его без ответа.
хотя и незримого, перед самовольным входом в чужое владение. Видя, что
часовой неподвижен, я ступил на трап и очутился на палубе.
крышке бортового ящика. Я никогда не видел, чтобы простой матрос был одет
так, как этот неизвестный человек. Его дорогой костюм из тонкого серого
шелка, воротник безукоризненно белой рубашки с синим галстуком и крупным
бриллиантом булавки, шелковое белое кепи, щегольские ботинки и кольца на
смуглой руке, изобличающие возможность платить большие деньги за украшения,
- все эти вещи были несвойственны простой службе матроса. Кроме того -
смуглые, чистые руки, без шершавости и мозолей, и упрямое, дергающееся во
сне, худое лицо с черной, заботливо расчесанной бородой являли без других
доказательств, прямым внушением черт, что этот человек не из низшей команды
судна. Колеблясь разбудить его, я медленно прошел к трапу кормовой рубки,
так как из ее приподнятых люков шел свет. Я надеялся застать там людей. Уже
я занес ногу, как меня удержало и остановило легкое невидимое движение. Я
повернулся и очутился лицом к лицу с вахтенным.
брюк, а правая, отгоняя сон, прошлась по глазам и опустилась, потирая
большим пальцем концы других. Это был высокий, плечистый человек, выше меня,
с наклоном вперед. Хотя его опущенные веки играли в невозмутимость, под ними
светилось плохо скрытое удовольствие - ожидание моего смущения. Но я не был
ни смущен, ни сбит и взглянул ему прямо в глаза. Я поклонился.
слова и как бы рассматривая их перед собой. - Как вы попали на палубу?
недоразумениям с его стороны, так как полагал, что моя внешность достаточно
красноречива в любой час и в любом месте. - Я вас окликнул, вы спали. Я
поднялся и, почему-то не решившись разбудить вас, хотел пойти вниз.
ударением, - мне следует назвать себя: Томас Гарвей.
проснулись, и в них отметилась нерешительность чувств - помесь флегмы и
бешенства. Должно быть, первая взяла верх, так как, сжав губы, он неохотно
наклонил голову и сухо ответил:
таким ранним визитом?
на линии быстро восходящего равновесия, под защитой всего этого случая, во
всем объеме его еще не установленного значения.
началом дня, - я, конечно, явился безумно рано. Боюсь, что вы сочтете повод
неуважительным. Однако необходимо объяснить, почему я взошел на палубу.
Некоторое время я был болен, и мое состояние, по мнению врачей, станет еще
лучше, чем теперь, если я немного попутешествую. Было признано, что плавание
на парусном судне, несложное существование, лишенное даже некоторых удобств,
явится, так сказать, грубой физиологической правдой, необходимой телу иногда
точно так, как грубая правда подчас излечивает недуг моральный. Сегодня,
прогуливаясь, я увидел этот корабль. Он, сознаюсь, меня пленил. Откладывать
свое дело я не решился, так как не знаю, когда вы поднимете якорь, и
подумал, что завтра могу уже не застать вас. Во всяком случае - прошу меня
извинить. Я в состоянии заплатить, сколько надо, и с этой стороны у вас не
было бы причины остаться недовольным. Мне также совершенно безразлично, куда
вы направитесь. Затем, надеюсь, что вы меня поняли, - я думаю, что устранил
досадное недоразумение. Остальное зависит теперь от вас.
выражений его лица, значение которой я мог определить как сопротивление. Но
разговор только что начался, и я не терял надежды.
судно не принадлежит мне. Его владелец - Браун, компания "Арматор и Груз".
Прошу вас сойти вниз, где нам будет удобнее говорить.
рукой по направлению к трапу был точен и сух.
было. Беглый взгляд, брошенный мной на обстановку, не дал впечатления,
противоречащего моему настроению, но и не разъяснил ничего, хотя казалось
мне, когда я спускался, что будет иначе. Я увидел комфорт и беспорядок. Я
шел по замечательному ковру. Отделка помещения обнаруживала богатство
строителя корабля... Мы сели на небольшой диван, и в полном свете я
окончательно рассмотрел Геза.
