и, только взглянув поближе и попристальнее, увидите, что это какой-то
мертвец на пружинах. Все средства искусства употреблены, чтоб закостюми-
ровать эту мумию в юношу. Удивительные парик, бакенбарды, усы и эс-
паньолка, превосходнейшего черного цвета закрывают половину лица. Лицо
набеленное и нарумяненное необыкновенно искусно, и на нем почти нет мор-
щин. Куда они делись? - неизвестно. Одет он совершенно по моде, точно
вырвался из модной картинки. На нем какая-то визитка или что-то подоб-
ное, ей-богу, не знаю, что именно, но только что-то чрезвычайно модное и
современное, созданное для утренних визитов. Перчатки, галстук, жилет,
белье и все прочее - все это ослепительной свежести и изящного вкуса.
Князь немного прихрамывает, но прихрамывает так ловко, как будто и это
необходимо по моде. В глазу его стеклышко, в том самом глазу, который и
без того стеклянный. Князь пропитан духами. Разговаривая, он как-то осо-
бенно протягивает иные слова, - может быть, от старческой немощи, может
быть, оттого, что все зубы вставные, может быть, и для пущей важности.
Некоторые слоги он произносит необыкновенно сладко, особенно напирая на
букву э. Да у него как-то выходит ддэ, но только еще немного послаще. Во
всех манерах его что-то небрежное, заученное в продолжение всей фран-
товской его жизни. Но вообще, если и сохранилось что-нибудь от этой
прежней, франтовской его жизни, то сохранилось уже как-то бессозна-
тельно, в виде какого-то неясного воспоминания, в виде какой-то пережи-
той, отпетой старины, которую, увы! не воскресят никакие косметики, кор-
сеты, парфюмеры и парикмахеры. И потому лучше сделаем, если заранее
признаемся, что старичок если и не выжил еще из ума, то давно уже выжил
из памяти и поминутно сбивается, повторяется и даже совсем завирается.
Нужно даже уменье, чтоб с ним говорить. Но Марья Александровна надеется
на себя и, при виде князя, приходит в неизреченный восторг.
тя за обе руки и усаживая его в покойное кресло. - Садитесь, садитесь,
князь! Шесть лет, целых шесть лет не видались, и ни одного письма, даже
ни строчки во все это время! О, как вы виноваты передо мною, князь! Как
я зла была на вас, mon cher prince! Но - чаю, чаю! Ах, боже мой, Нас-
тасья Петровна, чаю!
сказать, что он немного шепелявит, но и это делает как будто по моде). -
Ви-но-ват! и представьте себе, еще прошлого года непре-менно хотел сюда
ехать, - прибавляет он, лорнируя комнату. - Да напугали: тут, говорят,
хо-ле-ра была.
личиться. Марья Александровна обмеривает его строгим взглядом.
как ваш муж, моя милая Анна Николаевна? Все по своей проку-рорской час-
ти?
Мой муж не про-ку-рор...
евну Антипову! - вскрикивает догадливый Мозгляков, но тотчас спохватыва-
ется, замечая, что и без этих пояснений Марью Александровну как будто
всю покоробило.
повну, именно Анти-повну, - подтверждает князь.
горькой улыбкой. - Я вовсе не Анна Николаевна и, признаюсь, никак не
ожидала, что вы меня не узнаете! Вы меня удивили, князь! Я ваш бывший
друг, Марья Александровна Москалева. Помните, князь, Марью Александров-
ну?..
вы-то и есть( как ее) - ну да! Анна Васильевна... C'est delicieux! Зна-
чит, я не туда заехал. А я думал, мой друг, что ты именно ве-зешь меня к
этой Анне Матвеевне. C'est charmant! Впрочем, это со мной часто случает-
ся... Я часто не туда заезжаю. Я вообще доволен, всегда доволен, что б
ни случилось. Так вы не Настасья Ва-сильевна? Это инте-ресно...
передо мной! Забыть своего лучшего, лучшего друга!
дываясь на Зину.
время, когда вы были здесь, помните, в -м году?
лорнируя Зину. - Mais quelle beaute! - шепчет он, видимо пораженный.
на казачка, стоящего перед ним с подносом в руках. Князь берет чашку и
засматривается на мальчика, у которого пухленькие и розовые щечки.
мальчик!.. и-и-и, верно, хо-ро-шо.. ведет себя?
об ужаснейшем происшествии! Признаюсь, я была вне себя от испуга... Не
ушиблись ли вы? Смотрите! этим пренебрегать невозможно...
ным одушевлением. - Я уже думал, что наступает светопреставление или
что-нибудь в этом роде, и так, признаюсь, испугался, что - прости меня,
угодник! - небо с овчинку показалось! Не ожидал, не ожи-дал! совсем не
о-жи-дал! И во всем этом мой кучер Фе-о-фил виноват! Я уж на тебя во
всем надеюсь, мой друг: распорядись и разыщи хорошенько. Я у-ве-рен, что
он на жизнь мою по-ку-шался.
зыщу! Только послушайте, дядюшка! Простите-ка его, для сегодняшнего дня,
а? Как вы думаете?
еще Лаврентий, которого я дома оставил. Вообразите: нахватался, знаете,
каких-то новых идей! Отрицание какое-то в нем явилось... Одним словом:
коммунист, в полном смысле слова! Я уж и встречаться с ним боюсь!
на. - Вы не поверите, как я сама страдаю от этих негодных людишек! Вооб-
разите: я теперь переменила двух из моих людей, и признаюсь, они так
глупы, что я просто бьюсь с ними с утра до вечера. Вы не поверите, как
они глупы, князь!
глуп, - замечает князь, который, как и все старички, рад, когда болтовню
его слушают с подобострастием. - К лакею это как-то идет, - и даже сос-
тавляет его достоин-ство, если он чистосердечен и глуп. Разумеется, в
иных только слу-ча-ях. Са-но-ви-тости в нем оттого как-то больше,
тор-жественность какая-то в лице у него является; одним словом, благо-
воспитанности больше, а я прежде всего требую от человека бла-го-воспи-
тан-ности. Вот у меня Те-рен-тий есть. Ведь ты помнишь, мой друг,
Те-рен-тия? Я, как взглянул на него, так и предрек ему с первого раза:
быть тебе в швейцарах! Глуп фе-но-менально! смотрит, как баран на воду!
Но какая са-но-витость, какая торжественность! Кадык такой, светло-розо-
вый! Ну, а - ведь это в белом галстухе и во всем параде составляет эф-
фект. Я душевно его полюбил. Иной раз смотрю на него и засматриваюсь:
решительно диссертацию сочиняет, - такой важный вид! одним словом, нас-
тоящий немецкий философ Кант или, еще вернее, откормленный жирный индюк.
Совершенный comme il faut для служащего человека!..
хлопает в ладошки. Павел Александрович вторит ей от всего сердца: его
чрезвычайно занимает дядя. Захохотала и Настасья Петровна. Улыбнулась
даже и Зина.
князь! - восклицает Марья Александровна. - Какая драгоценная способность
подметить самую тонкую, самую смешную черту!.. И исчезнуть из общества,
запереться на целых пять лет! С таким талантом! Но вы бы могли писать,