отправлялся в поиски; и если бы посреди этого поиска я стал меняться, я бы,
пожалуй, от него отказался. Тогда я думал, что именно это часто происходит с
людьми на пути 'оккультных' исканий: они испытывают на себе разные методы,
вкладывают в свои попытки много ожиданий, труда и усилий, но в конце концов
принимают свои субъективные старания за результат поиска. Я хотел любой ценой
избежать этого.
Но с первых же месяцев моего путешествия стала вырисовываться и совершенно
новая, почти неожиданная цель.
Чуть ли не во всех местах, куда я приезжал, и даже во время самих поездок, я
встретид немало людей, которые интересовались теми же самыми идеями, что и я,
которые говорили на том же языке, что и я, и с которыми у меня немедленно
устанавливалось полное и отчётливое взаимопонимание. Конечно, в то время я не
мог сказать, как велико это взаимопонимание и далеко ли оно зашло, но в тех
условиях и с тем идейным материалом, которым я располагал, тогда даже оно
казалось почти чудесным. Некоторые из этих людей знали друг друга, некоторые -
нет; я чувствовал, что устанавливаю между ними связь, как бы протягиваю нить,
которая, по первоначальному замыслу моего путешествия, должна обойти вокруг
всего земного шара. В этих встречах было нечто возбуждающее, исполненное
значения. Каждому новому человеку, которого я встречал, я рассказывал о тех,
кого встретил раньше; иногда я уже заранее знал, с кем мне предстоит
встретиться. Петербург, Лондон, Париж, Генуя, Каир, Коломбо, Галле, Мадрас,
Бенарес, Калькутта были связаны незримыми нитями общих надежд и ожиданий. И чем
больше людей я встречал, тем больше захватывала меня эта сторона путешествия. Из
него как бы выросло некое тайное общество, не имеющее ни названия, ни
устройства, ни устава, членов которого, однако, тесно связывала общность идей и
языка. Я нередко размышлял о том, что сам написал в 'Tertium Organum' о людях
'новой расы', и мне казалось, что я был недалёк от истины, что происходит
процесс формирования если и не новой расы, то, по крайней мере, новой категории
людей, для которых существуют иные ценности, чем существующие для всех.
В связи с этим, я снова ощутил необходимость привести в порядок и
систематизировать то, что из известного нам ведёт к 'новым фактам'. И я решил,
что по возвращении возобновлю оставленную работу над книгой, но уже с новыми
целями и новыми намерениями. В Индии и на Цейлоне у меня возникли кое-какие
связи; мне казалось, что через некоторое время я обнаружу какие-то конкретные
факты.
Но вот наступило одно сияющее солнечное утро. Я возвращался из Индии. Пароход
плыл из Мадраса в Коломбо, огибая Цейлон с юга. Я поднялся на палубу. Уже в
третий раз за время путешествия я подплывал к Цейлону - и каждый раз с новой
стороны. Плоский берег с отдалёнными голубыми холмами открывал издали такие
ландшафты, которые невозможно было бы увидеть на месте. Я мог различить
миниатюрную железную дорогу, которая тянулась к югу; одновременно виднелись
несколько игрушечных станций, расположенных, казалось, почти вплотную. Я знал их
названия: Коллупитья, Бамбалапитья, Веллаватта и другие.
Приближаясь к Коломбо, я волновался, ибо мне предстояло, во-первых, узнать,
найду ли я там того человека, которого встретил перед последней поездкой в
Индию, и подтвердит ли он своё предложение о моей встрече с некоторыми йогинами;
во-вторых, решить, куда мне ехать дальше: возвращаться ли в Россию или следовать
в Бирму, Таиланд, Японию и Америку.
Но я совершенно не ожидал того, что встретило меня на Цейлоне. Первое слово,
услышанное мной после высадки на берег, было: война.
Так начались эти странные, полные смятения дни. Всё смешалось. Но я уже
чувствовал, что мой поиск в некотором смысле закончен, и понял, почему всё время
ощущал, что нужно торопиться. Начинался новый цикл. Невозможно было ещё сказать,
на что он будет похож и куда приведёт. Одно казалось ясным с самого начала: то,
что было возможно вчера, сегодня сделалось невозможным. Со дна жизни поднялась
муть и грязь, все карты оказались смешанными, все нити - порванными.
Оставалось лишь то, что я установил для себя и что никто не мог у меня отнять. И
я чувствовал, что лишь оно в состоянии вести меня дальше.
1914-1930 гг.
Глава 1. ЭЗОТЕРИЗМ И СОВРЕМЕННАЯ МЫСЛЬ
Идея скрытого знания. - Бедность человеческого воображения. - Трудность
формулирования желаний. - Индийская басня. - Легенда о Соломоне. - Легенда о
Святом Граале. - Зарытое сокровище. - Разное отношение к Неведомому. -
Протяжённость границ познаваемого. - 'Магическое' значение. - Уровень обычного
знания. - Познавательная ценность 'мистических' состояний. - Подлинность
'мистических' переживаний. - Мистика и скрытое знание. - Внутренний круг
человечества. - Аналогия между человеком и человечеством. - Клетки мозга. - Идея
эволюции в современной мысли. - Гипотеза, которая стала теорией. - Смешение
эволюции разновидностей с эволюцией вида. - Разные значения понятия эволюция. -
Эволюция и преображение. - Религия мистерий. - Что сообщалось посвящённым. -
Драма Христа как мистерия. - Идея внутреннего круга и современная мысль. -
'Доисторическая' эпоха. - 'Дикари'. - Сохранность знания. - Содержание идеи
эзотеризма. - Школы. - Искусственное культивирование цивилизаций. - Приближение
к эзотерическому кругу. - Религия, философия, наука и искусство. - Псевдо-пути и
псевдо-системы. - Различные уровни людей. - Последовательные цивилизации. -
Принцип варварства и принцип цивилизации. - Современная культура. - Победа
варварства. - Положение внутреннего круга. - 'План' в природе. - Мимикрия. -
Охранительное сходство. - Старая теория мимикрии. - Несостоятельность научных
теорий. - Последние объяснения явлений мимикрии. - 'Театральность'. - 'Мода' в
природе. - 'Великая Лаборатория'. - Самоэволюционирующие формы. - Первое
человечество. - Адам и Ева. - Животные и люди. - Первые культуры. - Опыт ошибок.
