Чтение 5–й страницы книги ~Емшан~

давая подняться пыли из-под копыт, ехали монголы, и остановить их было
нельзя.

И мамелюки повернули коней и разбежались по пустыне, спасаясь от
звонких монгольских стрел. И не всех он собрал потом у сторожевых башен на
дороге в страну Миср...

И легкая горячая стрела вошла ему в левое плечо, когда отворачивал он
коня от монголов. С черными жесткими перьями была стрела. Тихо свистнул
тонкий волосяной канат, сорвал его с коня и бросил спиной на землю. И тогда
прыгнул со своего коня длиннорукий Барат, и перерезал канат, и взял его на
своего коня...

Он долго стоял у сторожевых башен на дороге в страну Миср, рассылая во
все стороны мамелюков. И ему привозили живых монголов. И он долго смотрел
каждому в глаза. У них были узкие равнодушные глаза, в которых совсем не
было бога. Послушно садились они на корточки и ждали удара клинка, не
отворачивая головы. Страха они не понимали... Это были дикие барбарои, как
франки. И знали они своего Эмира Тысячи, как мамелюки. И эмиры их никого не
знали, кроме Безбородого Хана.

И пахло от них, как от франков, грязным потом и шкурами. Кобыльим
молоком пахли монголы. И чем-то горьким еще пахли они, как не пахли франки и
мамелюки. Это был непонятный запах, который мешал ему правильно думать...

А потом побежали в страну Миср люди, которых обогнали на своих
оскаленных лошадях монголы. Люди из Басры, из Багдада, из Урфы и Мосула. Они
бежали днем и ночью мимо сторожевых башен, и один только бог был в их
глазах.

И говорили они, что Безбородый Хан монголов--сын христианки и не
трогает он тех, кто крестится. И еще говорили они, что монголы привязали
всех сыновей халифа правоверных к хвостам своих диких лошадей. Всех братьев
халифа и всех везиров халифа привязали они к хвостам лошадей и погнали всех
лошадей в пустыню. Самого халифа правоверных привязали они к четырем
лошадям, и гнали их в четыре стороны, пока не разбежались лошади...

И он дал отдохнуть мамелюкам, и вернулся в страну Миср. И опять ждал
Котуз, потому что побежали уже в страну Миср люди из Халеба и Дамаска, а
Речные мамелюки знали теперь только его, Бейбарса. И стало известно, что
франкские эмиры из Акры и Антиохии принимают у себя везиров Безбородого
Хана, и вместе говорят они, что пришло время страны Миср...

И о том, что пришло время страны Миср, кричал в Эль-Кахнре перед
мечетью Ибн-Тулуиа оборванный человек из Багдада. Братом халифа правоверных
называл он себя, оторвавшимся от хвоста монгольской лошади. И кричал он это
перед мечетью Аль-Акмары, и в Аль Азхаре, и перед мечетью халифа Хакима. И
Котуз сказал, чтобы схватили его и бросили в яму под Фустатом, где сидели
нарушившие справедливость и порядок...

Он шел к Айн-Джалуте, а монголы шли ему навстречу. Они были барбарои и
шли всегда прямо, не сворачивая. А на длинной монгольской дороге были города
и страны, где эмиры умели писать и читать написанное. И люди в этих городах
и странах знали бога, который мешал им смотреть прямо. И они всегда искали
непрямой путь к спасению. И монголы шли прямо, и их путь был всегда самый
короткий.

В море стал он Бейбарсом и знал прямой путь. Не было другого пути в
качающейся темноте, когда прыгнул он Маленькому на спину. Твердые бугры с
тех нор на его руках... Девять тысяч мамелюков взял он с собой, Бахр и
Бурджи--Речных и Башенных. Быстро шел он к Айи-Джалуте, чтобы не успели
франки соединиться с монголами. Знак бога рисовали франки на своих плащах и
на своих щитах, но не успел еще бог ухватить их за руки...

Монголы не знали других путей, кроме прямого, и это был самый
правильный путь. Когда они увидели мамелюков, то начали съезжаться плечо к
плечу и конь к коню, поворачиваясь в их сторону. И он дал знак, и ухнули
боевые трубы, и мамелюки тоже начали съезжаться плечо к плечу и конь к коню,
поворачиваясь к монголам. И, как монголы, прижались они друг к другу, и пыль
из-под копыт не могла пробиться между их телами.

И монголы удивились, потому что в первый раз увидели идущих к ним
прямым путем. И когда столкнулись мамелюки и монголы возле Айн-Джалуты, то
монголы рассыпались.

И кончились монголы, когда рассыпались, потому что не знали они пути,
кроме прямого. Никого не знали они, кроме своего эмира, и были как слепые
щенки каждый в отдельности. В разные стороны побежали монголы, бросив луки и
круглые кожаные щиты. В грязи и навозе было их хвостатое знамя цвета теплой
крови.

До конца он потел прямым путем. Плотными отрядами по сорок разъехались
мамелюки по пустыне, догоняя монголов и отрезая им головы. И собрал он все
отрезанные головы и построил из них красную пирамиду на высоком берегу
Евфрата. Никогда больше не шли монголы в страну Миср. И дальше не шли они
через страну Миср в страны франков, потому что он остановил их в
Айн-Джалуте. Так стал он Абуль-Футух -- Отец Победы.

