скутарийскими холмами, "при слиянии водных путей и путей караванных". Но
восточный поэт сказал не хуже: "Здесь пала тень Птицы Хумай".
чительно-сладостные мистерии Кружащихся Дервишей.
колько лет тому назад, в один из таких же жарких весенних дней, Герасим
привел меня к его старой каменной ограде, и мы вошли, вместе с другими
"франками", в небольшой каменный двор.
шейхов-настоятелей, налево - кельи в ветхом деревянном доме под черепи-
цей, а против входа - деревянную мечеть.
сокий зал, обведенный с трех сторон хорами и украшенный только сурами
Корана.
рабанами, по бокам - зрители.
дервишей - все босые, в коричневых мантиях, в войлочных черепенниках, с
опущенными ресницами, с руками, смирно сложенными на груди.
друг против друга.
литву, флейты внезапно подхватили ее на верхней страстной ноте - и в тот
же миг, столь же внезапно и страстно, дервиши ударили ладонями в пол с
криком во славу Бога, откинулись назад - и снова ударили.
гуськом за шейхом вокруг зала, обертываясь и низко кланяясь друг другу
возле его места.
белых кофтах с длинными широкими рукавами - и закружились в танце:
взвизгнула флейта, бухнул барабан - и дервиши стали подбегать с поклоном
к шейху, как мяч, отпрядывать от него и, раскинув руки, волчком пус-
каться по залу.
раздувшимися в колокол юбками.
печаль которых уже перешла в упоение этой печалью, все быстрее неслись
по залу белые кресты-вихри, все бледнее становились лица, склонявшиеся
набок, все туже надувались юбки и все крепче топал ногою шейх: приближа-
лось страшное и сладчайшее "исчезновение в Боге и вечности"...
у дервишей. Теплый, сильный ветер гудит за мною в вышке, пространство
точно плывет подо мною, туманно-голубая даль тянет в бесконечность...
Этот вихрь вкруг шейха зародился там, в этой дали: в мистериях индусов,
в таинствах огнепоклонников, в "расплавке" и "опьянении" суфийства с его
мистическим языком, в котором под вином и хмелем разумелось упоение бо-
жеством. И опять мне вспоминаются слова Саади, "употребившего жизнь свою
на то, чтобы обозреть Красоту Мира":
словом!
рый, после смерти поэта, разнес по вселенной благоухание цветника его
сердца.
Мира, влекшую в халет, веселие.
его вина?
песни, приходит в восторг. Как же назвать человека, не чувствующего это-
го восторга?
заглядевшись на них, я не заметил, как поплыли кровли и купола Стамбула.
шли дельфины. Утренние пары таяли в тепле и свете, но даль еще терялась
в матовом тумане.
мелькнув, обдал теплым дымом. Старые стены дворца Константина и цветущие
сады Сераля дремали, пригретые солнцем. В оврагах алело искривленное иу-
дино дерево. Бледно-розовые минареты Софии уносились в небо...
парисов в Полях Мертвых... Стены кончились руиной Семибашенного замка...
И сиренево-серый очерк Стамбула стал уменьшаться и таять. Справа шли об-
рывы плоского прибрежья, цвета пемзы. А налево, до нежно-туманной сини
Принцевых островов, и впереди, до еще более туманных гор Азии, все шире
разбегались сияющие среди утреннего пара заливы. Над их необозримой
гладью кое-где висели дымки невидных пароходов...
фески и верблюжьи куртки, ласково-застенчивые улыбки и блестящие зубы,
карие глаза и гортанный говор. Белыми коконами сидели на коврах закутан-
ные женщины. Мечтательно играли четками хаджи в чалмах и халатах. Пели,
пили мастику, страстно спорили и бились в кости греки, похожие на пло-
хеньких итальянцев. Седобородый еврей в люстриновом пальто, в черной
непримятой шляпе на затылок, с пейсами и поднятыми бровями, ел, уединен-
но сидя на крышке трюма, маслины с белым хлебом и обсасывал пальцы. В
проходах несло кухонным чадом, теплом из стальной утробы мерно работаю-
щей машины, бегали белые повара с помоями. Наверху было чисто, просторно
и солнечно.
под левым бортом. За этим блеском расстилались и как будто наклонно
скользили вдаль, в чуть видной Азии, зеркала Кианского залива. В миле, в
полумиле от нас проходили итальянские и греческие грузовики с низкими
бортами и голыми мачтами. Медленно, стройно и плавно тянулись в Стамбул,
раскинувшись по всему морю, парусные барки. Одна бригантина прошла так
близко, что вся закачалась и закланялась, попав в волну от парохода, и
ярко озарила нас парусами. Под их серебристой тенью бежал загорелый че-
ловек в полосатой фуфайке. А зеленый хрусталь под бригантиной был так
прозрачен, что видно было все дно ее.
тент. Близился полдень, и в проходах между сеном уже стоял жаркий слад-
коватый запах степи.
кому потолку переливались зеркальные змеи, отраженные из-под левого бор-
та водою и солнцем.
Близко прошла дикая горбина острова Марморы, и было весело смотреть на
его блиставшие над водой обрывы, на сероватую зелень, покрывавшую его
ребра и скаты, на белые точки какого-то селенья, рассыпанного в одной из
его впадин.
обрывах справа.
Дарданелл.
нина Скамандра серебрилась в эту ночь легким туманом и печальным лунным
светом. Я видел ее смутно... Но это была уже Греция.
стала утром, против солнца, прозрачно-красной. Сладкий ветер ходил по
каюте. Быстро одевшись, я выбежал на недавно вымытую, еще темную палубу.
было уже не то. Это было густое сине-лиловое масло. И впереди и влево по
его равнине таяли в светлой дымке фиолетовые силуэты Архипелага. А нап-
раво тянулись зелено-сиреневые горы: Эвбея.
как кожа бегемота. А позднее, когда солнце уже жгло плечи и я с изумле-
нием глядел на это горящее масло, лизавшее пароход и порою плескавшее
языками бирюзового пламени, открылись, наконец, "пустынные горы" Гимета.
ках и дриадах, о богах и празднествах с цветами и хорами, - как будто в
древней Греции только и делали, что праздновали, - тысячи тысяч людей
рисуют себе какой-то пошлый элизиум вместо этой каменистой, сухой стра-
ны. Каков-то Акрополь? Все бинокли искали его, греки с юта с азартом ты-
кали пальцами вдаль. И вот нашел, наконец, я нечто смутно-желтевшее на
каменистом холме, одиноко стоящем за морем крыш в долине, - нечто вроде
небольшой дикой крепости. И, взглянув на этот голый холм пелазгов, впер-
вые в жизни всем существом своим ощутил я древность.
комиссионеры отелей... Маленький быстрый поезд в полчаса доставил нас в
Афины. По ослепительно-белым улицам еду я, выйдя из вагона. Высоко сидит
на козлах кучер в соломенной шляпе, хлопая бичом над парой резвых кляч в
Ильин Андрей
Маккефри Энн
Круз Андрей
Шилова Юлия
Корнев Павел