рамке пестрых перьев. Вокруг лодыжек болталась черная бахрома, а на ногах
были надеты шпоры, из-под которых торчали пучки прекрасного черного
обезьяньего волоса.
различить всех подробностей его костюма, совершенно подавленный общим
впечатлением и мыслью о том, что мы должны предпринять.
на нас копьем и исчез.
каравана, сдержал свое слово и выдал нас Мазаи. Не опасно ли пристать к
берегу?
состряпать в пироге, чтобы поесть, а есть хотелось всем. Наконец, Умспопогас
ускорил наше решение, заявив, что пойдет на разведку, и пополз в кустарник,
как змея, а мы остались ждать его на воде. Через полчаса он вернулся и
сказал нам, что мы видели не Мазаи, а просто воина-дикаря, что он сам
выследил место, где они, действительно, расположились лагерем, и по
некоторым признакам думает, что Мазаи тронулись не более, как час тому
назад. Воин, которого мы видели, был послан с донесением о нашем появлении.
Мы причалили к берегу, расположились кружком, поужинали и принялись
обсуждать всю опасность нашего положения. В сущности, возможно, что
появление воина вовсе не грозит нам ничем, что он один из шайки, посланный
грабить и убивать людей из вражеского племени. Но когда мы вспомнили угрозу
наших носильщиков и зловещее помахивание копьем в нашу сторону, дело
показалось нам несколько иным. Одно было несомненно, что отряд Мазаи следил
за нами и ждал удобного случая, чтобы напасть на нас.
было отвергнуто всеми, тем более, что, отступая, мы могли наткнуться на еще
большие опасности. Поэтому решили отправиться вперед во что бы то ни стало.
Рассудив, что спать на берегу небезопасно, мы забрались в пироги и отвели их
на середину реки, прикрепив их, вместо якоря, к большим камням толстыми
веревками, сделанными из волокон кокоса.
свою безопасность, отогнало сон от меня, хотя другие спали, не обращая
внимания на москитов. Я лежал, курил, размышлял, обдумывал, главным образом,
как бы избежать Мазаи. Была чудная лунная ночь, и, несмотря на москитов и на
опасность заболеть лихорадкой, ночуя на реке, несмотря на судорогу в моей
правой ноге от неудобного положения в пироге, на то, что спящие Ваквафи
отчаянно храпели, я поистине наслаждался чудной ночью. Лучи месяца играли на
поверхности реки, воды которой неуклонно стремились к морю, как человеческая
жизнь к могиле. На берегах царил мрак, и ночной ветер печально вздыхал в
тростниках. Слева от нас, на берегу реки, находилась песчаная отмель, на
которой не было деревьев. Тут я мог различить целое стадо антилоп,
подошедших к воде пить. Как вдруг раздалось зловещее рычание, и все они
испуганно убежали. Через несколько минут я увидел массивную фигуру его
величества, царя зверей, явившегося запивать свой обед. Он медленно двигался
в тростниках в пятидесяти шагах от нас, а еще через несколько минут
исполинская черная масса выделилась из воды и захрапела.
движимый любопытством узнать, что такое представляют из себя наши пироги,
открыл свою пасть, посмотрел и широко зевнул, давая мне возможность
полюбоваться своими клыками.
более, что он был слишком тяжел дли нашей пироги. Скоро он бесшумно исчез из
виду. При взгляде вправо, на берег, мне показалось, что я вижу темную
фигуру, прячущуюся за деревьями. У меня очень острое зрение, так что я был
уверен, что вижу кого-то, но был ли это зверь, птица или человек -- я не мог
различить.
резкий, хорошо мне знакомый крик совы, повторившийся настойчиво несколько
раз. После этого наступила полнейшая тишина, только ветер шумел среди
деревьев и в тростнике.
причин пока не было, потому что путешественник в Центральной Африке
постоянно окружен опасностями, но, тем не менее, я не мог успокоиться.
Обыкновенно я смеюсь и не верю разным предчувствиям, но теперь, помимо моей
воли, мной овладело гнетущее предчувствие близкой опасности. Холодный пот
выступил на моем лбу, но мне не хотелось будить других. Я чувствовал, что
страх мой возрастает, пульс слабо бился, как у умирающего человека, нервное
состояние дошло до крайности. Это ощущение вполне знакомо тому, кто
подвержен кошмарам. Но моя воля торжествовала над страхом, я продолжал
полулежать в пироге, повернув лицо в сторону Умслопогаса и двоих Ваквафи,
спавших около меня.
