протягивай руку и наливай! А пили мало, так как потом бывало худо.
Случалось, что именинник обижался: "Эх вы, за мое здоровье выпить не хотите,
а еще друзья!" Обычно несколько человек отказывались, несмотря на упреки...
Вернемся, однако, к первым дням пребывания на станции. Хотя все вы прошли
специальное для восточников медицинское обследование и испытания в
барокамере, еще неизвестно, как ваши организмы перенесут акклиматизацию, А
это, товарищи, серьезный экзамен на звание восточника. Акклиматизация в
зависимости от индивидуальных особенностей продолжается от одной недели до
одногодвух месяцев и сопровождается головокружением и мельканием в глазах,
болью в ушах и носовыми кровотечениями, чувством удушья и резким повышением
давления, потерей сна и понижением аппетита, тошнотой, рвотой, болью в
суставах и мышцах, потерей веса от трех до пяти, а бывает, и до двенадцати
килограммов.
провозгласил геохимик Генрих Арнаутов. -- Понижение аппетита -- это не для
меня. Капитан, остановите "Визе", я выхожу!
понижение аппетита в первые дни с лихвой компенсируется его неслыханным
повышением в последующие -- причем блюда будут самые изысканные и в
неограниченном количестве.
ходить, -- медленно, с остановками, иначе начнется одышка. Упаси вас бог
глотать воздух ртом! Это неизбежное воспаление легких, которое в условиях
Востока вряд ли излечимо. Прошу поверить: при точном соблюдении режима и
правил техники безопасности почти все из вас быстро акклиматизируются и
станут полноценными работниками. Самоуверенные храбрецы нам на Востоке по
нужны. Помню, прилетел к нам один, не стану называть его по имени... Вовсю
светит солнце, он и раскрылся: "Загораем, ребята! А я-то думал -- центр
Антарктиды!" Врач ему говорит: "На "ты" с Антарктидой не разговаривают!" А
через два дня -- воспаление легких, увезли героя, подвел коллектив. Другое
возможное нарушение: в сильные морозы ни в коем случае нельзя выходить
одному. Только вдвоем, и обязательно доложившись дежурному по станции. Был
такой случай. Метеоролог опаздывал дать сводку, выскочил из дома и побежал
на площадку. Побежал -- упал, не выдержало сердце. И быть бы первой смерти
на Востоке, если бы дежурный не спохватился: ведь на дворе было 75 градусов.
Две-три минуты -- и готов. Так что дежурный -- священная фигура на Востоке:
он отвечает за наши жизни. Заснул дежурный, короткое замыкание или другая
авария в дизельной -- и вряд ли хватит времени написать завещание. О пожаре
вообще не говорю -- нет на Востоке ничего страшнее пожара. Если сгорит дом
на Востоке -- погибнем все.
шел по разгулявшемуся Северному морю, до Антарктиды было еще пятнадцать
тысяч километров морей и океанов, а воображение рисовало бескрайнюю белую
пустыню с космическими холодами и прилепившимся к этому дикому безмолвию
домиком -- хрупким оазисом жизни, единственным убежищем для двадцати трех
человек, которые на десять месяцев будут оторваны от всего человечества, на
долгих десять месяцев, в течение которых никакая сила в мире не сможет им
помочь: самолеты еще не научились летать при 7080 градусах мороза. Никакая
сила в мире -- словно ты попал на другую планету! Над тобой -- яркие звезды,
под тобой -- почти четыре километра льда, вокруг, сколько хватает глаз, --
снег, снег, снег...
кровеносные сосуды. Представляете, как ухаживают врачи и няньки за
единственным наследником престола? Так за нашей дизельной уход должен быть
лучше! Потому что выйдет из строя дизельная -- и жизнедеятельность станции
может быть поддержана не больше чем на тридцать-сорок минут: трубы
отопления, радиаторы будут разорваны замерзшей водой, и никакие шубы,
свитера и спальные мешки не спасут от лютого холода,
неугомонный Арнаутов. -- Придется для разогрева играть в пинг-понг!
