характеристика, которая потом будет повторяться все время в истории
философии, в ее содержании как таковой. Давайте вдумаемся в тот путь,
который мы уже проделали в течение сегодняшней беседы. Я сказал, что
природа нам не дает чего-то. И на это место не-данности чего-то мы должны
суметь подставить или ввести некое неприродное основание, и оно будет
порождать в нас человеческий эффект, Вдумаемся, что же здесь происходит?
Было ритуальное пение, экстаз, шаманство. Шаман - вы знаете -он танцует и
уходит в себя, а потом, после какого-то путешествия возвращается с какойто
истиной или предсказанием, предвидением. Но это все милые детали, а нам
важен смысл. А смысл был такой, что фактически первые философы поняли, что
здесь, по отношению к природным силам человека, его способности испытывать
определенные чувства, помнить что-то и пр., происходит то, что они назвали
трансцендированием. Что такое трансцендирование? Это выход человека за
данную ему стихийно и натурально ситуацию, за его природные качества.
Причем такой выход, чтобы, обретя эту трансцендируюшую позицию, можно было
бы овладеть чем-то в себе. То есть установить какой-то порядок.
непонятно само появление философии и неясны ее последующие задачи,
связанные с изобретением и появлением массы понятий, проблем, поиском их
решения, и т.д. В этом эфире или стихии как раз и возникает философия,
причем в довольно странной ситуации, о которой я вам рассказывал. Напомню,
что это ситуация человека (имеющая последствия), когда у него нет никаких
гарантий, природных механизмов, способных помочь ему автоматически стать
человеком. В этом смысле положение человека в мире не имеет природных
оснований. А если есть основания, то только те, которые созидаются, и в
этом смысле человек и человеческая история суть история самосозидания. Но
это самосозидание (я просто резюмирую то, что говорил) означает, что мы,
живя в природе, ее трансцендируем. Те основания, которые мы под себя как бы
подкладываем, чтобы стать людьми, ищутся через выхождение человека за свои
собственные природные рамки или границы. Вот это выскакивание человека за
естественный, природой регулируемый ход событий, этот акт и стал называться
трансцендированием.
выхождение, преодоление себя, это не означает, что трансцендируют к
чему-то, куда-то - скажем, как выходят из комнаты в коридор. В философии
эта странная вещь описывается в философии так: мы трансцендируем "выходим
из себя" - а куда? - Никуда. В том смысле, что нет таких предметов (к
которым "выходят") вне мира. Мир ведь состоит из природных предметов,
которые мы видим, и, казалось бы если я выхожу за эти предметы, то выхожу к
каким-то другим, которые от первых отличаются только тем, что они - святые,
сверхъестественные. Помните, я рассказывал вам в прошлый раз, откуда
появляется символ Бога или идея Бога (не Бог, а идея Бога или символ Бога),
и говорил о сверхъестественной или сверхопытной реальности. Так ведь?
Значит, рядом с какими-то обычными вещами должны полагаться еще какие-то
другие, особые, сверхприродные или сверхопытные вещи. Ведь все. что
находится в мире, дано нам в опыте, опытным путем, и, следовательно, если я
говорю о чем-то другом, значит, это существует по ту сторону опыта. Что -
по ту сторону опыта, если пользоваться традиционной терминологией? - Ну,
конечно, мифические существа, боги. Они предметы нашей веры - не опыта, а
веры.
принципиального отрицания того, что существуют (так же как существовали бы
вещи, на таком же основании) еще и сверхвещи. Или, другими словами, с
сознания того, что человек в отличие от барона Мюнхгаузена не может
вытащить сам себя из болота. Нужна какая-то точка; а всякая точка, на
которую человек может опираться, - в мире. Человек- не может выскочить из
мира, но на край мира он может себя поставить. Посредством чего? С помощью
совершенно особой вещи, которая появляется только в философии, и которую я
назову так: пустое понятие. То есть понятие, которое не имеет предмета и,
следовательно, действует в качестве символа. Человек, стол, дерево, здание
и т.д. -все эти слова имеют предметы. С их помощью мы обозначаем предметы в
мире. И эти предметы доступны нам помимо слов, на опыте. А в случае символа
- иначе.
вовторых, доступность значения предмета слова помимо слова. Тогда слово мы
понимаем. Так ведь? Мы под слова подставляем предметы и тем самым выполняем
еще одну операцию. Есть операция, осуществляемая с помощью слова, и есть
еще вторая операция (необходимая для него), которая не является словом, а
есть указание. Например, я показываю на этот находящийся в моей руке
стакан, когда помимо слова выполняю еще акт давания стакана, где? - в
опыте. Большинство наших слов или все слова таковы. В том числе и слова,
обозначающие эмоции, чувства, хотя на чувства и эмоции нельзя указать
пальцем. Но тем не менее на эти состояния, переживаемые реально, тоже можно
сослаться. Ведь что я сейчас делаю? Я объясняю вам не стакан, а слово
"стакан" в качестве знака. Я говорю, что для него нужна операция указания
на опыт и, следовательно, ссылаюсь на ваш опыт оперирования словами и
указания на предметы. То есть объясняю не стакан, а употребление слова
"стакан", хотя в самом употреблении - это не вещественный предмет, который
можно было бы пощупать, но опыт употребления есть. И я, ссылаясь на него,
как бы объясняю, что такое слово вообще. Значит, можно объяснять конкретные
слова, ссылаясь на опыт, а можно и абстрактные слова. Слово вообще. Слово
"вообще", я могу тоже объяснить, хотя его нельзя, конечно, пощупать. Но оно
все равно основано на опыте.