результате. При передаче лица авторы, как правило, бывают поглощены фасом,
но никто не хочет признать значения профиля. Между тем профиль замечателен
потому, что он есть основа силуэта - одного из наиболее резких графических
решений целого. Не раз профиль указывал мне второго человека в одном, - как
бы два входа с разных сторон в одно помещение. Я отвожу профилю значение
комментария и только в том случае не вспоминаю о нем, если профиль и фас, со
всеми промежуточными сечениями, уравнены духовным балансом. Но это
встречается так редко, что является исключением. Равно нельзя было
присоединить к исключениям лицо Геза. Его профиль шел от корней волос
откинутым, нервным лбом - почти отвесной линией длинного носа, тоскливой
верхней и упрямо выдающейся нижней губой - к тяжелому, круто завернутому
подбородку. Линия обрюзгшей щеки, подпирая глаз, внизу была соединена с
мрачным усом. Согласно языку лица, оно выказывалось в подавленно-настойчивом
выражении. Но этому лицу, когда оно было обращено прямо, - широкое,
насупленное, с нервной игрой складок широкого лба - нельзя было отказать в
привлекательной и оригинальной сложности. Его черные красивые глаза
внушительно двигались под изломом низких бровей. Я не понимал, как могло
согласоваться это сильное и страстное лицо с флегматическим тоном Геза -
настолько, что даже ощущаемый в его словах ход мыслей казался невозмутимым.
Не без основания ожидал я, в силу противоречия этого, неприятного, по его
смыслу, эффекта, что подтвердилось немедленно.
только с разрешения Брауна. Но, признаюсь, я против пассажира на грузовом
судне. С этим всегда выходят какие-нибудь неприятности или хлопоты. Кроме
того, моя команда получила вчера расчет, и я не знаю, скоро ли соберу новый
комплект. Возможно, что "Бегущая" простоит месяц, прежде чем удастся
наладить рейс. Советую вам обратиться к другому капитану.
что сказать, как на палубе раздались шаги и возглас: "Ха-ха!",
сопровождаемый, должно быть, пьяным широким жестом.
головы до ног и сказал:
возвращусь.
стукнуться лбом. Оставшись один, я осмотрелся внимательно. Я плавал на
различных судах, а потому был убежден, что этот корабль, по крайней мере при
его постройке, не предназначался перевозить кофе или хлопок. О том говорили
как его внешний вид, так и внутренность салона. Большие круглые окна -
"иллюминаторы", диаметром более двух футов, какие никогда не делаются на
грузовых кораблях, должны были ясно и элегантно озарять днем. Их винты,
рамы, весь медный прибор отличался тонкой художественной работой.
Венецианское зеркало в массивной раме из серебра; небольшие диваны, обитые
дорогим серо-зеленым шелком; палисандровая отделка стен; карнизы, штофные
портьеры, индийский ковер и три электрических лампы с матовыми колпаками в
фигурной бронзовой сетке были предметами подлинной роскоши - в том виде, как
это технически уместно на корабле. На хорошо отполированном, отражающем
лампы столе - дымчатая хрустальная ваза со свежими розами. Вокруг нее, среди
смятых салфеток и стаканов с недопитым вином, стояли грязные тарелки. На
ковре валялись окурки. Из приоткрытых дверей буфета свешивалась грязная
тряпка.
его возвращении, - будет ли он против, если Браун даст мне согласие плыть на
"Бегущей" в отдельной каюте и за приличную плату.
пользу такими соображениями, которые являются уважительными для вас.
проявил вежливую настойчивость и изъявил желание поступить наперекор Гезу.
говорил.
Проиграв дело в одной инстанции, следует обратиться к другой.
очень не нравилось.
флегма исчезла, как взвившаяся от ветра занавеска; лицо неприятно и дерзко
оживилось. - Кой черт все эти разговоры? Я капитан, а потому пока что хозяин
этого судна. Вы можете поступать, как хотите,
успокоил бы его одним внимательным взглядом, но почему-то я был уверен, что,
минуя все, мне предстоит в скором времени плыть с Гезом на его корабле
"Бегущая по волнам", а потому решил не давать более повода для обиды. Я
приподнял шляпу и покачал головой.
руку, которую он пожал весьма сухо. - Самые невинные обстоятельства толкают
меня сломать лед. Может быть, вы не будете сердиться впоследствии, если мы