того Абсолютного, которое культивировалось в человечестве лишь религией и
философией "мягких". Прагматистам, научившимся внутренней абсолютности
запросов у "мягких", не следовало бы игнорировать это свое родство, гораздо
более близкое, чем родство с "жесткими", - и сохранять с этими, еще
здравствующими и могущими им помочь, родственниками более справедливые
отношения.
- очень невелико. Но значит ли это, что так же ничтожна его философская
ценность? Эти два понятия нужно различить.
стороны: Эрос и Логос. Что касается Логоса, то мы видели, как отсутствует он
в прагматизме. Прагматизм ничем так не грешит, как полным отсутствием
Логоса, столь основательно забытым всей новой философией. Отсюда
противоречие прагматизма, его идейная бесплодность, отсутствие
теоретического творчества иї эклектизм.
жажда, искание, а не простое "счисление" аргументов, не простая
классификация доводов. Истинно-философскую душу обуревает страсть, pauoj,
которую Платон с незабвенной силой отождествил с любовным влечением, с
Эросом. Прагматические увлечения Джемса полны этим Эросом, и если в них
отсутствует Логос, зато они проникнуты философским пафосом, одухотворены
благородной стихией чистого, бескорыстного и совсем не прагматического
искания. Чарует и покоряет в Джемсе именно эта скрытая сила, быть может, им
не сознаваемая, и она-то обусловливает, как это ни странно, противоречивость
и многочисленность его позиций. Благодаря силе Эроса, в нем заключенного,
Джемс не может удовлетвориться ни одной из точек зрения, имеющихся в его
сознании. Только что став на одну, он мгновенно чувствует ее
недостаточность, спешит к другой - и в этом метании, в этой неутомимой
погоне за истиной вся прелесть и вся громадная привлекательность Джемса.
облике: это, во-первых, острое, тончайшее критическое чувствование
условности и схематичности той картины мира, которую дают естественные
науки, и, во-вторых, громадное мистическое переживание бесконечной
значительности мира - непостижимой сериозности жизни.
испарений эмпириокритизма, когенианства, риккертианства, имманентизма, -
прагматизм Джемса должен быть приветствуем как свежая струя чистого воздуха.
Быть может, он сыграл великую роль не только очистителя атмосферы. Быть
может, ему предстоит глубоко взрыть почву, разрыхлить комья и приготовить
современную мысль к новым посевам Истины. Можно одно только сказать: сам
прагматизм, в силу отсутствия в нем Логоса, сеятелем быть не может.
Логосом. И только философия Логоса может ответить тем воздыханиям и
томлениям, которыми переполняется благородная душа прагматизма - Джемс.
Шеллинг говорит: "В новой философии отсутствует понятие природы" .
положения, мы увидим, что вся новая философия в противоположность античной и
средневековой на всем своем протяжении и во всех своих представителях не
признает природы как Сущего. И, можно сказать, весь ход развития, все детали
и изгибы основных типов новой европейской мысли (а также новейшей)
предрешаются этим непризнанием.
основные тенденции нового мышления и блеском своих писаний как бы навсегда
отделившие новое время от античности и средневековья. Декарт с несравненною
силою мысли закладывает основы того механического миросозерцания, которое в
продолжение трех столетий лишь развивается и детализируется и которое даже в
XX веке является основным и господствующим типом научной мысли и
сверхнаучных построений. Бэкон с огромным успехом и необычайной для философа
славой становится теоретиком и пророком того практического завоевания
природы и утилитарного господства над нею, которое дало такие пышные плоды в
совершенно исключительном и единственном во всей истории человечества
расцвете европейской индустрии и победном шествии материальной цивилизации
Европы по всем странам света.
философия Бэкона в равной степени, хотя и с разных сторон, окончательно
порывают с природой как Сущим, т.е. с живой f?sij античности, полной
органических e"doj'ов, творческих энтелехий, сперматических логосов, и с не
менее живой natura archetypa патристики и средневековья, natura creata
creans, которая никак не исчерпывается тем, что в ней открывается человеку,
и ведет самостоятельную глубоко скрытую и таинственную жизнь .
