перекатывались через него и пена вздымалась так высоко, что ни скал, ни
столба, ни бочонка вовсе не было видно.
островок! Но случая все не представлялось. Островок лежал слишком далеко для
моих обычных прогулок, и слишком опасно было отправляться туда одному на
утлой лодчонке, а плыть со мной никто не соглашался. Гарри Блю обещал взять
меня туда с собой, но в то же время посмеивался над моим желанием посетить
островок. Что ему эта скала! Он не раз проплывал мимо нее, даже высаживался
там и привязывал лодку к столбу, чтобы пострелять морских птиц или половить
рыбу по соседству, но мне ни разу не случилось сопровождать его в этих
увлекательных поездках. Я все надеялся, что он как-нибудь возьмет меня с
собой, но под конец утратил всякую надежду: ведь я был свободен только по
воскресеньям, а воскресенье было для моего друга самым трудовым днем, потому
что в праздник множество людей едет кататься по морю.
принял дерзкое решение взять ялик и одному отправиться на риф. Таков был мой
план, когда я отвязал лодочку и ринулся на ней в сверкающий голубой простор
моря.
-==Глава VI. ЧАЙКИ==-
ничего особенного. Она была дерзкой только для мальчика моего возраста. Надо
было пройти три мили на веслах по открытому морю, почти совершенно потеряв
из виду берег. Так далеко я еще никогда не ходил. Даже половины этого
расстояния я не проделывал. Редко случалось мне одному, без Гарри, выходить
из бухты даже на милю от берега, да и то по мелководью; с ним-то я обошел
всю бухту, но в таких случаях мне не приходилось управлять лодкой, и,
доверяя уменью лодочника, я ничего не боялся. Другое дело -- одному: ведь
все зависело от меня самого. Если что-нибудь произойдет, никто не окажет мне
помощи, не даст совета... Едва я отъехал на милю, как моя затея стала мне
казаться не только дерзкой, но и безрассудной, и я уже готов был повернуть
обратно.
берега. Что, если какой-нибудь мальчик из тех, что мне завидуют -- а такие
были в деревне,-- видел, как я отправился на остров? Он тотчас догадается,
почему я повернул назад, и уж наверняка станет называть меня трусом. Отчасти
благодаря этой мысли, а отчасти потому, что желание посетить островок
все-таки еще не прошло, я приободрился и приналег на весла.
него, потому что он лежит как раз за моей спиной. Я сразу заметил, что
островок весь находится над водой -- прилив в это время был на самой низкой
точке. Но черных камней не было видно из-за сидевших на них птиц. Казалось,
что там находится стая лебедей или гусей. Но я знал, что это чайки, потому
что многие из них кружили в воздухе, некоторые то садились, то поднимались
снова. Даже на расстоянии полумили отчетливо были слышны их крики. Я мог бы
услышать их и на еще более дальнем расстоянии, потому что ветра совсем не
было.
вблизи. Я думал подойти к ним поближе и остановиться, чтобы последить за
движениями этих красивых созданий, так как многие из них непрерывно
перелетали с места на место и я не мог определить, что они собираются
делать.
старался грести бесшумно, опуская весла в воду так осторожно, как
переступает лапами кошка, подстерегающая мышь.
весла и оглянулся. Птицы меня не замечали. Чайки -- пугливые создания, они
хорошо знакомы с охотничьими ружьями и разом снимаются с места, как только
подойдешь к ним на расстояние ружейного выстрела. У меня не было ружья, и им
нечего было бояться. Даже если бы и было ружье, я не умел им пользоваться.
Возможно, что, заметив ружье, они улетели бы, потому что чайки в этом
отношении напоминают ворон и прекрасно знают разницу между ружьем и
рукояткой мотыги. Им хорошо знаком блеск ружейного ствола.
этом закончить прогулку и тотчас вернуться назад, я все же считал бы себя
вознагражденным за потраченные усилия. Птицы, которые теснились около
камней, все были чайки, но здесь были две породы, различные по размерам и не
совсем одинаковые по цвету: одни были черноголовые, с сероватыми крыльями,
другие -- покрупнее первых и почти целиком белые. И те и другие выглядели
так, словно ни одно пятнышко грязи никогда не касалось их снежно-белого
оперения, а их ярко-красные лапки были похожи на ветви чистейшего коралла.
из мелкой рыбешки, крабов, креветок, омаров, двустворчатых раковин и других
морских животных, выброшенных последним приливом. Другие сидя чистили себе
перья и словно гордились их видом.
