кувшинчик в траву, поплевал на руки. Но лезть ему не пришлось. Гридя
подошел, открыл ворота.
на болота...
конюшней.
настой из весенней травы.
напоила Ивашку оштяцкой травой, обняла мужа и заревела.
притворить дверь. Прохор не ушел с Гридей спать на овин, остался в избе,
лег с отцом на полу. Да так и не уснул всю ночь: в избе духота смертная, а
на воле леший разыгрался, бьется о стены, на крыше с лешачихой пляшет.
Прохор и молитвой пугал бесноватого, и Татьянину икону ставил к дверям.
Еле утра дождался.
парень, дышит спокойно, не бормочет, не мечется. Напоил его Прохор,
разбудил мать и пошел к лошадям. Застоялись они в конюшне, пора на волю. С
юрганами мир и согласие, бояться нечего.
курицы, мокрые березы поникли, будто затосковали. День начинался
пасмурный, сырой. Из темного леса хвоей тянуло и палым листом. Он
потоптался в мокрой траве у засеки, вымок чуть не до пояса и побрел домой.
Тятька собирался с мережками на Юг-речку. Все равно, говорит, косить еще
рано, трава не выстоялась, дня два-три можно и порыбачить.
ним пойдет Гридя.
думаю.
Стоит Прохор один посреди двора, думает: идти каменку заново класть или к
засеке наведаться? Вышли с туесками девки, по ягоды собрались. Параська
веревкой опоясалась, по пути веников наломают.
мать уломаешь. Нехристь, дескать, он, в избу не пущу оштяка поганого. И
Устя за ней балабонит. А чем оштяки хуже?
Хлестнули его по лицу мокрые елки, огляделся - засека. Продрался он сквозь
елушник, приволок на тропу сушину, посидел на ней и домой отправился,
каменку ладить. Шел не спеша, о Майте думал. Поклониться бы князю Юргану
дорогим подарком, выпросить дочь. Жили бы они с Майтой душа в душу, ребят
ростили. Вспомнил Прохор и родную избу на крутом берегу Сухоны. За избой,
на широкой лужайке, собирались девки по праздникам - хороводы водить,
Ярилу краснолобого славить. Одна приглянулась ему, да увел их тятька из
родных мест.
пришли в пармские леса в конце лета, уж трава начала жухнуть. За неделю
землянку вырыли, печку сложили, галешник был под рукой. Кое-как промаялись
зиму: хлеб кончился в просинец-месяц, но мяса было вдосталь - сохатые в
урочище зимовали. С весны до поздней осени, Прохор помнил, рубили лес.
Двор обнесли крепким заплотом от воровских людей. Пять зим ютились в
землянке, жили посреди темного леса, как медведи в берлоге. На шестую зиму
перешли в избу, поставили добрую, из кондового леса на сухом месте. А
землянку баней стали звать.
поставил их на зольном полу ребром и начал класть. Сперва крупные голыши
подбирал, потом помельче, окатыши сверху, для жару.
оштяцким кувшинчиком. Беда - уйдет юрганка, не дождется его.
Он видел, как рождались и как умирали люди. У него сохла кожа, слабели
руки, но ум оставался молодым. Старый Сюзь отдавал князю куньи меха, но не
князь всей Нижней земли, а он был хозяином своего ултыра, он зажигал огонь
в зимнем очаге, посылал сыновей лесовать, учил внуков, наказывал женщин.
брат Пера, любимый брат и добрый охотник.
него ячмень-зерно и засеять дальнюю кулигу.
будет, большой отец. Вета!
жену в своем ултыре.
у нее. Я знаю, нельзя бить лосей в урочище Ворса-морта весной. Они уйдут
из нашего леса. Но я не знаю, большой отец, зачем мне покупать жену в
ултыре Низя, а Вету продавать чужому охотнику!
керки и стал ругать обычаи отцов. Его слушали сородичи, слушали женщины,
слушали дети. Старый Сюзь не мог уснуть. Долгой и темной показалась ему
летняя ночь. Раньше он не боялся смерти. Раньше он думал, что Пера станет
хозяином ултыра. Но Йома отняла разум у брата. Кто будет разжигать живой
огонь, платить дань князю Нижней земли, учить молодых? Скоро руки его
устанут, он закроет глаза и вернется к предкам...
ушел.
пестерь, набил его соболиными мехами и позвал жену.
жалко было меха. Но перечить хозяину ултыра она не смела.
и сухо.
вылез на тропу и не узнал ее. Она вся заросла мелким лесом. Он шел и
думал: заругается кам, забыли, скажет, дорогу в Матыныб-кар, забыли Йому,
хозяйку земли.
грозной хозяйке связку зимних соболей. Возьми их и научи меня, потерявшего
след.
Пропала тропа, как растаяла. Много троп бежит к Матыныб-городищу, и все
они тонут в болоте, чтобы злой человек не нашел гнездо кама. Злой человек
погибнет в болоте. А старый Сюзь даже ноги не промочил, вышел на сухое
место, поднялся по крутому боку Матыныб-городища и увидел священную
лиственницу. Под ней сидела каменная Йома с двумя ребятами. Он поклонился
грозной старухе, выплюнул в горсть изо рта круглую булгарскую серебрушку и
бросил ее в жертвенную чашку. Чашка стояла на коленях у Йомы.
меха, положил их на траву перед камом и сказал:
разглядывал. - Худой капкан у тебя, Сюзь, портит мех. Нельзя посылать
такие меха в Искар.
в руках один.
Пойдем, Сюзь, спросим Йому.
переспелых пиканов.