и потребностям человека для того, чтобы человек простер свою власть над
природой, которая ему принадлежит по божественному дару . Он понимает, что,
"только повинуясь природе, можно ею управлять" . Но это повиновение не
сыновнее, а дипломатическое. Умственно приспособиться к глубоким и сложным
процессам природы нужно лишь для того, чтобы завладеть ее тайнами и даже не
тайнами, а "секретами" , а завладевши - заставить служить. Природа как
субъект для Бэкона не существует, она лишь объект, из которого можно черпать
много открытий, а эти открытия очень полезны, потому что увеличивают
господство и благосостояние Человечества.
как Сущего получает теоретическое завершение в механистической философии
Декарта. Если Бэконом природа как Сущее не признается фактически, то Декарт
не может признать природу за Сущее принципиально. Res cogitans непереходимою
пропастью отделяется от res extensa . Res extensa - т.е. весь материальный,
природный мир, есть чистая протяженность, лишенная всяких энергий и всяких
форм деятельного существования. Res extensa - существенно пассивна, инертна.
Но, будучи таковою, она лишена всякой жизни в себе. Не имея же никакой жизни
в себе, природа есть чистый объект и ни в каком смысле субъектом, т.е.
Сущим, признана быть не может.
теоретически - в великом историческом отрыве от природы как Сущего,
оставались в полном и сладком неведении тех разрушительных следствий,
которые с неизбежностью вытекали из их основных принципов. И Бэкон, и Декарт
даже не подозревали, какую колоссальную, затяжную, многовековую революцию
как в области мысли, так и в области жизни они начали своими великими
трудами. И Бэкон, и Декарт одинаково были уверены, что все остается
по-старому, и природа, т.е. внешний мир, продолжает существовать и вечно
будет существовать так же непоколебимо, так же устойчиво и так же
неоспоримо, как она существовала в их сознании.
celui de la logique par exemple" , и как ни хотелось Декарту и Бэкону, чтобы
все оставалось по-старому - диавол логики в зависимости от основного сдвига,
наиболее крупными глашатаями которого были Бэкон и Декарт - произвел в
дальнейшем развитии философской мысли Европы целый ряд самых неожиданных,
самых парадоксальных и невероятных перемещений.
если она существенно-безжизненна - тогда что из себя представляет весь
материальный мир? Что такое та материя, которая лежит в основе всех
материальных процессов вселенной?
абсолютно существует. Ведомые диаволом логики, окказионализм и Мальбранш
начинают чувствовать затруднение. Если материя только пассивна, тогда вся
активность, вся действующая причинность всецело перемещается в Бога и в
конечных духов, наделенных свободною волей. Но тогда материя только
совокупность случайных поводов. Тогда причинность материальных процессов как
таковых окказионалистична, т.е. причинность эта в себе не существует и
призрачна. Еще один шаг, и призрачной окажется не только причинность
материальных процессов, но и сама материя.
неизбежно вытекающий из бэконо-декартовского отрицания природы как Сушего.
мысли, доказывается исторически тем, что к нему одновременно, независимо
друг от друга, пришли с двух сторон три различных философа:
перед Мальбраншем, в своем "Рассуждении о божественной любви" говорит:
пуст материальный мир. Это совершенная фикцияї Человек живет среди иллюзий и
обманов" .
Мальбранша, понимая материю как чистую внешность, принципиально отрицает
существование внешнего, т.е. материального мира в своем труде Clavis
universalis, который носит характерный подзаголовок: "Новое разыскание
истины, состоящее в доказательстве несуществования и невозможности внешнего
мира" .
очевидно без всякого воздействия Мальбранша, в силу одной лишь внутренней
логики, в целом ряде блестящих сочинений победоносно раскрывает всю
нелепость мертвого понятия материи, затвердевшего в какой-то нефилософский
догмат, как в континентальном картезианстве, так и в английском эмпиризме.