завистью: они были сами по себе, их милостиво принимали в храме правителя,
даже на строительство стены не призвали ни одного охотника. К зависти,
однако, примешивалась опаска: горожане не стремились определять своих
сыновей в охотники, ибо те ходили по краю обжитого мира, там, где жило
только дикое, неизвестное зверье, да еще, говорят, безымянные
демоны-чудища, о которых можно рассказывать только шепотом, причем не в
любое время дня. Иногда охотники приносили такие истории, что волосы у
черноголовых вставали дыбом, и они с благодарностью вспоминали Энки,
положившего границу пустыням и горам. Иногда охотники не возвращались; их
смиренно ждали половину лунного оборота, после чего несколько человек
отправлялись к водопою исчезнувшего, чтобы вернуться с останками,
обрывками неизвестно кем загубленного человека, либо же - с пустыми руками
и опасливыми предположениями о том, что с ним случилось.
небылицы о гигантских птицах, унесших его исчезнувших товарищей, но как-то
не относил все эти истории к себе. Он был удачлив: в самые неподходящие
для охоты, "тощие" времена года он умудрялся приносить дичину, получая
похвалу от служителей Кулаба, знаки внимания - от служительниц. Зумхарар
обильно потчевал своего ангела кровью водяных курочек; не забывал он Энки,
Уту, Инанну, владыку гор Сумукана, благо что храм частенько богато
одаривал охотников. Укрываясь приношениями от всяческих бед, охотник верил
в удачу и никогда не брал с собой просяных лепешек больше, чем на три дня.
Он знал, что дичь придет уже на первое утро.
появления степного демона. Впрочем, не испугаться здесь было сложно.
его. Ветер дул Зумхарару в лицо, звери, подступавшие к водопою, не могли
почуять угрозу. В руках охотник держал лук, у колена лежали метательные
дубинки и широкий медный нож. "Так все хорошо! - думал Зумхарар. - Давно
не было так хорошо! Только бы не пришел лев, тогда пропадет день, звери
долго будут пугаться запаха красного охотника. Вот если бы мягкая, сладкая
антилопа..." Зумхарар уловил движение на склоне холма и замер. Движение
было еще далеким, зверь сливался с землей, но охотник уже чувствовал, что
это не лев. В носу засвербило, пальцы мягко сжали короткую охотничью
стрелу. Его ангел милостив! Это антилопа - да не одна! Целое семейство
антилоп спускалось к водопою. Они пройдут невдалеке от человека. Нет, он
их пропустит. Лучше дождаться, когда звери будут полностью поглощены
питьем. Тогда Зумхарар не торопясь прицелится. В неподвижную цель попасть
нетрудно.
пугливо подняв уши, они приближались к воде. Наконец влага захватила все
внимание животных. Они дружно опустили головы, повернувшись к Зумхарару
розово-песочными боками. Охотник приподнялся, выставив вперед левую руку,
натянул лук так, чтобы скрученная из сухожилий тетива коснулась его
подбородка и носа. Прицеливался Зумхарар недолго, антилопы стояли так
близко, что он надеялся без особых усилий перебить половину из них.
лишь испугав, но даже не ранив ее. Антилопы вскинулись, на мгновение
мелькнули черные капельки их глаз, и вот уже они неслись от него прочь. Но
Зумхарар даже не выругался. Охотник потерял дар речи, а когда обрел его,
вместо проклятий мог только шептать молитвы Энки.
Зумхарара. Охотнику показалось, что от обрыва оторвалась и приближается к
нему мохнатая скала. У скалы имелась голова с маленькими, ничего не
выражающими глазками, две ноги, две длинных руки. Ее глазки смотрели
сквозь тень ивовой рощи, в которой сидел Зумхарар, они видели охотника.
земляного демона я обидел!
Человек поразился необъятности плеч существа и понял, что ни стрелы, ни
дубинки, ни даже остро отточенный нож не нанесут демону вреда. Завизжав,
словно поросенок, которого тащат под нож мясника, охотник бросил оружие и
пустился в бегство. Тут же за его спиной раздался дробный топот: скала
очень резво передвигала ногами. Зумхарар с тоской подумал, что еще
несколько мгновений, и она догонит его, сомнет, превратит в кровавую
лепешку. Однако удовлетворившись, видимо, тем, что нагнало на охотника
страх, существо неожиданно остановилось. Зумхарар, не снижая скорости,
удалялся от водопоя, еще не смея надеяться на спасение.
