спали крепким сном, а он сам не мог теперь сомкнуть глаз.
преградой между его телом и клыками голодных волков. Обе собаки сидели у
ног своего хозяина - одна справа, другая слева - в надежде, что он защи-
тит их; они выли, взвизгивали и принимались исступленно лаять, если ка-
кой-нибудь волк подбирался к костру ближе остальных. Заслышав лай, весь
круг приходил в движение, волки вскакивали со своих мест и порывались
вперед, нетерпеливо воя и рыча, потом снова укладывались на снегу и один
за другим погружались в сон.
один, то другой волк ползком подвигался вперед, пока все они не оказыва-
лись на расстоянии почти одного прыжка от Генри. Тогда он выхватывал из
костра головни и швырял ими в стаю. Это вызывало поспешное отступление,
сопровождаемое разъяренным воем и испуганным рычанием, если пущенная
меткой рукой головня попадала в какого-нибудь слишком смелого волка.
он сварил себе завтрак, а в девять часов, когда дневной свет разогнал
волков, принялся за дело, которое обдумал в долгие ночные часы. Он сру-
бил несколько молодых елей и, привязав их высоко к деревьям, устроил по-
мост, затем, перекинув через него веревки от саней, с помощью собак под-
нял гроб и установил его там, наверху.
человек, им не достать, - сказал он, обращаясь к мертвецу, погребенному
высоко на деревьях.
вали за собаками, которые прибавили ходу, зная, как и человек, что опас-
ность минует их только тогда, когда они доберутся до форта Мак-Гэрри.
ней и рядом, высунув языки, поводя тощими боками. Волки были до того ху-
ды - кожа да кости, только мускулы проступали, точно веревки, - что Ген-
ри удивлялся, как они держатся на ногах и не валятся в снег.
золотистым краешком показалось над горизонтом. Генри увидел в этом доб-
рое предзнаменование. Дни становились длиннее. Солнце возвращалось в эти
края. Но как только приветливые лучи его померкли, Генри сделал привал.
До полной темноты оставалось еще несколько часов серого дневного света и
мрачных сумерек, и он употребил их на то, чтобы запасти как можно больше
хвороста.
ная без сна ночь давала себя знать. Закутавшись в одеяло, положив топор
между ног, он сидел около костра и никак не мог преодолеть дремоту. Обе
собаки жались вплотную к нему. Среди ночи он проснулся и в каких-нибудь
двенадцати футах от себя увидел большого серого волка, одного из самых
крупных во всей стае. Зверь медленно потянулся, точно разленившийся пес,
и всей пастью зевнул Генри прямо в лицо, поглядывая на него, как на свою
собственность, как на добычу, которая рано или поздно достанется ему.
штук двадцать волков, смотревших на него голодными глазами или спокойно
спавших на снегу. Они напоминали ему детей, которые собрались вокруг
накрытого стола и ждут только разрешения, чтобы наброситься на ла-
комство. И этим лакомством суждено стать ему! "Когда же волки начнут
свой пир?" - думал он.
по-новому относится к собственному телу. Он наблюдал за работой своих
мускулов и с интересом разглядывал хитрый механизм пальцев. При свете
костра он несколько раз подряд сгибал их, то поодиночке, то все сразу,
то растопыривал, то быстро сжимал в кулак. Он приглядывался к строению
ногтей, пощипывал кончики пальцев, то сильнее, то мягче, испытывая
чувствительность своей нервной системы. Все это восхищало Генри, и он
внезапно проникся нежностью к своему телу, которое работало так легко,
так точно и совершенно. Потом он бросал боязливый взгляд на волков, смы-
кавшихся вокруг костра все теснее, и его, словно громом, поражала вдруг
мысль, что это чудесное тело, эта живая плоть есть не что иное, как мясо
- предмет вожделения прожорливых зверей, которые разорвут, раздерут его
своими клыками, утолят им свой голод так же, как он сам не раз утолял
голод мясом лося и зайца.
рыжую волчицу. Она сидела в каких-нибудь шести футах от костра и тоскли-
во поглядывала на человека. Обе собаки скулили и рычали у его ног, но
волчица словно и не замечала их. Она смотрела на человека, и в течение
нескольких минут он отвечал ей тем же. Вид у нее был совсем не свирепый.
В глазах ее светилась страшная тоска, но Генри знал, что тоска эта по-
рождена таким же страшным голодом. Он был пищей, и вид этой пищи возбуж-
дал в волчице вкусовые ощущения. Пасть ее была разинута, слюна капала на
снег, и она облизывалась, предвкушая поживу.