И когда он вернулся в Эль-Кахиру, Котуз приготовил ему белый дом с
двенадцатью фонтанами. И ждали его там черные мамелюки с отравленными
ножами. Но он прыгнул первым, и на площади перед мечетью Ибн-Ту-луна, где
встречал его Котуз, он убил его. И сам он отрезал голову Котуза с блестящими
коричневыми глазами и бросил ее на стертые кирпичи перед мечетью
Ибн-Ту-луна...

Конь шел ровно... Из-за холмов поднимался храм. Люди построили его,
которые строили пирамиды. На стенах нарисовали они своих богов, об их
мудрости и силе написали они. Но победили их барбарои --люди пустыни, чей
бог был простой. Прямую дорогу знал тогда этот бог, и Пророк его не умел
писать.

И стали люди пустыни брать гладкие камни из этого храма. И построили
мечети в Эль-Кахире, мечети в Майсуре, в Тель-эль-Яхудие и в Эль-Лахуне
мечети с красивыми высокими минаретами. У людей страны Миср научились они
растить хлопок, рисовать треугольники и считать звезды. И научились писать
их пророки, и бог из пустыни перестал видеть прямую дорогу. И сами стали они
людьми страны Миср, которым неприятна кровь и знакомы слезы...

Мечети и башни построили из гладких каменных плит. И только один угол
храма пошел на это, такой он был большой. С той стороны, где брали камни,
въехал Бен-барс на крышу храма. И конь остановился, опустив голову...

Он сразу назвал себя султаном, когда убил Котуза. И всегда он был
Абуль-Футух, потому что отнял у франков Цезарею и Арсуф. Яффу и Антиохию он
тоже отнял у франков, потому что франки были уже другие. Они научились
мыться горячей водой и перестали носить бычьи шкуры. И стали они одеваться в
муслин и атлас, как люди Дамаска и Багдада, и под верхней одеждой стали
носить нижнюю, и часто меняли эту одежду. И бороды уже красиво подстригали
франки, как люди Дамаска и Багдада. Сахар они ели, которого не знали раньше.

И многие из франков умели писать и читать написанное, и учились они у
людей из Аль-Азхара и Низамийи рисовать треугольники и считать звезды. И не
умели уже идти прямым путем навстречу мамелюкам. Только в каменной Акре
остались франки, рисовавшие крест на своих плащах. Он, Абуль-Футух, положил
предел им по эту сторону моря, куда пришли они на могилу своего бога.

И монгольские ильханы за Евфратом быстро научились мыться горячей
водой, носить мягкую одежду и есть сахар. Бога нашли они себе, и писать
научились, и перестали быть опасными.

Никто не мешал ему теперь идти с мамелюками на Восток, в богатую
армянскую Киликию, и на Запад никто не мешал ему идти, в Барку и Ливию. И на
Юг, в святые города Хпджаза. И в Эфиопию, за черными рабами...

Бесплодны люди, не умеющие смотреть прямо... На стене храма из белых
каменных плит стоит его конь. В черном кожаном седле сидит он, Бейбарс, и
смотрит на Восток, и на Север, и на Юг. И видит только желтый песок,
скованный острыми камнями, которые ранят копыта лошадей. На небо смотрит он.
И видит круглое белое солнце. Вниз смотрит, и каждую травинку видит внизу.
Суслика видит он, который побежал от круглой норки и камнем метнулась тень
орла по земле. И твердые когти вошли в мягкое тело, и красные брызги
остались на белом камне. Брызги почернели сразу, потому что камень
горячий... Все это так, как он видит. И у того, кто видит не так, косые
глаза.

Они смотрят на желтый песок и говорят, что это не простой песок, потому
что ехал по нему Пророк. И на человека смотрят они и говорят, что это не
просто человек. И на женщину смотрят они и говорят, что это не просто
женщина. И второе, и третье имя дают они всему, что видят.

Он прямо видит все, и поэтому он Абуль-Футух. И он понял, что такое
гуманус и культура, о которых говорил ему генуэзец Джакомо в кожаных штанах.
Это писк суслика, который не услышал он отсюда. Никогда его лицо не было
мокрым!.. Белый и зеленый мрамор привозит в Эль-Кахиру генуэзец на своих
кораблях. И ездит в Аль-Азхар, чтобы срисовывать треугольники. И руки у
купца гладкие, без бугров...

Он Бейбарс и смотрит прямо. И он все вернул стране Миср, что отнял у
нее Айбек. Султаном назвал он себя. И надел мамелюкам браслет на левую руку.
Только клеймо изменил он на браслете. И вернул Эмирам Тысячи красные сапоги,
а Эмирам Сорока --синие сапоги.

И дал он мамелюкам власть в стране Миср. Землю у Реки и людей страны
Миср для ее обработки дал он каждому эмиру. В Эль-Кахиру отправляют все, что
собирают с этой земли. И только мамелюки могут быть эмирами городов и
областей, потому что носят его браслет.

Под зеленым деревом на Острове наковывают мамелюкам этот браслет, чтобы
была у них родина. И детские дома сделал он на Острове и в Фустате. Крепких
мальчиков от мамелюков забирают в эти дома, чтобы не знали они отца и
матери, которые делают человека слабым.

И выпустил он из ямы под Фустатом человека, назвавшегося братом халифа
правоверных, и назвал его братом халифа. И сажает он его на ковер, чтобы
знали это люди страны Миср, и люди Дамаска, и люди Кордовы, и все другие
люди, которые пять раз в день прижимают лицо к земле, когда молятся. Пусть в
Эль-Кахире будет их бог.

И раз в году разбрасывают перед мечетями хлеб от него людям страны
Миср, чтобы знали они, что он о них заботится. И не видят его никогда люди