гораздо больше, чем ты о нем, ты сегодня - полнометражная фигура, а он для
Земли пока что лишь эскиз растущего руководителя. Это у вас скажется.
Довел свою полезность до искусства. На Земле его ценят и в Академии наук,
и в промышленных министерствах - и за дело ценят, он того стоит. Теперь о
его главном помощнике Джозефе Виккерсе. Из моих учеников, но не моей
школы. Все у нас были преданные. Он не столько преданный, сколько
предающий, таким мне он виделся еще в университете. И предал - пошел к
Барнхаузу, не прощу этого! Их взаимоотношения, Барнхауза и Виккерса, -
черт едет на дьяволе. Остальное - несущественно.
устал. Готовься к отлету.
похудевшее, измученное лицо. Он всегда был красив, мой учитель, красив не
внешней гармонией линий и красок лица, а каким-то особым светом,
излучаемым всем его существом. Тихо, чтобы даже легким шумом шага не
побеспокоить его, я удалился из палаты.
никуда не еду. И - для смягчения отказа - пообещать быть с ним, пока он
болен. Я знал, что мое присутствие для него так же приятно и нужно, как
его для меня.
Раздорин ночью скончался. Врач, с сочувствием глядя на меня, сказал:
как толковать эти слова.
системе двойной звезды Гармодня и Аристогитона, к которой принадлежала
Ниобея. Только Ниобея была внутренней планетой системы, а База
расположилась на внешней, Платее, унылом каменистом шарике, вряд ли много
крупней земной Луны. Здесь всего не хватало - света, тепла, гравитации,
зелени, воды, - в общем, местечко не для отдыха. Зато работы было на всех
с избытком, это я уже знал из отчетов Барнхауза.
собственностью Объединенного правительства, но возводила его по заказу
государства компания "Унион-Космос". Наставления Раздорина заставляли
подозревать, что всем известные традиции этой компании далеко еще не
выведены на Платее. И я бы жестоко солгал, сказав, что жду первого
свидания с Питером-Клодом Барнхаузом, потомком жестоких и умелых дельцов,
а ныне главным администратором Галактической Базы, с безмятежным
спокойствием. Я немного волновался, так это было.
ремонтных звездолетных заводов. В приемной Барнхауза меня встретила
женщина лет под тридцать, его секретарь Агнесса Плавицкая. О ней мне на
Земле по секрету сказали: "Ведьма, каких на Брокене и на Лысой горе
поискать. В бабы-яги по возрасту пока не вышла, но к помелу
присматривается загодя". Если длинноногая, салатноглазая, быстрая
блондинка и была ведьмой, то незаурядно красивой ведьмой. И по этой одной
причине, не только по возрасту, она и не могла быть бабой-ягой, на эту
важную должность, я слышал, вербуют уродливых и безобразных - это их
профессиональное отличие. Меня прекрасная Агнесса возненавидела, вероятно,
еще до личного знакомства, а с первым взглядом ненависть укрепилась. Я
тоже не испытал симпатии к изящному секретарю Барнхауза.
дожидаясь, пока я назову себя, - Приехали контролировать нашу работу. Мы
вас ждали. Посидите в приемной.
Барнхаузу. Он сейчас так занят, что не может меня принять?
нет. Он на заводе, подготавливающем два планетолета к полету. Один из
планетолетов предназначен для вас. Питер-Клод просит прощения, что
опоздает.
бесцеремонно. Я не просто разглядывал, а изучал ее. Она была ясна, как
раскрытая страница книги. Даже на Земле в праздники не наряжались так
тщательно и умело, как эта женщина на далекой, сугубо рабочей планетке. И,
вдумываясь в ее лицо - подкрашенные сжатые губы, холодный взгляд, тихо
позвякивающие при каждом движении сережки-колокольчики, - я безошибочно
чувствовал, что эта женщина совершенно лишена даже инстинктивного
кокетства, она не завлекала нарядом и отработанной изящностью, а лишь
подчеркивала ими какую-то особую, высшую свою значительность. Кто бы ни
был Питер-Клод Барнхауз, думал я, и ему непросто общаться с такой, по
всему, непростой помощницей.
Я слыхала, что женщины вам столь неприятны, что ни одну не допускаете в
свои экспедиции.
С тех пор, правда, стараюсь работать только с мужчинами - не на Земле,
естественно. А любовался я не вами, я бы на это не осмелился, а вашими
золотыми сережками. Никогда не видал таких.
Надеюсь, это имя что-то говорит вам, Василий-Альберт?
ведомо и мне, я не раз знакомился с его картинами на выставках и в музеях.
Правда, я не знал, что Матье не только живописец, но и ювелир. Сережка
была необычайна: два золотых колокольчика вставлены один в другой;
меньший, с крохотным язычком внутри, сам служил ударником для большего
колокольчика. Я покачал сережку. Оба колокольчика породили нежный,
мелодичный звук - чей-то приглушенный голосок печалился и тихо взывал.
вам на память свой голос, вечно оплакивающий расставание.
его покинула, а он меня. И поиздевался на прощание: "Пусть голос сережки
оплакивает твою потерю, ибо никогда ты не найдешь человека, равного мне.
Не сумела оценить, теперь казнись".
сережки, чтобы они всегда звенели мне в ухо: "Ты свободна, ты свободна, ты
наконец восхитительно свободна!" Я слышу шаги Питера-Клода, господин
Штилике.
ноги не скользили, а тяжко били по паркету. Барнхауз не просто
передвигался, как все люди, а извещал о себе громкими, как тревожный
сигнал, шагами. Затем двери распахнулись, и возник он сам. Не появился, не
вошел, не проскользнул, а возник, замер - огромный, лохматый, длиннорукий
- в проеме двери, как в раме, давая наглядеться на свою фигуру и на
широкое, краснощекое, распахнутое в улыбке лицо. А голос был неожиданно
для мощного роста тонковат и скрипуч. Впоследствии, в минуты гнева,
охватывавшего Барнхауза, я слышал в его голосе такие режущие ноты, такие
визги, как будто он не говорил, а пилил дрова голосом, ставшим подобием
быстро вращающейся, но плохо смазанной пилы.
Штилике, хочу, но не умею выразить, как рад вас видеть!
Штилике. Вон в моем кабинете два ваших стереообраза, войдите и
полюбуйтесь.
картинами и схемами. Среди этой бездны изображений я не скоро нашел бы
себя, но Барнхауз показал, где искать. Вряд ли я теперь походил на те
давние изображения. Барнхауз предложил мне сесть на диван и уселся в
кресло, придвинув его к дивану.
предупреждали о вас - огромные полномочия и прочее. Уверен, что теперь
программа промышленного освоения Ниобеи получит новое ускорение. Люди
вашего ранга прибывают не для лицезрения и прогулок, а для поворотов и
переворотов, это мы понимаем.
поближе познакомиться с Ниобеей и ее обитателями.
интересуют местные людоеды?
слышал на Земле, нибы людей не едят.