вглядывались в их очертания, размываемые легкой утренней дымкой. Калхас
подошел поближе.
Финикийские триеры. Или кипрские. Но, скорее, финикийские - слишком
длинные и приземистые.
сюда финикийские триеры?
ощетинились мерно передвигающимися ножками-веслами.
воды корабли? - мрачно проговорил капитан.
на них. Попытаемся уйти к берегу. Если что, вытянем суда на мелководье, а
там отобьетесь.
промедления повторили их маневр. Некоторое время те и другие соревновались
в скорости, однако постепенно стало ясно, что финикияне успевают раньше.
Казалось, что их корабли мчатся как бегуны на стадий, в то время как
медлительные наемники топтались на одном месте.
наемничьим судам команду приблизиться друг к другу. После того, как их
борта оказались рядом, он перебросился несколькими фразами со своими
помощниками на других кораблях. Судя по всему, они не теряли голову и
знали, что делать. Закончив разговор, Дотим отобрал десяток самых сильных
аркадян, остальным же приказал спуститься вниз.
крикну "наверх!" - выбирайтесь через люки и сразу же перепрыгивайте на
ближайшую триеру. Мы сделаем так, чтобы они оказались рядом.
начали привязывать к ним веревки, свободные концы которых закреплялись на
палубе. Когда они справились с этим, Дотим подозвал отобранных наемников и
дал каждому из них по крюку.
триер подойдет близко, я дам знак, и вы швырнете эти крючья. Швырнете так,
чтобы они зацепились за триеру, после чего будете подтягивать к ней наш
корабль. Если финикияне вырвутся, они пробьют нам тараном борт и оставят
плескаться прямо здесь. Не думаю, что кто-нибудь доплывет до берега. Но
если вы кинете крючья хорошо, то триера от нас не уйдет. Мы подтянемся к
ней и убьем всех, кто будет сопротивляться. Вооруженных людей у нас раза в
два больше. Все ясно?
поблизости, Дотим взял его за предплечье.
команду кидать крючья, бери ее и вышибай первого, кто поднимет на триере
лук. Хорошо?
пересохло горло. Казалось, что глотку забило песком, проглотить который
было невозможно. Сморщившись, он начал тереть горло ладонью.
тоже хотелось. Очень. Ладно, это надо перетерпеть. Пустяки... - Дотим
расплылся в злой беззубой улыбке и, забыв о Калхасе, повернулся к
финикийским кораблям.
людей на высоких палубах. Их одежды поблескивали - он не сразу понял, что
это латы. Латники густо стояли вдоль бортов и на носах кораблей. Калхас
решил, что финикияне внимательно разглядывают торговые суда, что они
чувствуют подвох и будут чрезвычайно осторожны. Подтверждая его догадку,
триеры шли все тише и тише. Весла теперь не вгрызались в воду, а всего
лишь поглаживали ее.
начала проясняться. Он посмотрел на наемников, замерших с крючьями в
руках, и принялся оценивать расстояние до финикиян.
пробубнил что-то под нос и взял в руки рупор.
потом на персидском, на греческом языках. Дождавшись, когда они закончили,
Дотим поднес рупор к губам и прорычал в него:
согласию и предложили, чтобы кто-нибудь с торговых судов подплыл к ним на
лодке.
на воду. Хотя капитан пытался отговорить его от такого шага, вождь
наемников настоял на своем.
он на Калхаса и полез через борт.
обратно, но его никто не слушал: все смотрели на Калхаса: кто с
недоумением, а кто со страхом. Тот чувствовал взгляды наемников, они так и
давили на его спину. Однако Калхаса не покидало спокойствие и уверенность.
Сейчас он не гадал, сейчас он знал, а потому его ничто не могло испугать.
Даже когда Дотим поднялся на палубу триеры, когда его взяли в плотное
кольцо латные воины и долго не выпускали оттуда, он не волновался. Он
терпеливо ждал. И нисколько не удивился, когда у борта финикийской триеры
опять появился Дотим.
привычным. Он боялся, если надо было бояться, скучал, если было скучно, и
с любопытством разглядывал все новое. Но рядом с ним присутствовал другой
- незнакомый, хотя Калхас и не мог сказать: "чужой". Этот незнакомец
только угадывался раньше, когда Калхас поражал собеседников своей
проницательностью. Кто-то овладевал его губами и произносил именно те
слова, что было нужно произнести. Теперь же этот "кто-то" оказался рядом,
он сидел прямо у сердца, посреди груди. Если внешние события отвлекали
Калхаса, он забывал о нем. Но стоило задуматься, или остаться в
одиночестве, как он физически начинал ощущать присутствие чужака. Какая-то
часть тела пастуха онемела, отделилась и теперь внимательно взирала на
мысли и желания хозяина. Он терялся перед ней, умолкал, и сам начинал
прислушиваться, приглядываться, хотя не слышал и не видел ничего.
словами о том, что финикийские триеры - свои. Это он прогнал страх, это он
одарил уверенностью и непробиваемым спокойствием. Калхас очень четко
помнил свои ощущения: всеобщая растерянность, страх и на их фоне -
холодная невозмутимость, излившаяся на него из каких-то иных сфер. Он все
видел и все знал, вплоть до того, сколько вооруженных людей на триерах и
сколько дней они в плавании. Он знал, что его никто не тронет пальцем, что
отныне на него будут взирать с любопытством и опаской, но не чувствовал
никакой гордости из-за своего знания. Только спокойствие.
сам ощущал, как в его груди волной поднимаются и облегчение, и радость, и
тщеславное удовлетворение. Он становился обычным, но это вызвало
неожиданный стыд. Стыд перед самим же собой. Словно несколько мгновений
назад он стоял выше на целую голову.
сопроводили наемников к какой-то безымянной бухте, затерянной среди
скалистых берегов Киликии, и они выбирались на берег под испуганными
взорами обитателей десятка глинобитных рыбачьих хижин.
понять лишь те, кто много дней провел на вечно раскачивающихся, стонущих
при каждом ударе ветра суденышках. Радость наемников была столь велика,
что, оказавшись на суше, они пустились в пляс, распевая дикие
бессмысленные песни.
выстроил свое маленькое войско в колонну и повел его скорым маршем к
Тарсу, городу, где находился Эвмен. Наемников обступили пустынные горы
цвета пересохшей глины. Редкие чахлые ивовые рощи вокруг едва дышащих
ключей, порыжевший от жары можжевельник, да пучки сухой травы, торчащие на
обочине тропы, по которой они шли, постепенно начали вселять уныние. Азия
до странности напоминала Аркадию засушливым летом. Только горы казались
выше и пустынней. Тропа пересекалась с другими, и не будь взятого в
Суворов Виктор
Конюшевский Владислав
Контровский Владимир
Орлов Алекс
Посняков Андрей
Сапковский Анджей