не успел дотронуться до нее, как волчица отпрянула назад: видимо, она
привыкла к тому, чтобы в нее швыряли чем попало. Волчица огрызнулась,
оскалив белые клыки до самых десен, тоска в ее глазах сменилась такой
кровожадной злобой, что Генри вздрогнул. Он взглянул на свою руку, заме-
тил, с какой ловкостью пальцы держали головню, как они прилаживались ко
всем ее неровностям, охватывая со всех сторон шероховатую поверхность,
как мизинец, помимо его воли, сам собой отодвинулся подальше от горячего
места - взглянул и в ту же минуту ясно представил себе, как белые зубы
волчицы вонзятся в эти тонкие, нежные пальцы и разорвут их. Никогда еще
Генри не любил своего тела так, как теперь, когда существование его было
столь непрочно.
пал, когда бороться с дремотой не хватало сил, и просыпался от визга и
рычания собак. Наступило утро, но на этот раз дневной свет не прогнал
волков. Человек напрасно ждал, что его преследователи разбегутся. Они
по-прежнему кольцом оцепляли костер и смотрели на Генри с такой наглой
уверенностью, что он снова лишился мужества, которое вернулось было к
нему вместе с рассветом.
него бросился самый смелый волк из стаи; однако прыжок был плохо рассчи-
тан, и волк промахнулся. Генри спасся тем, что отпрыгнул назад, и зубы
волка щелкнули в нескольких дюймах от его бедра.
щие головни отогнали ее на почтительное расстояние.
хвороста. Шагах в двадцати от саней стояла громадная засохшая ель. Он
потратил половину дня, чтобы растянуть до нее цепь костров, все время
держа наготове для своих преследователей несколько горящих веток. Доб-
равшись до цели, он огляделся вокруг, высматривая, где больше хвороста,
чтобы свалить ель в ту сторону.
что Генри почти не мог бороться со сном. Он уже не просыпался от рычания
собак. К тому же они рычали не переставая, а его усталый, погруженный в
дремоту мозг уже не улавливал оттенков в их голосах.
Машинально он ткнул головней в ее оскаленную пасть. Волчица отпрянула
назад, воя от боли, а Генри с наслаждением вдыхал запах паленой шерсти и
горелого мяса, глядя, как зверь трясет головой и злобно рычит уже в нес-
кольких шагах от него.
ющий сосновый сук. Едва он закрывал глаза, как боль от ожога будила его.
Так продолжалось несколько часов. Просыпаясь, он отгонял волков горящими
головнями, подбрасывал в огонь хвороста и снова привязывал сук к руке.
Все шло хорошо; но в одно из таких пробуждений Генри плохо затянул ре-
мень, и, как только глаза его закрылись, сук выпал у него из руки.
начальником фактории. И ему снится, что волки осаждают форт. Волки воют
у самых ворот, и они с начальником по временам отрываются от игры, чтобы
прислушаться к вою и посмеяться над тщетными усилиями волков проникнуть
внутрь форта. Потом - какой странный сон ему снился! - раздался треск.
Дверь распахнулась настежь. Волки ворвались в комнату. Они кинулись на
него и на начальника. Как только дверь распахнулась, вой стал оглуши-
тельным, он уже не давал ему покоя. Сон принимал какие-то другие очерта-
ния. Генри не мог еще понять, какие, и понять это ему мешал вой, не
прекращающийся ни на минуту.
стаей бросились на него. Чьи-то клыки впились ему в руку. Он прыгнул в
костер и, прыгая, почувствовал, как острые зубы полоснули его по ноге. И
вот началась битва. Толстые рукавицы защищали его руки от огня, он пол-
ными горстями расшвыривал во все стороны горящие угли, и костер стал под
конец чем-то вроде вулкана.
брови и ресницы были опалены, ноги уже не терпели жара. Схватив в руки
по головне, он прыгнул ближе к краю костра. Волки отступили. Справа и
слева - всюду, куда только падали угли, шипел снег: и по отчаянным прыж-
кам, фырканью и рычанию можно было догадаться, что волки наступали на
них.
топать по снегу ногами, чтобы остудить их. Обе собаки исчезли, и он
прекрасно знал, что они послужили очередным блюдом на том затянувшемся
пиру, который начался с Фэтти и в один из ближайших дней, может быть,
закончится им самим.