второй совиный крик. Пора!
поднялись вскачь. Ратибор сидел без седла, каменно сжав колени, на гнедом.
Ему Всеслав поручил быть старшим в десятке.
коней в такт скачке - вперед-назад, вперед-назад. По коленям хлестала
трава.
слобожанами. Справа, за плечом, колчан с тремя десятками стрел. К седлу
приторочен лук в налучье, с запасными тетивами. Слева меч, или секира, или
длинная сабля. Справа, в рост высокого мужчины, - дрот-копье с железным
наконечником. Грудь сжимает перекрест ремней-перевязей меча и колчана.
Привычная ноша для слобожанина так же легка и незаметна, как для женщины
рубаха, подпоясанная цветной лентой, и душегрейка, вязанная из шерстяной
нити.
За таким шагом лошадь поспевает лишь рысью. В дни, когда свет равен ночи,
воины могут от зари до зари пройти восемьдесят верст.
криком совы звал конных. Ратибор подобрал товарища, подобрал и второго.
Лишь после третьего махального всадники догнали пеших.
вечном течении неукротимого времени, в котором каждый стремится к
совершенью задуманного.
степной дороги, которыми она, выйдя с дальнего юга, врезается в приросские
дубравы. Перед конными вынырнул человек с простертыми вверх руками
невиданной длины - с копьем и мечом.
Встречный всадник спешил в слободу посыльным.
конники, идущие с юга. Мало было света, не было уверенности, не туры ли
это или дикие лошади-тарпаны.
когда с вершины высокого вяза, служившего дозору сторожевой вышкой, сам
старший заметил блеск пламени там, где начинается Сладкий ручей.
приплывали весной, по большой воде, по Днепру для торта, в Рось же никогда
не заходили.
рассуждениям разума светлое проникновение духа, способного зреть издали не
видимое обычным глазом и особенным чувством провидеть будущее.
даром своего воеводы.
старости, кто донесет до нее память и ум, тот вспомнит прошлое и оценит
его.
кажется берегом пустой степи.
выходами, как у лисиц. Вернулись разведчики, посланные старшим дозорным. У
Сладкого ночуют люди. Кони пасутся по балке ручья, стреноженные, как на
походе в чужом месте. Сколько пришлых? Коней много - должно быть, там и
вьючные и заводные. Судя по табуну - людей будет не менее сотни.
утекшие ночи, как будет для неисчислимых дней грядущих из вечности лет.
Сторожевой воин, опираясь на постылое копье, хочет увидеть синеву,
сменяющую глубокую черноту неба. Память человека, привыкшего наблюдать
движение звезд, вскоре поможет ему назвать алыми, зелеными и иными
неописуемые краски рассвета.
петли поиска, подчиненные запаху следов живой пищи-добычи. Пора ночным
добытчикам выбрать место для последней засады. Удачна или неудачна была
охота, а придется залечь на долгую, сонную и чуткую дневку.
человеку в этот краткий предрассветный час спится крепче, слаще всей ночи.
Россичи знают, что неспроста человеку хорошо спится под утро: темные силы,
злые духи, подобно предусмотрительным ночным хищникам, спешат оставить
поприща, открытые для готового явиться на востоке всепобеждающего света.
Колдуны, вселяющиеся не ночь в тело волка, лисы, ласки или совы,
потешившись ночным разбоем, уже возвращают свою душу человеческому телу,
которое мирно лежало всю ночь. Вся нечисть, все оборотни в шкурах и
перьях, копятся в предутренних туманах, тянутся в глухие лесные чащобы и к
входам в пещеры. Злое отступает в страхе перед светом, но медленно, чтобы
не терять последнего мига быстротечной вольности - летняя ночь коротка.
воле матки-волчицы сам матерой и трое прибылых, которые обещали в росте к
зиме догнать стариков, привязались к людям вблизи от крутого берега
Днепра. Опередив другие волчьи пары, старуха пометала щенят в пещере на
западном берегу великой реки, с помощью самца выходила выводок. Пришло
время оставить логовище, засоренное птичьими, заячьими и козьими костями.