другие живые существа, не были свободны от забот и дурных страстей. На моих
глазах разыгралось несколько свирепых ссор -- я так и не мог определить их
истинную причину. Особенно забавно было наблюдать, как чайки ловили рыбу:
они падали пулей с высоты больше чем в сто ярдов и почти бесшумно исчезали
под водой, а через несколько мгновений появились снова, держа в клюве
сверкающую добычу.
интересный -- это движение чайки-рыболова, когда она преследует добычу. Даже
полет коршуна не так изящен. Крупные виражи чайки, мгновенная пауза в
воздухе, когда она нацеливается на жертву, молниеносное падение, кружево
взбитой пены при нырянии, внезапное исчезновение этой крылатой белой молнии
и появление ее на лазурной поверхности -- все это ни с чем нельзя сравнить!
Никакое изобретение человека, использующее воздух, воду или огонь, не может
дать такого прекрасного эффекта.
тем, что моя поездка не прошла даром, я решил до конца выполнить свой план и
высадиться на остров.
вплотную подошел к острову. Казалось, они знали, что я не собираюсь
причинить им никакого вреда, и доверяли мне. Во всяком случае, они не
опасались ружья и, поднявшись в воздух, летали над моей головой так низко,
что я мог бы сбить их веслом.
бочонке, на верху сигнального столба. Возможно, что она показалась мне
особенно большой только потому, что сидела неподвижно и я мог лучше
разглядеть ее. Но я заметил, что, перед тем как снялись с места другие
птицы, эта чайка поднялась первая, с пронзительным криком, похожим на
команду. Очевидно, она была вожаком или часовым всей стаи. Такой же порядок
я заметил у ворон, когда они отправляются грабить бобы или картофель на
огородах.
рифа пропала его белая одежда, обнажились голые скалы с черными, блестящими,
как будто смазанными смолой, камнями. Но это было еще не все. Поднялся
легкий ветерок, облако закрыло солнечный диск, зеркальная поверхность воды
замутилась и посерела.
и приехал именно с этой целью, я налег на весла, и вскоре киль моего
суденышка заскрипел, коснувшись камней.
направил туда нос ялика, высадился на берег и зашагал прямо к столбу, на
который столько лет смотрел издали и с которым так сильно хотел
познакомиться поближе.
-==Глава VII. ПОИСКИ МОРСКОГО ЕЖА==-
прилив гордости, как будто это был Северный полюс и я его открыл. Я был
немало удивлен действительными размерами столба и тем, как я обманывался,
глядя на него издали. С берега он казался не толще шеста от граблей или от
вил, а бочонок -- размером с довольно крупную репу. Как же я был удивлен,
когда увидел, что на самом деле столб втрое толще моей ноги, а бочонок
больше меня самого! Это была, в сущности, настоящая бочка вместимостью в
девять галлонов[9]. Она была насажена на конец столба так, что его верхний
конец входил в дыру на дне бочки и таким образом надежно ее поддерживал.
Бочка была выкрашена в белый цвет; впрочем, об этом я знал и раньше, часто
наблюдая с берега, как она блестит на солнце. Столб же был темный когда-то,
может быть, даже черный, но волны, которые в бурную погоду хлестали его
своей пеной, совершенно обесцветили его.
роста, но на скале он возвышался надо мной подобно корабельной мачте. В нем
было не меньше двенадцати футов -- да, по крайней мере двенадцать!
что в нем около тридцати квадратных ярдов, но я убедился, что на самом деле
гораздо больше -- около акра[10]. Островок был усеян камнями разных
размеров, от мелкой гальки до валунов с человека величиной, среди скал, из
которых состоял островок, лежали и более крупные глыбы. Все камни были
покрыты черной вязкой массой, похожей на смолу. Кое-где росли большие пучки
водорослей, в том числе хорошо знакомый мне вид морской травы, на которую я
потратил немало трудов, таская ее на дядин огород для удобрения картофеля.
вершине, я оставил его и принялся исследовать риф. Я хотел взять с собой на
память об этой знаменательной и приятной поездке какую-нибудь диковинную
раковину. Но это оказалось вовсе не легким делом, значительно более трудным,
чем я предполагал. Я уже говорил, что камни были покрыты вязкой массой,
которая делала их скользкими. Они были такими скользкими, как будто их
вымазали мылом, и ступать по ним было очень сложным делом. Я сразу упал и
получил несколько основательных ушибов.