- все это промелькнуло мимо меня в одно мгновение. Я вышел на вокзальную
площадь. Электронные часы на высоком столбе были мертвы. У остановки стоял
автобус на воздушной подушке. Через полчаса под ноги мне легли темные
булыжники Старой Риги. Улицы были пусты. Старый город не менялся со
временем - разве что подновлялся и восстанавливался - но в основном
оставался прежним. Меня охватила радость узнавания. А когда я вышел на
ратушную площадь - настоящее ликование. Во время Второй мировой войны
ратуша в Риге была разрушена бомбами, а затем окончательно снесена
советскими оккупантами. После отделения Латвии ее начали восстанавливать,
хотя я этого уже не застал: к тому времени Сандра была уже мертва и путь в
Ригу для меня был закрыт, хотя меня по-прежнему волновало все, что
происходило на родине моей жены, а значит и моей второй родине. И вот
теперь я воочию увидел эту заново отстроенную ратушу с длинным черным
шпилем...
ведущую к загородному кладбищу. Раньше туда ходили трамваи, а теперь я
брел по трамвайным путям пешком. Чем ближе подходил я к старому кладбищу,
тем сильнее было мое волнение. Такое волнение я испытывал, лишь идя на
первое наше свидание...
сутки близились к концу. Багровые сумерки сгустились и потемнели. Поднялся
ветер. Он налетал сильными порывами, толкал меня в грудь, словно пытаясь
удержать, хлестал в лицо мокрыми брызгами. Но я уже не мог остановиться,
как не может остановиться маньяк, стиснувший пальцы на горле своей жертвы.
Все могилы были разрыты и пусты, даже самые старые из них, относящиеся к
началу века, под тяжелыми скульптурными памятниками. На этом кладбище не
прослеживалось четкого временного деления: новых покойников хоронили возле
давно умерших родственников, и на одном клочке земли можно было найти
людей самых разных поколений. Сандра лежала рядом со своей матерью, и я
знал, что увижу пустую могилу. Я опоздал. Все мое долгое путешествие было
напрасным. И все же я продолжал идти вперед, углубляясь в этот огромный
некрополь, покинутый своими обитателями, словно бы еще надеясь на какое-то
последнее, самое последнее чудо. Если можно надеяться безо всякой надежды.
И я уже смирился с этой полной безнадежностью, но все-равно шел и шел
вперед, потому что больше мне было некуда идти.
землю бордовое сияние, отчего все вокруг казалось черным, как запекшаяся
кровь. Ветер достиг своей предельной силы и едва не сбивал с ног. И тогда
увидел я могилу моей утраченной возлюбленной. И была она нетронута. Среди
разверстых рвов, окружавших ее со всех сторон, среди зияющих ран земли -
то была единственная цельная и непотревоженная могила. Словно бы спящая в
ней ждала меня, словно бы я своей волей задержал ее воскрешение, так же,
как своевольно ускорил воскрешение брата. И она дождалась меня, но это
меня почему-то не обрадовало: душа моя сгорела и превратилась в горстку
холодного пепла. Что-то страшное было в этой недвижной могиле - некая
ужасная тайна. Вся моя жизнь, вся моя вторая жизнь после смерти,
состоявшая из одного нескончаемого - и бессмысленного! - путешествия на
запад, пронеслась перед моими глазами. Мне казалось: еще один шаг к этой
могиле - и я проникну в ее тайну, но разгадка будет ужасна. И мне совсем
не хотелось делать этого шага - что-то (помимо сбивающего с ног ветра)
останавливало меня. Но как мог я - после такого долгого пути - отступить
ни с чем?! И, преодолевая сопротивление ветра и этой, неведомой мне, силы
я уже занес ногу для последнего шага...
землю, а голова возносилась до самых туч. Ослепительное белое сияние
исходило от него, и даже не от него, а словно бы сквозь него: он был как
открытая дверь в другой, неведомый, но блистающий мир. И в левой руке у
него был огненный меч. И ударил он мечом о могильный холм, и разверзлась
могила, словно бы взорвалась изнутри с грохотом и адским пламенем. И
разлетелись щепки гроба, но не было там моей утраченной возлюбленной.
Черный отвратительный спрут, десять лет питавшийся моей тоской и
сомнениями, моим раскаянием и чувством вины, десять лет сосавший из меня
жизненные силы, копошился на дне могилы, протягивая ко мне свои длинные,
тонкие щупальца. И во второй раз взмахнул Ангел огненным мечом - и отсек
спруту щупальца, которые, извиваясь, как змеи, упали на землю и разлитыми
чернилами просочились сквозь нее обратно в бездну. И сморщил спрут свои
острые, как клюв, губы, готовясь плюнуть в меня ядовитой слюной. И тогда в
третий и в последний раз взмахнул мечом Ангел - и поразил спрута в черное
сердце. И упала с души моей тяжесть и с глаз моих - пелена. И увидел я две
фигуры, стоявшие по обе стороны от Ангела и облитые его белым сиянием. И
слева, возле руки с мечом, стоял мой брат, а справа стояла женщина, лица
которой я не мог разглядеть из-за ослепительного сияния.
остановился: в глазах у меня снова поплыли огненные каббалистические знаки
- и ЧИСЛО ЗВЕРЯ...
рассмеялся: - А, число... Число - вздор! Недоразумение! Сатана затмил наши
глаза, когда мы читали надпись на твоей плите. Да, да, он все перевернул с
ног на голову!
самая обычная надпись показалась нам непонятной и грозной. Понимаешь?
надпись, плававшая огненными полосами в сумеречном воздухе, медленно
повернулась на сто восемьдесят градусов и сложилась в знакомые слова:
ЗВЕРЯ...
получается, что я вовсе не проклят?
правую руку от ангела. Было в ней что-то очень знакомое... что-то очень
близкое... Не смея верить своей надежде, я стоял на месте и смотрел на
женщину... И она смотрела на меня, тоже не двигаясь с места, по правую
руку от Ангела... Ангел же окончательно перестал напоминать живое существо
- теперь он был лишь потоком яркого света, вырывающимся из приоткрытой
двери в другой мир... И в этом мире больше не было веры, потому что она
превратилась в видение; и в нем больше не было надежды, потому что все
надежды и чаяния осуществились. И я знал, что ТОЛЬКО ЛЮБОВЬ, ВЕЧНАЯ И
БЕСКОНЕЧНАЯ ЛЮБОВЬ, НАПОЛНЯЛА ЕГО - ЛЮБОВЬ, КРЕПКАЯ, КАК СМЕРТЬ.
Доставалов Александр
Посняков Андрей
Ильин Андрей
Херберт Фрэнк
Самойлова Елена
Шилова Юлия