ничего не могу изменить". В другой раз он хотел сделать королеве замечание
за то, что она дала госпоже де Полиньяк приданое для новорожденного в триста
тысяч франков; что вы на это скажете?
полюбуйтесь на этих Полиньяков! Всего десять лет назад они были нищими, а
теперь уезжают из Франции и увозят с собой миллионы! Не жалко было бы, если
бы они хоть что-нибудь умели делать! А то ведь дай этим бездельникам молот
да поставь их к наковальне, так они же не сумеют даже конскую подкову
выковать! Дай им напильник и тиски, они не смогут простой болт для замка
выточить... Зато как умеют говорить, какие они кавалеры, как они себя
называют. И вот сами толкнули короля на это дело, а теперь он должен один
разбираться со всеми этими Байи, Лафайетами и Мирабо. Уж я-то мог бы ему
присоветовать что-нибудь путное, если бы он пожелал меня послушать, так нет
же: мне, своему учителю, он назначил всего полторы тысячи ливров ренты, а
ведь я ему - Друг, ведь я вложил ему напильник в руки!
прибыль?
имя! Со времени взятия Бастилии ноги моей не было во дворце. Раза два я
встречал его на улице. В первый раз было много народу, и он мне только
кивнул. В другой раз это случилось на Саторийской дороге; мы были одни, он
приказал кучеру остановиться. "А-а, Гамен, здравствуй, - со вздохом
проговорил он. - Что, все идет не так, как вам хотелось бы, да? Ну, ничего,
это послужит вам уроком... А как твоя жена, дети? - перебил он. - Все
хорошо?.." - "Просто превосходно! У детей зверский аппетит, так-то вот..." -
"Постой, постой, - сказал король, - передай им от меня подарок". Он обшарил
все карманы и наскреб девять луидоров. "Это все, что у меня есть, Гамен, -
сказал он, - мне очень стыдно за такой скромный подарок". Оно и верно:
согласитесь, тут есть чего устыдиться: у короля оказалось при себе
всего-навсего девять луидоров; вот что он мог предложить приятелю, другу:
девять луидоров!.. Ну уж...
стыдливый и все равно возьмет!" Но это ничего не значит. Он может быть
спокоен, я все равно к нему не пойду, если только он не пришлет за мной
кого-нибудь в Версаль, да и то еще поглядим!
верность и в трудные для короля дни! Последний стаканчик за здоровье вашего
ученика!
выпил.
больше десяти тысяч бутылок, да каждая из них - в десять раз лучше этой!.. А
вот никогда он не сказал выездному лакею: "Ну-ка, имярек, возьмите корзину с
вином да отнесите ее моему другу Гамену". Как же! Ему больше нравилось поить
им своих телохранителей, швейцарцев и наемных солдат из Фландрии: ну что ж,
в этом он преуспел!
свой стакан. - Короли тоже бывают неблагодарными! Тес! Мы не одни!
уставились на незнакомца и Гамена, допивавших вторую бутылку вина.
заставило незнакомца усмехнуться.
длинноногим. Что до женщины, то и вовсе непонятно было, что это такое.
футов росту, да еще казался дюйма на два ниже из-за того, что ноги у него
были сведены в коленях; даже когда он расставлял их в стороны. Его лицо не
скрашивало, а, напротив, усугубляло этот недостаток; жирные грязные волосы
прилипли ко лбу; бесцветные брови были, казалось, не на месте; глаза ничего
не выражали, они словно остекленели и были тусклыми, как у жабы: только в
минуты раздражения в них загорался на мгновение огонек, как в неподвижном
зрачке разъяренной гадюки; нос у него был приплюснут и свернут на сторону,
что лишь подчеркивало выступавшие скулы; ну и, наконец, дополнял этот
отвратительный портрет его кривой рот: желтоватые губы едва прикрывали
редкие расшатанные почерневшие зубы.
желчь.
короткие и кривые, а этот был похож на цаплю на ходулях. Его сходство с этой
птицей было тем большим, что он был горбун, и голова его совершенно ушла в
плечи; только два налитых кровью глаза да длинный и заостренный, похожий на
клюв, нос напоминали о том, что у этого человека есть голова. Глядя на него,
можно было подумать, что его шея, как шея цапли, способна вытянуться, будто
пружина, и он того и гляди выклюет глаз тому, кого избрал своей жертвой.
Однако все это было ничто по сравнению с его руками, обладавшими, казалось,
необычайной гибкостью; когда он сидел за столом, то стоило ему протянуть
руку под стол, как он, не сгибаясь, тут же подхватил платок, оброненный им
после того, как он вытер лоб, мокрый и от пота, и от дождя.
котором легко было угадать вид, но не род. Это было существо неведомого пола
лет тридцати четырех в элегантном костюме рыночной торговки, украшенном
золотыми цепочками и серьгами, фартучком и кружевным платочком; черты лица
этого существа, насколько можно было различить их под толстым слоем белил и
румян, да сверх того невероятным количеством разнообразной формы мушек,
налепленных поверх румян, были несколько расплывчаты, как у представителей
вырождающихся рас. Стоило лишь раз увидеть это существо, стоило только
однажды испытать сомнения, которые мы только что описали, как хотелось
услышать и его голос, чтобы определить, мужчина перед вами или женщина. Но
увы: голос, напоминавший сопрано, оставлял наблюдателя в прежнем сомнении,
зародившемся при виде этого существа; слух не помогал зрению.
их владельцы долгое время таскались по улицам.
дорогой господин Гэмен, - проговорил незнакомец, взявшись за ружье и
надвинув колпак на ухо, - у них появилось общее дело, а раз так, надобно
вместе их и оставить.
вспомнить имя женщины.
сделать: эта торговка - герцог д'Эгийон.
спутника.
преследовавшей его с криками:
были двое размахивавших пиками, на которые было насажено по окровавленной
голове.
который налетел в дверях на Га-мена.
- закричал цирюльник, скрываясь в кабачке.
волосы этим бедным парням. Во времена революции кое-кому приходят иногда в