемый в эдикгах, гласил: "Империя равно принадлежит
всем - и победителям, и побежденным" - да кто же поверит в такую глупость,
кроме прирожденного имперца? Бран не понимал. У него на родине после двухсот
лет порабощения империю терпели - но только терпели. Так за что же было
любить империю рожденными свободными нептарам?
Мавет - нептарка. И ему следовало бы защитить честь ее соплеменников. Более
того, он хотел это сделать! Но его потрясло полное равнодушие Мавет к этим
разговорам. А ее никто не стеснялся - женщина, к тому же южанка, в расчет не
принимается. И это была не сдержанность. Настоящее равнодушие. В то время
как у Брана рука тянулась к мечу при бреднях о нептарах. А если бы так
говорили об его соплеменниках? Как она могла? Да, она не скрывала от Брана,
как презирает все связанное с империей. И даже считала, что это для него
очевидно. Но было ли это презрение прирожденным свойством нептаров? Или
только нокэмов? Или - в данном случае - единоличным душевным строем
человека, уже пережившего собственную смерть и смотрящего на мир как бы с
той стороны?
обыкновения опасался, что Мавет ему ответит.