помочь внучке. И тем не менее Мария сказала:
будешь после обеда.
женским премудростям? Ведь на мне никто никогда не женится. Неужели я
обречена стать второй Диной Барбридж?
слишком чулково знал. Во всяком случае, выдал он очередной прибамбас:
ненавидится. В нужное время Бог подскажет тебе, как надо поступить.
в Хармонте теперь пришельцы!
пришельцев. Просто Бог посылает людям испытание. Да и кто, кроме Бога, мог
дать мне новую жизнь?
жизни он ни в Бога, ни в черта не верил. Для того чтобы топить мастеров и
инженеров в купоросном масле, ему ни Бог, ни черт не требовались. Таким он
вырастил и сына. По крайней мере папка утверждал именно это.
превратился в девочку, его попытались воспитывать привычными для людей
методами. После третьей попытки в голову папки сама собой полетела банка с
пивом. Мария не бросала ее - лишь _з_а_х_о_т_е_л_а_ бросить... Папка был
сталкером. Поэтому успел увернуться. И поэтому же сразу все понял. Он не
стал ничего объяснять жене, но больше наказаниям в семье Шухартов места не
находилось...
его слушать. Какой, к черту, Бог! Она сама была богом в этом городе, но
что ей это принесло, кроме ненависти окружающих?..
уроке. Одноклассника звали Клифф Харди. Или Недомерок. Как когда... Он не
мог решить арифметический пример, потому что не знал, сколько будет -
шесть на восемь. Лишь крошил в граблях мел да крутил башней. Математичка
уже собиралась посадить его на место, когда Мария взяла и представила, что
перед Недомерком на доске висит таблица умножения. Пожалела шнурка...
Клифф не испугался, спокойненько сдул с таблицы ответ. И все бы сошло, но
Мария сдуру после урока похвасталась Недомерку, что это как бы она спасла
его от банана. Клифф не поверил. Тогда Мария еще раз _п_о_в_е_с_и_л_а
перед ним таблицу умножения. Прямо на стене залитого светом школьного
коридора. А потом и перед всем классом свой фокус повторила. Благодарности
ей захотелось, идиотке! А вместо благодарности получился сплошной облом.
Даже вспоминать не хочется... Ну а через пару дней Недомерка снова вызвали
к доске. Не успел он взять в грабли мел, как доска с грохотом сорвалась со
стены. Никто не пострадал. Никто не связал случившееся с Марией. Но Гуте,
помнившей таинственное летающее пиво и потому заподозрившей существование
такой связи, пришлось срочно переводить дочь в другую школу.
было еще хуже. Она больше не пыталась помогать одноклассникам, однако слух
о ней уже разнесся среди хармонтских школьников. Нет, ее не трогали.
Потому что боялись. Но и не любили. Боялись они ее, ясен перец, правильно.
И если дядя Дик не ошибается в природе людей - а с какой стати ему
ошибаться? - то и не любили правильно. К счастью, от их нелюбви до поры до
времени ей было ни жарко ни холодно. Во всяком случае, не ехала крыша, как
от жалости. А когда нелюбовь начинала превращаться в ненависть, Мария
убеждалась, что эта ненависть рождает в ней силы.
превратилась в девочку. Сегодня, через семь лет, она уже находилась в
выпускном классе. И парни, учившиеся рядом, были на два года старше ее. Ей
давалась не только учеба. Она клево танцевала, чулково пела и не менее
круто рисовала. Ее артистическими способностями пользовались на школьных
праздниках. Она научилась устраивать великолепные приколы. Тем не менее
это не сделало ее в школе своею. Даже среди парней. Не помогло и раннее
развитие. А ведь тут было чем похвастаться! В пятнадцать лет большинство
ее ровесниц все еще были гадкими утятами - этакие дурнушки с острыми
локтями и коленками, - а она уже превратилась в девушку с красивым личиком
и прекрасной фигурой. Не зря же отец частенько шлепает ее по заднице!..
раз _с_л_ы_ш_а_л_а_, как парни базарили о ней в мужской компании. И вдали
от "этой штучки Шухарт" вовсю хвастались друг перед другом своими
подвигами. Все они уже не раз и не два трахали ее, и, если верить их
подробным рассказам, "эта штучка Шухарт в свои пятнадцать лет - как бы
давалка, каких мало". А если обдолбается травой, то и вообще полный отпад.