Григорашвили, коренастый силач с большими и наивными голубыми глазами.--
Человек говорит, что дышать нечем и холод собачий, а ты будешь гонять шарик?
имели на лицевом счету годы зимовок либо на Крайнем Севере, либо в
Антарктиде; на Восток они пробились через острую конкуренцию -- Сидоров
отбирал людей исключительно по деловым качествам; за исключением двух-трех
ребят, не без труда скрывавших неуверенность, никто не содрогался перед
муками будущей акклиматизации, а если и вел разговор о ней, то без
бахвальства, но с юмором -- как волевой и мужественный человек перед
операцией.
Сидорова: не напуган ли писатель до полусмерти. Буду предельно искренен:
когда Василий Семеныч перечислял явления, сопровождающие акклиматизацию, я
не без ужаса воссоздавал их в своем воображении а в одну минуту пережил
головокружение, мелькание в глазах, удушье и прочие прелести, делающие жизнь
прекрасной и удивительной. Но чтобы бессмертная душа ушла в пятки -- этого
не было, она оставалась почти на положенном месте, решив, видимо, про себя,
что страдать будет все-таки не она, а тело. Поэтому я вместе со всеми
улыбался, шутил и резвился, изображая рубаху-парня, прошедшего такие огонь,
воду и медные трубы, по сравнению с которыми Восток -- легкая разминка перед
марафонским бегом. Но спокойствия на душе не было: начальник станции,
представив меня собравшимся, ни словом не обмолвился еще о нашей
договоренности. Может быть, он передумал?
концу зимовки ценилось у нас на вес золота?
хватает! Я вот к чему. Начальник экспедиции предупредил, что ни одного
килограмма сверх положенного груза летчики нам не доставят, только
запланированные рейсы -- и баста. И все-таки я предлагаю пожертвовать мешком
картошки, чтобы взять на нашу станцию писателя: неужели Восток не
заслуживает большего, чем двух-трех строчек в газете, как было до сих пор?
Решайте, чтобы не проклинать меня потом, когда сядете на макароны и кашу.
Кто за? Кто против? Воздержался?
горячо поблагодарил за доверие и пообещал на время пребывания на станции
полностью отказаться от положенного восточнику картофельного гарнира.
определенных занятий я стал полноправным членом коллектива и получил полное
моральное право при разговорах небрежно ронять: "Мы, восточники..."
воспоминаний, говорил знаток. -- Гарантирую штормягу в десять баллов. Там
по-другому не бывает.
были все двенадцать баллов. Желчью травили. Помню, один чудак до того дошел,
что за борт хотел выброситься. Пришлось связать. -- И с наслаждением косился
на зеленеющих от страха новичков.
злостно хулиганят безнаказанные штормы, залив, дно которого усеяно обломками
разбитых бурями кораблей, -- был тих, как Чистые пруды в Москве в
безоблачную летнюю погоду,
легким румянцем, как знаток, эта зловещая Кассандра, вновь пророчествовал:
раз их проходил -- десять раз выворачивался наизнанку. Помню одного чудака,
косая сажень в плечах, мастер по штанге. Как вышли из штормяги -- скелетом
мог работать в анатомическом музее.
смеха человека. -- Тогда рубите меня на филе и бросайте акулам!
встретили нас так, словно решили искупить свою вековую вину перед
человечеством. В жизни еще я не видел столь абсолютно спокойной водной
глади. Взяв на камбузе ножи для обработки мяса, мы пошли разыскивать
знатока, но тот наглухо заперся в каюте. Не хотелось ломать дверь -- вот
единственная причина, которая лишила местных акул вполне заслуженного ими
лакомства.
обратно на камбуз. -- Вот пролив Дрейка -- это да! Помню одного чудака...
новички.
Так вот. Прошлый раз, помню, мы входили...
тряхнуло, только на обратном пути.
часом становилось все теплее. Минуло десять дней -- и мы из осени забрались
в лето, которое через две недели сменит зима, то есть не зима, а лето,
Эриксон Стивен
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк
Дальский Алекс
Перумов Ник