тыквами, грудами красноватых кабачков и румяными яблоками в корзинах, до
того сочными и сладкими, что они будто лопались, когда я запускал в них
зубы. Я купил таких яблок и кувшин молодого сидра. У меня создалось
впечатление, будто все, кто живет вдоль шоссейных дорог, только и делают,
что продают мокасины и перчатки оленьей кожи. А не это, так тянучки из
козьего молока. До сих пор мне не приходилось видеть на автомобильных
трассах магазины с уцененными товарами - одеждой и обувью. Городки в этих
местах, пожалуй, самые красивые во всей Америке. Они чистенькие, белые и
(если не считать мотелей и туристских кемпингов) какими были сотни лет
назад, такими и остались, только движение в них стало больше и улицы
мощеные.
пестротой - красным, желтым, - что глазам не верилось. Это не только цвет,
это пыланье, точно листва наглоталась осеннего солнца и теперь медленно
отдавала его. Огнем пышут эти краски. Я успел подняться высоко в горы до
наступления сумерек. На дощечке у ручья было написано, что поблизости
продаются свежие яйца, и я свернул к этой ферме, купил там яиц, попросил
разрешения поставить машину на берегу ручья и предложил заплатить за
стоянку.
представляют, и говор у него тоже соответствовал нашим понятиям о их речи.
мне осмотреть вашу колымагу?
прошу пожаловать. Выпьем кофе... или чего-нибудь другого.
где можно было слышать болтовню проворного ручья. Почти стемнело, Чарли уже
не раз сказал "фтт", что означало в данном случае: проголодался. Я отворил
дверцу Росинанта, зажег свет и обнаружил внутри полнейший хаос. Мне часто
приходилось грузить лодку с расчетом на бортовую и килевую качку, но в
грузовике, когда резко тормозишь и резко берешь с места, возникают
осложнения, которых я не предусмотрел. Пол фургона был завален бумагой и
книгами. Моя пишущая машинка пристроилась в неудобной позе на горке
пластмассовых тарелок, одно из ружей сорвалось со стены и уперлось дулом в
плиту, а пачка бумаги в пятьсот листов точно снегом запорошила все вокруг. Я
зажег верхний газовый свет, затолкал обломки крушения в чулан и поставил
кипятить воду для кофе. Утром придется разместить мой груз как-то
по-другому. Как именно - никто мне не скажет. Технику этого дела надо
постигать вот так, на собственных ошибках. С наступлением темноты сразу
сильно похолодало, но газовый рожок в калильной сетке и зажженные конфорки
уютно согрели мой маленький домик. Чарли поужинал, отдал дань естеству и
уединился на коврике под столом, в уголке, отведенном ему на ближайшие три
месяца.
В плаваниях на моторной лодке я открыл для себя удобства алюминиевой
кухонной посуды разового употребления - сковородок, кастрюль, тазиков.
Поджарил рыбу, а сковородку за борт. У меня был большой запас этого добра. Я
открыл банку колбасного фарша, выложил его в такую посудину, обровнял со
всех сторон и, подложив под низ асбестовый кружок, поставил разогреть на
небольшом огне. Кофе только начал закипать, как вдруг Чарли издал львиный
рык. Не могу передать, до чего это ободряет, когда тебе дают знать, что к
твоему жилью кто-то приближается в темноте. А если у приближающегося дурное
на уме, этот мощный голос заставит его помедлить, разве только ему известно,
что по натуре своей Чарли миротворец и дипломат.
него кладутся подушки с диванчика, и двуспальная кровать готова.
два раза лучше.
подкрепиться.
ошибочно приписывают такую сдержанность необщительному характеру северян.
и примостился к столу с другой стороны. Чарли подвинулся и положил голову
мне на ноги. При встречах в пути обхождение бывает самое деликатное. Вопросы
прямо в лоб или на личные темы считаются недопустимыми. Впрочем, ведь это
повсюду в мире служит признаком воспитанности. Фермер не спросил, как меня
зовут, я его - тоже, но он скользнул взглядом сначала по моим ружьям в
резиновых чехлах, потом по удочкам, прикрепленным к стене.
бы мы сами заставили их огрызаться.
стаканы.
предвыборная кампания?
эти самые что ни на есть тайные. Своего мнения никто не высказывает.
как, бывало, схватывались! А сейчас что-то споров не слышно.
споров, никаких обсуждений.
знак, но умолчал об этом.
молчат.
судить.
запаху, ваш ужин готов. А я пойду.
прадедушка умер. Уж они что знали, то знали твердо. Если чуть отпустят
вожжи, так им наперед было известно, чем это кончится. А нам - для нас чем
кончится?
знаем? Мой дед мог сказать, сколько у Господа Бога волосков в бороде. А я
понятия не имею о том, что было вчера, а что будет завтра - и подавно. Он
знал, из чего сделан стол, что такое камень. А я не могу осилить формулу,
согласно которой никто ничего не знает. Нам не за что уцепиться, мерила у
нас нет никакого. Ну, я пойду. Завтра увидимся?
добраться до Оленьего острова.
ночи!
фарша, потом соорудил себе ложе из стола и откопал среди книг "Величие и
падение Третьего рейха" Ширера. Но оказалось, что читать я не могу. Потушил
свет - и заснуть не удалось. Слушать дробный бег ручья по камням было
приятно и успокоительно, но у меня не выходил из головы разговор с фермером
- человеком мыслящим и умеющим выражать свои мысли. Вряд ли такие будут
часто попадаться мне. И, может быть, он угодил в самую точку? Человечество
привыкало к огню и к самой идее огня, наверно, миллион лет. Кто-то обжег
себе руки о спаленное молнией дерево, а потом кто-то внес горящую ветку в
свою пещеру и почувствовал, что от нее тепло и между этими двумя событиями
прошло, может быть, сто тысяч лет, а с той поры и до детройтских доменных
печей еще сколько?
успели развить в себе способность осмыслить ее, ибо у человека возникает
сначала ощущение, потом слово, и только тогда он выходит на подступы к
мысли, а на это - по крайней мере так было раньше - уходит много времени.
что мое путешествие началось. Кажется, до сих пор я в это просто не верил.
Позавтракал и опять завалился. За годы нашей совместной жизни он разработал
несколько способов будить меня, по виду совершенно невинных. Встряхнется и
Шилова Юлия
Корнев Павел
Перумов Ник
Верещагин Олег
Трубников Александр
Фазиль Искандер