практике. И не далее как три дня назад, воодушевленная мальчишеской
болтовней, Мария решила приступить к откровенному обольщению.
собирали пожертвования для детей бывших обитателей Чумного квартала. А за
стеной четверо ее одноклассников базарили о том, которая из девчонок круче
на матрасе. По всему выходило, что самая крутая - Мария Шухарт. И не
удивительно - ведь с такими-то буферюгами без насисьника ходит. Ясен
перец, парни быстро распалили друг друга. Тут она и _я_в_и_л_а_с_ь_ пред
их изумленные физиономии. Быстренько скинула футболку, потянулась,
посмотрела призывно, облизала подкрашенные губы... Боже, как этих
несчастных болтунов передернуло! Словно они увидели перед собой старую
каргу с обвисшими наволочками вместо полноценных грудей!..
четверо. Но если бы к ним в класс ввалилась подобным образом любая другая
девчонка, их бы не передернуло...
она дождалась, пока остался один-одинешенек Альберт Кингсли.
Семнадцатилетний Берт был еще как бы тот тормоз, от него рыдали все
учителя, весь класс и весь район.
предлагаться Берту напролом. Проконсультировалась вчера у матери, как
вести себя девушке в подобных ситуациях. Гута даже обрадовалась: кажется,
дочке кто-то нравится...
быстро завелся, сначала пытался забить стрелочку, а потоми вовсе стал
звать к себе домой. Предки урыли пахать, так что, если тебя, Шухарт, это
как бы обламывает, никто и не узнает, что ты у меня заторчала... Она
согласилась: раз уж экспериментировать, так до самого конца... Жаль, не до
самого конца поехала крыша у Берта. И по дороге этот тормоз вспомнил, с
кем связался. Вот тут крыша у него поехала снова - теперь уже от испуга.
Как он простебал Марию! Оборотень - это еще самое мягкое слово, которое он
себе позволил. Последней же фразой он ее и вовсе обломал: "Не
прикидывайся, Шухарт, человеком! Не пролетит!" А потом испугался еще
больше. Чуть в штаны не напустил...
испуга... Ведь если бы она его тронула, он бы оказался прав. Тогда бы она
и впрямь как бы "прикидывалась человеком". Поэтому лишь сказала:
своего Бога, Гута внимательно приглядывалась к дочери, в гостиной папка с
Гуталином все еще пудрили друг другу мозги по поводу того, как надо было
проходить ловушку, на которой гробанулся Пит Болячка.
она благодарила его) и проговорила: - Все нормально, мама, я уже
успокоилась. Пойду к себе. И не жалей ты меня, ради всех святых! У меня
голова раскалывается от вашей жалости.
ртом, держа в побелевших пальцах тарелку с недоеденной пиццей.
Мария направилась к дальней лестнице. Мимо двери в гостиную пробралась,
задержав дыхание и сделав все, чтобы папка с Гуталином ее не увидели.
Пусть эти два тормоза играют в пьяные игры из своего прошлого. От их игр,
по крайней мере, никто не калечится и не умирает. Не то что в ее забавах с
живыми куклами!.. Впрочем, наверное, она наговаривает на себя. Тысячу
фунтов, наговаривает! Ведь гибли же люди и до того, как она стала засыпать
в сказки!
смотрел в распахнутое настежь окно. Там, вдали, над крышами домов, над
деревьями, над проводами высоковольтной линии электропередач, светилась
розовым верхушка полусферы - граница закрывшейся от людей Зоны. С того
дня, как она закрылась ("заблокировалась", говорит дядя Дик), Марии
перестали сниться ее любимые сны.
разворачивать башню, чтобы посмотреть на внучку, но этого пришлось бы
ждать минут пять, не меньше, - тело деда было гораздо более медленным, чем
его мысли. Мария ждать не стала. Захочется с ним _п_о_г_о_в_о_р_и_т_ь_,
она сможет это сделать и из своей комнаты. Первым же дед разговора не
начинал никогда.
уже успело нагреть комнату. Мария включила кондиционер, скинула джинсы и