- Социальные организмы. - Животные-растения. - Индивид и массы. - Миф о Великом
Потопе. - Вавилонская башня. - Содом и Гоморра и десять праведников. - Мифы о
нечеловеческих расах. - Муравьи, пчёлы и их 'эволюция'. - Причина падения
прошлых рас самоэволюционирующих существ. - Осуществление социалистического
порядка. - Утрата связи с законами природы. - Автоматизм. - Цивилизация
термитов. - Принесение в жертву интеллекта. - 'Эволюция' и современный
догматизм. - Психологический метод.
Идея знания, превосходящего все обычные виды человеческого знания и недоступного
заурядным людям, идея знания, которое где-то существует и кому-то принадлежит,
пронизывает всю историю человеческой мысли с самых отдалённых эпох. Согласно
некоторым памятникам прошлого, знание, в корне отличное от нашего, составляло
сущность и содержание человеческой мысли в те времена, когда, согласно другим
предположениям, человек почти не отличался (или совсем не отличался) от
животных.
Поэтому 'скрытое знание' иногда называют 'древним знанием', хотя это, конечно,
ничего не объясняет. Однако необходимо отметить, что все религии, мифы,
верования, героические легенды всех народов и стран исходят из существования - в
какое-то время и в каком-то месте - особого знания, намного превосходящего то
знание, которым мы обладаем или можем обладать. Содержание всех религий и мифов
в значительной мере состоит из символических форм, представляющих собой попытки
передать идею такого скрытого знания.
С другой стороны, ничто не доказывает слабость человеческой мысли или
человеческого воображения с такой ясностью, как современные идеи о содержании
скрытого знания. Слово, понятие, идея, ожидание существуют; но нет определённых
конкретных форм восприятия, связанных с этой идеей. Да и саму идею нередко
приходится с огромным трудом выкапывать из-под гор преднамеренной и
непреднамеренной лжи, обмана и самообмана, наивных попыток представить в
понятных формах, заимствованных из обычной жизни, то, что по самой своей природе
не имеет с ними ничего общего.
Труд по отысканию следов древнего или скрытого знания, даже намёков на него и на
его существование, напоминает труд археолога, который ищет следы какой-то
древней забытой цивилизации и находит их погребёнными под несколькими слоями на
кладбищах обитавших на этом месте народов, возможно, отдалённых тысячелетиями и
не подозревавших о существовании друг друга.
Но всякий раз, когда учёный сталкивается с необходимостью так или иначе выразить
содержание скрытого знания, он неизбежно видит одно и то же, а именно:
поразительную бедность человеческого воображения перед лицом этой идеи.
По отношению к идее скрытого знания человечество похоже на персонажей волшебных
сказок, в которых какая-то богиня, или фея, или волшебник обещает людям дать
всё, что они пожелают, но при условии, что они точно скажут, что им надобно. И
обычно в сказках люди не знают, чего им просить. В некоторых сказках фея или
волшебник обещают даже исполнить не менее трёх желаний, но и это оказывается
бесполезным. Во всех волшебных сказках люди безнадёжно теряют голову, когда
перед ними встаёт вопрос о том, чего они хотят, что они желали бы иметь, - ибо
они совершенно не способны сформулировать и выразить своё желание. В эту минуту
они или припоминают какое-то мелкое, второстепенное желание, или высказывают
несколько противоречивых желаний, одно из которых делает другое невыполнимым;
или же, как в 'Сказке о рыбаке и рыбке', не способны удержаться в пределах
возможного и, желая всё большего, кончают попыткой подчинить себе все высшие
силы, не сознавая при этом ничтожности своих собственных сил и способностей. И
вот они терпят неудачу, теряют всё, что приобрели, ибо сами точно не знали, чего
им нужно.
В шуточной форме понятие о трудности формулирования желаний в том редком случае,
когда человек добивается успеха, выражено в индийской сказке. Некий нищий,
слепой от рождения, вёл уединённую жизнь и существовал на подаяние соседей. Он
долго и настойчиво досаждал одному божеству своими молитвами и наконец растрогал
его своим постоянным благочестием. Однако, опасаясь, что просителя окажется
нелегко удовлетворить, божество связало его клятвой просить об исполнении не
более одной просьбы.
Такое требование надолго озадачило нищего; и всё же его профессиональная
изобретательность пришла в конце концов ему на помощь.
'Я вынужден повиноваться твоему повелению, о благостный Господь, - отвечал он, -
и прошу из Твоих рук одного-единственного блага: чтобы я дожил до таких лет,
когда смог бы увидеть, что внук моего внука играет во дворе в семь этажей, а
многочисленные слуги пода.т ему рис и молоко в золотых чашах.' И в заключение
выразил надежду, что не покинул пределы дозволенного ему единственного желания.
Орловский Гай Юлий
Мережковский Дмитрий
Доценко Виктор
Емилина Ника
Шилова Юлия
Сертаков Виталий