хрустящих денежных бумажки, тетради мои положил в портфель, и его не
стало в комнате.
свет, пил холодный чай и представлял себе прилавки книжных магазинов.
Множество народу входило в магазин, спрашивало книжку журнала. В
домах сидели под лампами люди, читали книжку, некоторые
вслух.
сравнительно молод, не следует смеяться надо мною.
Украсть не трудно. На место положить - вот в чем штука. Имея в кармане
браунинг в кобуре, я приехал к моему другу.
полу в коридоре, заглядывая в какие-то корзины.
вчера, но ему почему-то казалось, что он его вчера ночью еще видел в
столе.)
прямо к крану прошел...
друг. - Не думаю же я, что это вы сперли.
водопроводчик.При этом мамаша изображала водопроводчика и даже
подражала его интонациям.
шапку повесил - и пошел...
устремился за нею, я сделал одно ложное движение, якобы за ними,
тотчас свернул в кабинет, положил браунинг не в левый, а в правый
ящик стола и отправился в кухню.
загадочная история, - да, ясно, что украли.
некоторое время, - ведь если никого не было, кто же может его
украсть?
передней. Там ничего не нашлось.
милицию заявлять.
засунуть?
воскликнул мой приятель и в доказательство открыл средний ящик стола.
Потом что-то пошептал губами, открыл левый и даже руку в него
засунул, потом под ним нижний, а затем уже с проклятием открыл
правый.
Нашелся!
обедать.
сделал шаг, который можно назвать рискованным, - бросил службу в
"Вестнике пароходства".
писателей, из которых некоторые имели уже крупную известность. Но все
это теперь как-то смылось в моей памяти, не оставив ничего, кроме
скуки, в ней, все это я позабыл. И лишь не могу забыть одной вещи:
это знакомства моего с издателем Рудольфи - Макаром
Рвацким.
некоторая эрудиция, у него только одного не было - денег. А между тем
азартная любовь Рудольфи к своему делу толкала его на то, чтобы во
что бы то ни стало издавать толстый журнал. Без этого он умер бы, я
полагаю.
на одном из бульваров Москвы. Здесь помещался издатель Рвацкий, как
пояснил мне Рудольфи. Поразило меня то, что вывеска на входе в
помещение возвещала, что здесь - "Бюро фотографических принадлежностей".
принадлежностей, за исключением нескольких отрезов ситцу и сукна, в
газетную бумагу завернутых, не было в помещении.
оживленно разговаривали между собою. Я услыхал мельком два
слова - "проволока" и "банки", страшно удивился, но и меня встретили
удивленными взорами. Я сказал, что я к Рвацкому по делу. Меня
немедленно и очень почтительно проводили за фанерную перегородку, где
удивление мое возросло до наивысшей степени.
нагроможденные одна на другую коробки с кильками.
его издательстве. Рвацкий был человеком сухим, худым, маленького
роста, одетым для моего глаза, привыкшего к блузам в "Пароходстве",
крайне странно. На нем была визитка, полосатые брюки, он был при
грязном крахмальном воротничке, а воротничок при зеленом галстуке, а
в галстуке этом была рубиновая булавка.
расстроил, когда я объяснил, что пришел подписать договор с ним на
печатание моего романа в издаваемом им журнале. Но тем не менее он
быстро пришел в себя, взял принесенные мною два экземпляра договора,
вынул самопишущее перо, подписал, не читая почти, оба и подпихнул мне
оба экземпляра вместе с самопишущим пером. Я уже вооружился
последним, как вдруг глянул на коробки с надписью "Килька отборная
астраханская" и сетью, возле который был рыболов с засученными
штанами, и какая-то щемящая мысль вторглась в
меня.
договоре? - спросил я.
не подписываете?
- Так мы уже тогда заодно и подпишем договор, - сказал
я, - когда заминка уляжется.
деньгах.
деньги даже во вторник можно.
застегнул пуговицу.
говорят еще, что писатели непрактичный народ.
встревоженно оглянулся, но вбежал какой-то молодой человек и подал
Рвацкому картонный билетик, завернутый в белую бумажку. "Это билет с
плацкартой, - подумал я, - он куда-то едет..."
чего я никак не предполагал, что это может быть.
указана в договоре, а на остальные суммы написал мне векселя. Я в
первый и в последний раз в жизни держал в руках векселя, выданные
Земляной Андрей
Херберт Фрэнк
Круз Андрей
Сертаков Виталий
Мичурин Артем
Фазиль Искандер