повторился неестественно визгливым вскриком.* Ветер жалобно тянул
раздирающую сердце песню. Над нашими головами стояло мрачное облако, а под
нами -- холодная, черная масса воды. И я ощущал дыхание смерти в окружающем
мраке! Это было гнетущее ощущение.
племен Мазаи.
перестало биться. Показалось это мне, или мы двигаемся? Я перевел взгляд на
другую лодку за нами, но не видел ее, а вместо нее заметил худую, черную
руку, протянутую над пирогой.
из воды. Пирога покачнулась, блеснул нож, раздался ужасный крик одного из
спавших Ваквафи, и что-то теплое брызнуло мне в лицо.
Мазаи. Схватив первое, что попалось под руку -- это был топор Умслопогаса --
я изо всей силы ударил им по тому месту, где видел руку с ножом. Удар
пришелся прямо по руке и отрубил всю кисть. Дикарь не издал ни стона, ни
крика. Явившись, как привидение, он исчез так же таинственно, оставив после
себя отрубленную руку, все еще сжимающую меч, воткнутый в сердце нашего
бедного Ваквафи.
это было, что несколько голов скользнули по воде к правому берегу, у
которого должна была скоро очутиться наша пирога, так как якорная веревка
была перерезана.
перерезали веревку, чтобы пирогу естественным течением реки прибило к
берегу, где ждал отряд воинов с копьями, готовый перебить всех нас.
Аскари был ни жив, ни мертв от страха, -- и мы принялись усердно грести к
середине реки, и как раз вовремя, потому что через несколько минут мы
оказались бы у берега, и тогда нам всем грозила смерть.
уцелела ли наша другая пирога.
милосердный Бог руководил нами. Наконец, усердно работая веслами, мы увидали
нашу другую пирогу и были рады узнать, что на ней все благополучно.
веревку, намеревалась сделать это и с другой пирогой, если бы дикаря не
погубила непреодолимая наклонность убивать при всяком удобном случае. И хотя
это стоило жизни одному из нас, но зато спасло всех остальных от гибели! Не
явись эта черная рука, этот призрак около лодки, -- я никогда до смерти не
забуду этой минуты, -- пирога была бы у берега, прежде, чем я мог понять,
что случилось, и эта история не была бы написана мной!
рассвета, поздравляя друг друга с избавлением от страшной опасности, что
было скорее милостью к нам Провидения, чем результатом наших собственных
усилий. Наконец, начало светать. Редко так радостно встречал я рассвет. На
дне пироги лежал несчастный Аскари и около него окровавленная рука дикаря. Я
не мог выносить этого зрелища. Взяв камень, который служил якорем для
пироги, я привязал к нему убитого человека и бросил его в воду. Он пошел ко
дну, и только пузыри остались на воде после него. Ах! Когда придет время,
большинство из нас канет в Лету, оставив за собой только пузыри --
единственный след нашего существования! Руку дикаря мы также бросили в реку.
Меч, который мы вытащили из груди убитого, был очень красивой, очевидно,
арабской работы, с рукояткой из слоновой кости, отделанной золотом. Я взял
его себе вместо охотничьего ножа, и он оказался очень полезным мне. Один из
Ваквафи перебрался в мою пирогу, и мы снова пустились в путь в невеселом
расположении духа, надеясь добраться до миссии только ночью.
ухудшивший наше положение. Мы промокли до костей, так как не могли укрыться
от дождя в пирогах. Ветер упал, и паруса были бесполезны; мы ползли
потихоньку с помощью весел.
и мы развели огонь, поймали и зажарили рыбу, не смея пойти в лес
поохотиться. В два часа мы тронулись в путь, взяв с собой запас жареной
рыбы.
благодаря камням, мелководью и чрезвычайно сильному течению. Очевидно было,
что к ночи нам не добраться до гостеприимной кровли миссии -- перспектива не
особенно приятная! В пять часов пополудни, совершенно измученные, мы могли