который мог бы быть дан помимо слова на опыте. Например, одним из таких
предметов является слово "Бог", встречающееся в религии. Такого предмета
нет, как известно. Но это не единственное слово, у которого нет предмета.
Скажем, у Платона в свое время появилось слово "душа", а у Декарта
"врожденное знание''. Это слова что-то, казалось бы, обозначающие. Но
обозначающие не предметы. Души нет, как и врожденных идей. То есть нет
таких идей, которые лежали бы в нашей душе, как в колодце могут лежать
камушки. Пока я только предупреждаю вас о том, что в философии в принципе
допустимо существование слов с особым значением, без указания на какие-то
предметы опыта. Поскольку мы получили слова. имеющие сверхопытное значение,
относительно которых существует предупреждение небуквального понимания. Я
говорю: "душа" - но не понимайте меня буквально! Или я говорю: "знания нам
врождены" - не понимайте это буквально. Я говорю: "идеи (на языке Платона)
воплощаются в веши" - не понимайте это буквально. А как правило, по
привычке мы ведь буквально это понимаем, считая, например, что Платон якобы
был идеалистом и полагал, что материальные вещи материальный мир
порождаются идеями, что вещи рождаются в акте мысли. Как-то сомнительно...
Неужели он был такой дурак?
в обычных человеческих ситуациях существует такое правило, как вежливость -
допущение, что другой человек не хуже тебя и не дурак. Значит, есть запрет
на какие-то вещи, которые тебе приходят в голову относительно другого
человека. Даже если они тебе пришли в голову, ты не должен их выражать или
давать почувствовать. Запрет! И в философском деле есть это правило (также
как и в юриспруденции, где аналогом вежливости является допущение
отсутствия вины, если она не доказана, презумпция невиновности). А в
философии есть презумпция ума. По определению, если берешь книжку в руки,
то каким бы роковым именем ни назывался автор, Платон или кто-то еще -
существует презумпция, касающаяся ума философа. И поэтому, очевидно, не
случайно сито истории устроено так, что многое оно отсеивает, но все, что
должно было остаться, - остается. Все забытое должно быть забыто, а все,
что достойно памяти -помнится. Ничего не пропадает в этом смысле слова.
Хотя рукописи, конечно, горят, это ясно. Но - это уже совсем другое.
мы еще не понимаем, о чем идет речь. Например, Платон говорит, что вещи -
продукты идей. А правило презумпции ума предупреждает: простите, не может
быть, чтобы он имел в виду, что акты мысли порождают вещи просто по смыслу
этой фразы. Мысль порождает вещи? А может быть, он что-то другое хотел
сказать? Что же это другое? И тогда, гигиенически обезопасив себя от
собственной глупости, мы можем начать понимать.
иметь дело, во-первых, содержит в себе особые термины и слова, и, вовторых,
эти слова и термины указывают на то, что я назвал трансцендированием. То
есть философия в этом смысле, ее язык, на котором она о чем-то говорит,
содержит понятия, описывающие акт трансцендирования, который совершается в
бытии человеческого существа (а отнюдь не в философии), потому что человека
без трансцендирования нет. Его нет без выхода за рамки природно-данного и
без построения чего-то другого, например, ритуала, подобно машине также
производящего в человеке человека или в животном человека.
что они содержат информацию о чем-то реально происшедшем - вы знаете, что в
мифе не рассказывается о реальных событиях, поэтому миф и называется мифом.
Так что не в том смысле память, что в таком-то году была битва на Калке, в
таком-то году Куликовская битва и т.д. Разумеется, не в этом. Ибо миф есть
память о том, чего не было и нет; память в смысле машины, которая
организует саму способность человека помнить. У человека, который живет в
мире мифа, сознание организуется таким образом, чтобы он вообще помнил.
Помнил предков, знал бы разницу, например (как у Леви Стросса), между
"сырым" и "вареным". Ибо что такое сырое и вареное? Это мифический рассказ
о том, что и как мы едим. Ведь не сырое мясо мы едим, а вареное. А это уже
культура, а не природа. Через поедание, в частности, вареного мы произошли.
И миф закрепляет этот факт напоминанием об источниках нашего человеческого
происхождения. Мифический рассказ есть память именно о такого рода
событиях, которые суть не конкретные события. Не о них идет речь.
Шилова Юлия
Маккэфри Энн
Шилова Юлия
Зыков Виталий
Свержин Владимир
Акунин Борис