как его, Тефтоне? Так ведь называется то место?
раньше и что делал, никому не известно. Просто бродил по округе,
наверное. Если интересно, можно поискать что-то в газетах в тюремной
библиотеке. Она скорее всего не переедет до следующей недели. - Дин
усмехнулся. - Заодно послушаешь, как твой дружок там наверху ноет и
стонет.
отправился туда.
собирались переоборудовать в автомастерскую - существовал такой план. Я
думал, что это лишь повод выманить у правительства деньги для
чьего-нибудь кармана, но была эпоха Депрессии, и я держал свое мнение
при себе, так же как и то, что думал о Перси, хотя иногда так трудно
сдержаться. Язык зачастую приносит человеку гораздо больше
неприятностей, чем его половой орган. Автомастерская так и не появилась,
а следующей весной тюрьма переехала на шестьдесят миль в сторону
Брайтона. Еще больше тайных сделок, я думаю. Еще больше денежек в
карман. А по мне - так ничего хорошего. Администрация перебралась в
новое здание в восточной стороне двора, и лазарет тоже перевели (кому
принадлежала идиотская идея устроить лазарет на втором этаже - так и
осталось тайной), библиотеку лишь частично оборудовали, хотя и раньше
там мало чего было, и она стояла пустой. Старое здание - душная, обитая
досками коробка - находилось между блоками А и Б. К стенкам блоков
примыкали туалеты, поэтому в здании все время витал едва уловимый запах
мочи, ставший, пожалуй, единственной разумной причиной для переезда.
Сама библиотека была не больше моего кабинета, только Г-образной формы.
Я поискал вентилятор, но не нашел. В комнате стояла жара градусов под
сорок, и я почувствовал, когда садился, горячее биение пульса в паху.
Похожее на зубную боль. Я знаю, что сравнение абсурдно, особенно по
местонахождению, но по ощущениям очень похоже. Гораздо хуже становится
во время и после общения с писсуаром, что я и сделал перед тем, как
прийти сюда.
надежных, по фамилии Гиббонз, дремлющий в углу с романом о Диком Западе
на коленях, и в надвинутой на глаза шляпе. Жара не донимала его, как не
мешали ему ворчание, стук и доносившиеся из лазарета наверху
ругательства (где, наверное, было градусов на десять жарче и, я надеюсь,
Перси Уэтмору очень нравилось). Я тоже не стал мешать ему, прошел в
короткую часть буквы Г, где лежали газеты. Я боялся, что они исчезли
вместе с вентиляторами, вопреки мнению Дина. Но они остались, и дело о
близнецах Деттерик нашлось очень легко: об этом писали на первых полосах
с момента совершения преступления в июне до самого судебного процесса в
конце августа-сентябре.
храп Гиббонза. Думать о том, что две маленькие десятилетние девочки с
белокурыми головками и ангельскими улыбками оказались в руках этого
черного громилы Коффи, было неприятно, но не думать было невозможно.
Учитывая его размеры, легко представить, как он пожирал их, словно
великан из сказки. То, что он сделал, выглядело еще ужаснее, и ему
повезло, что его не линчевали прямо там, на берегу реки. Если, конечно,
назвать везением ожидание прогулки по Зеленой Миле до Олд Спарки.
Глава 4
семьдесят до описываемых событий и уже никогда не станет королевской, но
в те тридцатые годы у нее была пора благоденствия. В южной части нашего
штата уже исчезли хлопковые плантации, но осталось сорок или пятьдесят
процветающих хлопковых ферм. Владельцем одной из них был Клаус Деттерик.
По меркам пятидесятых годов, он считался бы скорее бедным, но в
тридцатые о нем говорили как о преуспевающем, потому что в конце месяца
он, как правило, расплачивался наличными по счетам из магазина и мог
спокойно смотреть в глаза управляющему банком, случайно встретив его на
улице. Его дом на ферме был чистеньким и удобным. Кроме хлопка -
коттона, у него имелось еще два "к": куры и несколько коров. У них с
женой было трое детей: Говард - лет двенадцати, и девочки-близнецы Кора
и Кейт.
крытой веранде, идущей по периметру дома. Они очень обрадовались. Мать
поцеловала их и пожелала спокойной ночи, когда не было еще девяти и
только начало смеркаться. Вот тогда она и видела их обеих в последний
раз живыми, а не в гробах, где гример постарался скрыть самые страшные
телесные повреждения.
стемнеет под столом", как говорила моя матушка, - и спали крепко.
Видимо, в ту ночь, когда исчезли близнецы, и Клаус, и Марджори, и Хови
Деттерик спали тоже очень крепко, Клаус, конечно, проснулся бы от лая
Баузера - огромного старого пса, наполовину колли, - если бы тот залаял,
но Баузер не лаял. Ни в ту ночь, ни в другую - никогда.
