радистов бланк ("Ну и ну! Федька на радиограмму тратится, быть пурге!") и
отправился к начальнику станции -- заверять документ: "Михальчишиной Марии
Антоновне доверяю право распоряжаться вкладом полностью или частично".
Гаранину деньги вернул до копейки, ни слова ему до конца своей зимовки не
сказал, но будто подменили мужика: в каюткомпании стал засиживаться,
повеселел, разрешал себя разыгрывать и сам подшучивал над товарищами, а
перед посадкой в самолет вдруг подошел к Гаранину, обнял его и поблагодарил
за науку.
стал своим, набил руку и набрался опыта, в летнюю тундру влюбился, в охоту и
богатую северную рыбалку, а самое главное -- понял он, что нашел свое место
в жизни и другого ему не надо. Мальчишеские мечты о подвигах в белом
безмолвии уступили често трезвому расчету и прочной привязанности к своей
профессии. В отпуске он слышал во сне морзянку и пургу, видел песцов и
медведей, и его снова тянуло туда, где они есть.
два года в разных экспедициях -- на станции Восток. Много всякого случалось
за эти годы, о чем еще будет время вспомнить. Менялись станции, люди,
впечатления и взгляды на жизнь, и лишь одно оставалось в этой жизни
неизменным -- дружба с Андреем Гараниным. С той памятной ночи не
расставались они уже семнадцать лет. То есть расставались, конечно,--
бывало, жены не сходились в планах на отпуск и отдыхать приходилось врозь,
но зимовали Семенов и Гаранин всегда вместе. Давным-давно побратались, не
раз выручали, спасали друг друга, и выработалось у них с годами то
редкостное взаимопонимание, без которого они уже не мыслили дальнейшей своей
жизни.
поглядывал на списки.-- Бывшие восточники есть?.. Так, в Мирный главным
врачом экспедиции идет Саша Бармин...
этого не подозревает.
санкции.
любой станции!
пощипаем.
А ведь часа не прошло, как он обрушил на Андрея новость, от которой любой
другой закрутился бы в спираль. До чего хорошо, что на свете есть Андрей.
определим первую пятерку. Пока не запустим дизеля, остальным делать на
станции нечего.
-- привести в порядок дизеля. А за радиста сработаешь сам -- тряхнешь
стариной.
отстаивать, Семенов заговорил с излишней бойкостью.-- Про тебя спрашивал,
велел кланяться.
лицо, все равно не поверю: твой дружок, а не мой. Ты очень хочешь его взять?
не обидел.
вставляй.
Дездемона... Ладно, Дугина я тебе уступаю. Но прошу записать в протокол: без
восторгов.
Семенов.
удивляешь. Снова брать его на Восток, да еще в первую пятерку?
стремились попасть многие: уж очень почетной была она в глазах полярников --
первая зимовка в самой глубине ледового материка. Отбирали самых, казалось,
надежных, лучших из лучших, а случилась осечка. Никто еще не зимовал на
куполе Антарктиды на такой высоте -- три с половиной километра над уровнем
моря, и редко кто брал на себя смелость предсказать, что ждет людей на
Востоке в полярную ночь. И вдруг зашелестел, пронесся слушок, что
теоретически морозы в этом районе возможны совсем уж неслыханные, градусов
под сто двадцать ниже нуля. Люди забеспокоились, зашушукались по углам:
слава, почет -- вещи приятные, а не покойникам ли достанутся? Тогда Семенов
объявил: пока самолеты еще летают -- решайтесь, паникеры мне на станции не
нужны. Полярники -- народ самолюбивый, позориться никто не захотел, и
разговоры прекратились. И тут двое начали кашлять. Не просились обратно, не
намекали даже, а просто кашляли -- надрывно и мучительно, днем и ночью.
Бармин осмотрел их, легкие в порядке; бронхи -- раздражены, конечно, но и у
других не лучше: воздух здесь сухой, во рту как песком посыпано. Позорить
этих двух Семенов не стал, отправил в Мирный по болезни и заменил двумя
добровольцами. Одним из кашлявших и был Пичугин. Спустя несколько лет он
все-таки прозимовал на Востоке, да и на другие станции его охотно брали, но
парень он был неглупый и к Семенову ни разу не просился.
Дизелист никак не хуже Дугина, бывший штангист, да и отзываются о нем
неплохо.
не числилось. И все-таки что-то мешало без раздумий принять эту вроде бы
подходящую кандидатуру, что-то мешало...
того тюленя.
отборе в первую пятерку следовало учитывать все. В одну из первых экспедиций
товарищи застали Сагайдака на припае за странным занятием: преградив тюленю
путь к воде, он пинал его, неповоротливого и беспомощного на льду, ногами и
хлестал ремнем. На недоуменный вопрос, зачем он это делает, Сагайдак
ответил, что просто так, от скуки. Заступники позволили тюленю плюхнуться в
разводье, а про случай тот поговорили и забыли...
есть совершенно неожиданное предложение.
просил тебя подумать!
склочный.
признался Гаранин.-- Просто ждал, что найдется кто-то более знакомый и
проверенный в деле. А теперь вижу, что вряд ли найдется. Покровский и Уткин
сразу же после дрейфа на новую зимовку не пойдут, они не такие ослы, как мы
с тобой, да и жены их не пустят. Тимофеев только неделю назад прилетел на
нашу Льдину, забирать его оттуда -- рука не поднимется. Пичугин, Сагайдак
отпадают, фамилии остальных, кто в списках, мне вовсе не знакомы. А про
Филатова действительно разное говорят. Но обрати внимание: или очень хвалят,
или от души ругают.
задумчиво продолжал Гаранин.-- Тебе-то было некогда, ты принимал у Макухина
станцию, а я две недели жил в одном домике с Филатовым. И он мне понравился.
свитой. Своенравен, упрям, дерзок на язык...
предельно честен. Ни грамма фальши.
еще как!.. Ты ручаешься за Филатова?
уйди, не дави на меня, не на рыбалку напарника подбираем.
Лондон Джек
Володихин Дмитрий
Каменистый Артем
Журавлев Владимир
Афанасьев Роман