болоте, у охотника был шалаш. Делали такие шалаши просто. Прежде всего
Зумхарар вырубил круглый участок тростника и выложил образовавшееся
свободное место срезанными стеблями словно циновками. Тростник, росший по
краям этого пространства, охотник пригнул к середине и связал так, чтобы
получилось нечто вроде сводчатого потолка. В шалаше было темно, душновато,
пахло быстро истлевающими стеблями, но после бегства от скалы по открытому
месту шалаш показался Зумхарару настоящим укрытием. Он нырнул в темноту и,
обливаясь потом, замер.
земляной ком с руками и ногами? Чего он хотел: убить Зумхарара или просто
прогнать? Если чудище было голодно, почему же оно не схватило какую-нибудь
из антилоп, ведь те пробегали близко-близко от него?
засаде, чтобы забрать оружие. Если скала ушла, может быть ему удастся
поохотиться. Как ни страшно было Зумхарару, возвращаться в город с пустыми
руками он не желал. Но что-то вдруг зашумело на краю заводи и сердце
охотника ушло в пятки. "А если это Он? Пробирается к шалашу, чтобы
прыгнуть на него, или вытащить меня за ногу, разорвать на куски?" Ужас был
настолько велик, что охотник с трудом сдержал рвущийся из груди вопль.
укрытия. Шум стих, скалы он не видел, однако охотник не верил кажущейся
тишине. Небо стало каким-то другим, более тусклым, стебли камыша торчали
прямо, недвижимо, как перед грозой. "Злые духи, - пробормотал Зумхарар. -
Энки, охрани..." Он собрал остатки мужества и вначале на четвереньках,
потом пригнувшись стал выбираться из болотца. Тропинка привела его к
гнилым озерам; только здесь охотник вздохнул свободнее. Он еще раз глянул
на далекий уже склон, где бродил человек-земля и быстрым шагом, почти
бегом отправился на восток, в город.
она даровала строителям стены неожиданный отдых. Одни разошлись по домам,
другие завернули в постоялые дворы отведать браги, да посудачить о
Большом.
котором еще прадеды нынешних урукцев построили постоялый двор, правильно
рассудив, что близость святых блудниц будет заманивать сюда мужчин. В день
грозы под широкий навес мужчин набилось так много, что некоторые сидели
прямо на земле. Они потягивали дурно пахнущее пойло, слушали шум дождя,
удаляющиеся раскаты грома и ежились от прохлады, принесенной небесной
влагой.
носу, сдвинув две длинные скамьи, и, занятые разговором, не интересовались
тем, что происходит вокруг. На их лицах была написана тревога, в голосах
слышалось возбуждение.
уже совсем лысый охотник. - Все мы видели одного и того же... человека.
Видели в разные дни или в разные времена дня. Он шел вдоль водопоев от
полуночи на полдень - и прогонял нас, и засыпал ловушки.
подвижный человек, левая рука которого была покалечена степной пантерой. -
Я видел, как он разговаривал с онаграми. Клянусь Инанной, они его
понимали!
умилостивить. Настолько ли он страшен, чтобы всем бросить охотничьи угодья
и сбегаться в город? - важно проговорил Зумхарар. Он словно бы забыл о
своем испуге и теперь недовольно морщил нос, когда кто-нибудь начинал
говорить о человеке-скале дрожащим от страха голосом. - Но раз уж мы
здесь, давайте решим, как поступить, чем привлечь его.
из младших охотников, сидевший на самом краю скамьи.
шумерским носом не меньше, чем охотничьей удачей и любил морщить его,
словно привлекая внимание к этому украшению лица.
думает только о своей стене; собирать богатырей, устраивать облаву на
человека-скалу ему недосуг. Честно говоря, я больше боюсь Большого, чем
всяких степных демонов... Пожаловаться правителю мы всегда успеем, пока же
нужно попробовать справиться самим.
отличает черноголовых от зверей. Но чем? Человеческой пищей, быть может -
пивом, или этой брагой? Может, лучше попытаться поговорить с ним,
показать, что такое людская речь, людское жилище, храм?..
знать, человек он или демон! Демона-то разговорами не умаслишь. Ох, Энки,
что будет, если теперь этот демон не даст нам подходить к степному зверью!
Как тогда жить, как прийти в храм Кулаба?
заговоры и молитвы. Кто-то из богов гневается на нас, а, может быть, на
весь Урук. Будем узнавать, что за бог выпустил этого демона. Коли удастся
Каменистый Артем
Василенко Иван
Посняков Андрей
Корнев Павел
Жюль Верн
Лондон Джек