Волчица была любопытна. Когда-то отбившаяся в боевой сумятице сука той
породы собак, которые вдвоем могли взять в лесу медведя, а в степи не
боялись тура, одичала и вернулась к своим братьям-волкам. Прародительница
оставила дальнему потомству лукавое стремление к сомнительной близости с
человеком. День за днем волчица вела своих по горячим следам, зная, что
будет пожива. Посещая каждый оставленный хазарами привал, волки находили
обильную снедь. Они раскусывали мозговые кости, обжирались недоеденным
мясом, внутренностями жеребят и молодых лошадей: как всегда, хазары гнали
свое продовольствие на ногах.
Зверей толкала жадность, возбуждал сочный запах коня, волновало ребячье
ржанье молодняка, гонимого для убоя. Смелея, волки пугали коней воем,
дерзко подползая в надежде отбить глупого жеребенка от табуна, погнать в
степь и потешиться на воле. Этой ночью волчья семья обнаглела, и под утро
табун перестал пастись. Закрыв собой жеребят и кобыл, жеребцы с гневным
храпом образовали кольцо. Пять или шесть сторожевых хазаров спали в
седлах. Кочевники, они привыкли дремать на коне. Конь сам переступает, не
отставая от стада или табуна. Если что случится, лошади разбудят. Хазары
доверяли своим коням. Степная лошадь умеет не только бить вслепую задними
ногами, но и нанести сверху вниз острым копытом передней ноги смертельный
удар и зверю, и чужому человеку.
по долине Сладкого ручья. Расстояние между ними и стоянкой хазаров
увеличивалось. Ратибор и пяток слобожан из его десятка прокрадывались и
этот разрыв
ли он родился, в лесах иль в горах, не было и тени. Горька воинская наука,
но плод ее дороже золота - в нем жизнь племени. Беда хазарам, быть им без
коней.
привыкли. Осторожность пришельцев, вероятно, казалась волкам робостью. Они
уступали поле слобожанам нехотя, шаг за шагом. Острое обоняние Ратибора
ощущало смрад волчьей пасти, тяжелый запах волчьего тела.
совы, направляя голос вниз и в сторону, он кажется пришедшим издалека.
ткани из шерстяной пряжи, виден конец остроносого сапога из мягкой кожи,
голова сползла с высокого седла, служившего подушкой. В редеющей темноте
спящие казались кучами меха и тряпья. Рядом - копье, воткнутое в землю
концом древка, расписной колчан, короткий, сильно изогнутый лук, кривая
сабля с рукояткой, сплющенной поперек клинка.
ощущение замкнутости и покоя. Несколько закопченных котлов ждали там и сям
на таганах кованого железа, засыпанных пеплом прогоревших костров. От
обильного ужина оставалось вареное мясо, чтобы утром проглотить кусок на
ходу, перед седловкой.
и закончил, как зверь, - пронзительным "аааа"... Он сам себе казался
волком. Завыли и товарищи. Ухо людей не могло бы распознать обман. Лошадей
труднее провести. И все-таки под дремлющими табунщиками кони дрогнули, а
сам табун взволнованно прянул и пустился вниз по долинке ручья. Пользуясь
случаем, настоящие волки отбили наконец-то потерявшегося от страха
двухлетка и погнали добычу в степь. Очнувшиеся табунщики поскакали, чтобы
повернуть лошадей к привалу. На восходе заметно бледнело.
щит со спины на грудь. Волки обернулись людьми, вместо воя звякали тетивы.
Битый тяжелой стрелой навылет, мертвый хазарин молча запрокинулся в седле.
Смерть на рассвете такова же, как в полдень. Не помогает степняку привычка
вовремя сбросить со ступни глубокое стремя. Обезумевшие кони волочат по
степи тела, и мертвые всадники будут скакать, пока по вырвется из сапога
нога или пока не остановится сам конь, не понимая, что так тяжко тянет
седло в сторону.
Афанасьев Роман
Конюшевский Владислав
Ларссон Стиг
Володихин Дмитрий
Прозоров Александр
Мороз Александра