причиняли нам беспокойство. Люди из окраин - они называли
себя людьми, хотя были настоящими отклонениями, правда, у
многих из них отклонение было не особенно заметно - эти
люди очень бедствовали в своих окраинах, поэтому они часто
совершали набеги на цивилизованные земли, похищая скот,
зерно, одежду, инструменты, оружие, если удавалось, а иног-
да они уводили с собой детей.
год, и на них не обращали особого внимания, конечно, за ис-
ключением тех, кто пострадал от них. Обычно нападавшие ус-
певали убраться вовремя. Но с течением времени цивилизован-
ные земли надвигались на окраины, тем становилось тесно и
все более голодно. Люди окраин стали совершать более частые
набеги, они объединялись в большие организованные отряды и
причиняли большой убыток.
гали беспокойных детей угрозой: "веди себя хорошо, или я
позову старую Мегги из окраины. У нее четыре глаза, чтобы
следить за тобой, четыре уха, чтобы слушать тебя, и четыре
руки, чтобы бить тебя". Другой угрожающей фигурой был Во-
лосатый Джек: "... Он заберет тебя в свою пещеру на окраи-
не, где живет вся его семья. Они все волосатые и с длинными
хвостами. Каждое утро они съедают на завтрак маленького
мальчика, а каждый вечер на ужин - маленькую девочку".
Теперь, однако, не только маленькие дети жили в страхе пе-
ред людьми из окраин. Их существование стало помехой для
всех, а их грабежи послужили причиной многих обращений к
правительству в Риго.
следующий набег отделяло от предыдущего пять или шесть со-
тен миль, и было неясно, что можно предпринять для защиты.
Поэтому правительство, расположенное далеко от окраин на
востоке, ограничивалось выражением сочувствия и очередным
предупреждением местной полиции, но в подобных предупрежде-
ниях не было надобности, так как все взрослые мужчины ок-
раинных районов и так состояли в полиции.
ривали скорее как помеху, чем серьезную опасность. Самые
опасные набеги углублялись не более, чем на десять миль, но
теперь, казалось, крайняя необходимость гнала людей из ок-
раин, и все фермы были настороже. Часто приходилось преры-
вать работу на полях. Перерывы эти обходились дорого: набе-
ги вызывали большое беспокойство, и никто не был уверен в
своем будущем.
разумное существование... Наша семья была обширна. Отец,
мать, две моих сестры и дядя Аксель составляли семью, но
кроме того были кухарки и работники маслодельни, некоторые
из них были замужем за батраками, их дети и, конечно, сами
мужчины-батраки. Так что когда мы все вместе собирались
вечером за ужином, нас было больше двадцати. А на молитву
собиралось еще больше, так как к нам присоединялись обита-
тели соседних домов со своими женами и детьми.
одной из сестер моей матери - Элизабет. Он был моряком, она
уехала с ним на восток, где и умерла в Риго, когда он на-
ходился в плавании. Из этого последнего плавания он вернул-
ся калекой. Он был мастер на все руки, хотя и передвигался
медленно из-за искалеченной ноги. Поэтому мой отец разрешил
ему жить с нами, это был лучший мой друг.
сестер были родными, а вот младшая сестра и два брата были
сводными. Хэмна, старшая сестра, уехала со своим мужем, и
никто не знал о ее судьбе. Эмили, моя мать, была следующей
по возрасту. Затем шла Гэррист, вышедшая замуж за владель-
ца большой фермы в Кентаке, в пятидесяти милях от нас. За-
тем Элизабет, вышедшая замуж за дядю Акселя. Где моя свод-
ная тетка Лилиан и сводный брат Томас я не знал, но сводный
дядя Энгус Мортен владел соседней фермой, и около мили наши
фермы граничили друг с другом, что раздражало моего отца,
который редко соглашался в чем-нибудь с дядей Энгусом. Его
дочь Розалинда была моей двоюродной сестрой.
ные были устроены примерно так же. Все они увеличивались,
так как с увеличением жизненного уровня росли стада и уро-
жаи. Каждый год расчищались от деревьев новые участки и
превращались в поля. Леса все более сокращались, пока наша
местность не превратилась в полностью обжитую и стала похо-
жа на давно возделываемую землю на востоке.
где находится Вакнук без взгляда на карту.
ющего района. Но в возрасте десяти лет я не мог по-настоя-
щему понять этого. Мне казалось, что я живу в неудачно ор-
ганизованном обществе, где всегда работы больше, чем людей.
И вот в этот вечер я тихо сидел в комнате, пока тихие звуки
не сказали мне, что близко ужин, и что я могу выйти без
опасения.
зазвонил колокол, обозначающий время. Раскрылись двери, во
дворе собирались люди, готовясь к ужину. Я пошел с ними.
Предупреждение "опасайся мутантов!" Встретило меня, когда я
вошел, но оно было слишком знакомо, чтобы вызвать каие-то
мысли. В этот момент меня больше интересовали запахи пищи.
один или два раза в неделю. Наше обучение - с полдюжины
детей обучалось читать, считать и писать, собираясь у одной
старухи, происходило по утрам. После этого было нетрудно
ускользнуть из-за стола и исчезнуть, прежде чем кто-либо
обнаружит тебя и подыщет тебе работу.
уголки своей территории.
чтобы показать паровую машину. Это была единственная паро-
вая машина на сто миль вокруг, и мы очень гордились ей.
Хорки, работающего на ней, не было, но двери сарая были
открыты, пропуская звуки трудового ритмичного скрежета и
пыхтения. Мы переступили через порог и уставились на темно-
ту внутри. Было удивительно смотреть, как вверх и вниз дви-
жутся огромные бруски, а вверху, в тени крыши, медленно ка-
чается взад и вперед огромная крестовина, на мгновение зас-
тывая в конце каждого движения, как бы накапливая энергию
для следующего усилия. Да, это было удивительное зрелище,
но быстро надоедающее.
сарая. Мы сели, а дрова под нами медленно дрожали, в такт
пыхтению машины.
шие машины, - сказал я Софи.
рассказывают о древних людях, правда, то они были волшеб-
никами, а не настоящими людьми, - ответила она.
я.
отец, - заметила Софи.
летали бы.
которым мы вновь научились лишь недавно, - возразил я.
либо умеет летать, либо не умеет. И мы не умеем.
над ним предметах, но сон в конце концов не является дока-
зательством, поэтому я промолчал. Вскоре мы слезли с дров
и, оставив машину пыхтеть и скрипеть в сарае, отправились
домой к Софи.
Жужжащие звуки доносились из сарая, где он натягивал на
Черепнин Владимир
Ильин Андрей
Посняков Андрей
Лукин Евгений
Акунин Борис
Беляев Александр