обращена в противоположную сторону от сарая, и Клаусу даже не пришло в
голову посмотреть, как там девочки. То, что Баузер не пришел к нему,
тоже не вызвало тревоги. Пес относился и к коровам, и к курам очень
пренебрежительно и обычно отсиживался в будке за сараем, когда все
работали, так что приходилось его звать... И звать настойчиво.
муж надел сапоги в кладовке и отправился в сарай. Она поставила вариться
кофе, потом начала жарить бекон. Соблазнительные запахи заставили Хови
спуститься из своей комнатки под самой крышей, но девочки не пришли. Она
послала Хови за ними, пока разбивала яйца на сковородку. Сразу после
завтрака Клаус обычно отправлял девочек за свежими яйцами. Но в то утро
в доме Деттериков так и не позавтракали. Хови вернулся с веранды с
перепуганным лицом, его слегка припухшие после сна глаза теперь были
широко открыты.
встревоженная. Позже она сказала, что подумала, если вообще что-то
подумала, что девчонки спозаранку отправились погулять и нарвать цветов
с первыми лучами солнца. Или еще какие-нибудь девчоночьи глупости. Но
едва взглянув, она поняла, почему Хови побелел.
кинулся к ней, разлив на сапоги полведра молока. То, что он увидел на
веранде, могло подкосить любого, даже самого крепкого из родителей.
Одеяла, в которые кутались девочки, когда ночи становились холоднее,
были скомканы и сбиты в угол. Сорванная с верхней петли дверь-сетка
криво болталась в проеме. И на стенках веранды, и на ступеньках под
сорванной дверью - везде были брызги крови.
с собой сына, если муж считает, что должен идти, но она зря сотрясала
воздух. Он взял винтовку, которую держал на верхней полке в кладовке
подальше от детских рук, и дал Хови винтовку двадцать второго калибра,
которую приберегали ко дню его рождения в июле. И они ушли, не обращая
ни малейшего внимания на рыдающую, кричащую женщину, которая хотела
знать, что они будут делать, если встретят банду бродяг или толпу плохих
негров, сбежавших с графской фермы в Ладуке. Но я думаю, мужчины
правильно поступили. Кровь уже загустела, но еще оставалась липкой и
скорее яркокрасного, а не бурого цвета, как бывает после высыхания.
Девочек похитили не очень давно. Клаус понял: еще есть шанс, что они
живы, и хотел им воспользоваться.
к числу тех, кто выслеживает в сезон енота или оленя не ради забавы, а
потому что так нужно. А двор вокруг дома был вытоптан, и следы
пересекались под немыслимыми углами. Они обошли сарай и почти сразу
поняли, почему Баузер, не мастер кусаться, но мастер полаять, не поднял
тревогу. Он лежал, высунувшись из будки, сбитой из остатков досок (над
полукруглым входом прибита дощечка с аккуратной надписью "Баузер" - я
видел фотографию в одной из газет), и голова его была почти полностью
вывернута назад. "Нужна недюжинная сила, чтобы проделать это с таким
крупным животным, - сказал позже обвинитель Джона Коффи присяжным и
бросил долгий многозначительный взгляд на неуклюжего человека, сидящего
на скамье подсудимых, опустив глаза, в новом казённом комбинезоне,
похожем на само проклятие. Рядом с собакой Клаус и Хови нашли кусочек
жареной колбасы. По версии, и довольно правдоподобной, не сомневаюсь,
Коффи сначала подманил пса колбасой, а потом, когда Баузер уже доедал
последний кусочек, протянул руки и свернул ему шею одним мощным
движением. За сараем находилось северное пастбище Деттерика, где в тот
день коровы не паслись. Трава была покрыта росой и на ней отчетливо
выделялась дорожка следов, уходящая по диагонали к северозападу.
идти ли следом. Он не испытывал страха перед теми, кто похитил его
дочерей, он боялся, что, преследуя похитителя по его следам, может пойти
в обратном направлении и потерять время, когда дорога каждая секунда.
клочок желтой материи. Клаусу показали этот клочок, когда он сидел за
столом свидетелей, и он, заплакав, сказал, что узнал в нем клочок
пижамных шортиков своей дочери Кейт. Шагов через двадцать они сняли с
ветки можжевельника кусочек бледно-зеленой ткани, такой же, как ночная
рубашка Коры, в которой она целовала маму и папу перед сном.
Аникина Наталья
Посняков Андрей
Конан-Дойль Артур
Афанасьев Роман
Лукьяненко Сергей
Соломатина Татьяна