Недвижным облаком вставала тяжелая серо-желтая пыль. Пыль была на всем: на
каменных плитах, на листьях дерев, на ступенях дворца, еще не вымытых
захлопотанною прислугой. Сейчас в сад вступят сотники и тысячники войска,
для них и готовится пир...
приятна. Он сел, скрестив ноги, на кошму, полузакрыл натруженные от
солнца, ветра и пыли глаза, чуть согнул стан.
убил. Нет, перейти на сторону ак-ордынцев Тохтамыш не может! Почему его
все-таки так беспокоит этот яростный мальчик?
племени мангут*.
накормить.
Идигу, ожидая его, уже сидел на кошме. Он спокойно выдержал тяжелый,
изучающий взгляд великого эмира. Тимур уселся, помолчал, спросил:
вырезанные из слоновой кости. Играл Идигу хорошо и не боялся выигрывать, в
чем Тимур убедился вскоре. Иные ходы оглана заставляли его долго
прикидывать - как избежать поражения?
промолчал, перевел фигуру, создав угрозу Тимуровой ладье, наконец ответил:
оторвавши взгляд от индийской игры.
своем забыл о времени! - отмолвил оглан, переставляя фигуры. - Мы ждем,
что ты поможешь нам, но оставишь степь тем, кто в ней живет!
и приютить его очень стоило. (<Как жаль, что этот - не ханского рода!> -
подумалось скользом.)
здесь, у меня! Скоро увидим, хороший ли ты пророк!
тяжелым, то душным, то ледяным дыханием, слишком близок был мятежный
Кандагар. Осень шла по его стопам, напоминая о неотвратимом течении
времени, и тоже настигла его в Бухаре. Холод, идущий с севера, прорвался
наконец сквозь пески, сделав жестяными и ломкими листья дерев, и сыпал
теперь в лицо ледяною пылью. Уже дошла весть о вторичном разгроме
Тохтамыша и о том, что раненого полководца везут сюда, в Бухару. Два
погрома, два погубленных войска! Тохтамыш не умел воевать! Что бы сделал с
ним он, Тимур, будучи на месте Урус-хана? Наверно, не ограничил себя
убийством отца! Сгубив волка, задави и волчонка! Или, напротив, попытался
привлечь к себе Туй-Ходжу-Оглана ласкою! В любом случае Урус-хан поступил
неумно! Волчонок уже привезен, уже стоит перед ним, низко опустив голову,
и исподлобья озирает Тимура. Слегка раскосые, горячие глаза Тохтамыша, как
ни старается он, неукротимы, в них то и дело вспыхивают безумные огоньки.
голос, срываясь на высокой ноте, переходит в хрип. Он готов обвинить
Тимура, что тот не снабдил его достаточным числом воинов. Тимур усмехается
одними глазами, чуть заметно. Мальчик не умеет сражаться, но он не трус!
ты остался в живых!
медный хорезмийский мангал, полный углей. Кирпичный дворец все еще
достраивался. Мастера, подоткнув полы халатов, синими застуженными ногами
месили глину. Тимур распорядил давать им вдоволь мяса и поить горячим
вином, но работы не прекращать. Вода в хаузе, рыжем от облетавших листьев,
стала тоже сизой от холода. Еще вчера стояла жара и клубилась над дорогами
серая горячая пыль!
конину, жаренную на костре, вяленую, соленую; тонкую колбасу с требухой и
круглые куски конских почек. В честь почетного гостя вынесли целую
лошадиную ляжку и сваренную в котле баранью голову. В дорогих фарфоровых
чашках подносили соленый мясной отвар, прикрытый сверху сложенными
вчетверо тонкими хлебными лепешками, пшеничные клецки и ришту, сдобренную
пряностями, кумыс в серебряных и золотых чашках, вяленую дыню, сушеные
персики и изюм, ширазское вино в узкогорлых кувшинах.
сосредоточенно ел, неловко придерживая больную руку и обсасывая жирные
пальцы.
тяжело и хмуро взглядывая на гостя. - Ко мне они, однако, не перейдут!> -
Он вздохнул, кивая головой в такт своим мыслям.
хулителей своих только потому, что тот - потомок Чингиз-хана!)
еще только предстояло завоевать свою грядущую бессмертную славу. Он еще
был один из многих, но отнюдь не единственный, а единственными были пока -
и еще надолго, на века вперед - Чингизиды. А юноша, дважды разбитый в бою,
что ел мясо, сидя перед ним и облизывая пальцы, был Чингизид и, как
Чингизид, имел права на ордынский престол.
пришлось ждать долго. Посольство Урус-хана во главе с мангутом Копеком в
сопровождении сотни воинов прибыло в тот же день, к вечеру. Удалив
Тохтамыша и собрав приближенных эмиров, Тимур сел на парчовые подушки и
кивнул головою. Послов ввели.
эмира эмиров Мавераннахра и поглядывая на сидящего рядом с ним подставного
хана Суюргатмыша, которого Тимур всюду возил с собою, усаживая иногда в
советах даже на главное место. Суюргатмыш был покладистым ханом,
понимавшим всегда, что обязан призрачной властью исключительно родословию
своему, происхождению от Чингиз-хана и что неоспоримым джехангиром,
повелителем, был и остается Тимур. Он теперь брюзгливо смотрел на посла,
гадая, что ответит Тимур и когда в повелителе тюрков проснется тот
яростный гнев, после которого войска чагатаев, посланные его властной
рукой, идут в сражения. Рубиться в сечах ставленый хан умел и любил.
говорил Копек, значительно взглядывая на Тимура. - Если вы выдадите, то и
ладно, а если нет, то от пределов океана и до границ Сыгнака придут в
движение все войска Дешт-и-Кипчака, пусть чагатайцы назначат место встречи
для битвы!
до того страшен был лик родителя. Тимур молчал, глядя на Копека
разгорающимся взглядом голодного барса. Посол, словно поперхнувшись,
умолк, прервав излишне цветистую речь, но перемог себя и докончил твердо:
нарушив закон, выдайте его тоже! Так говорит Урус-хан!
уже почти невыносимой.
предаст гостя своего! Он, как и Идигу, нашел себе у меня убежище, я его не
выдам. Я сказал! - И вновь взглянул. И холод прошел по спине Джехангира,
тревожно переглянувшегося с братом, Омар-шейхом (оба сидели по правую руку
от отца).
пошли по спине от яростного молчания Тимура. Эмиры сидели недвижно, ожидая
приказаний.
пошептал что-то совсем беззвучно, загибая пальцы, и произнес громко, в
пустоту, никому и всем:
то, что их повелитель никогда не ошибается, эмиры поверили уже давно.) К
названному сроку войска джагатайских эмиров должны были встречать конников
Урус-хана у Отрара, и каждый из них торопился отдать и исполнить приказ.
спрятанный между двойными стенами юрты Тохтамыш, прослушавший все от слова
и до слова. Он молча кинулся в ноги Тимуру.
произнес Тимур. - Я принял тебя, как сына, и да не ляжет меж нами никакая
горечь!