Чтение 5–й страницы книги ~Необычайные похождения Севы Котлова~

- На, посмотри немножко, - сказал я.

Витька прямо впился в круглые стеклянные линзы. И тут по всему бульвару пош¬л крик: "Летит! Летит!.." И Витька тоже заорал как полоумный:

- Лети-ит!..

Я вырвал у Нытика бинокль и направил его прямо в небо.

И вдруг сердце у меня забилось так сильно, что я даже придержал его локтем: я видел, как по т¬мному небу мчится красная зв¬здочка. Наша! Красная!

- Ур-ра! - завопил я на весь бульвар. И маленький зам¬рзший старичок тоже вдруг разгорячился и подхватил хриплым голоском:

- Ур-ра! Ура, друзья мои!.. Второй спутник в истории человечества. И опять наш!

А когда мы шли с Витькой обратно домой, мы уже твердо решили, что полетим на Марс и куда-нибудь ещ¬ подальше. Мы знали: так и будет! Мы знали это совершенно твердо!

А вот откуда появился вдруг полевой бинокль, мы ещ¬ не знали. Откуда же?!

17 ноября

Летом можно гонять в футбол, зимой играть в хоккей. А что делать осенью? На улице слякоть, грязь и вообще противно.

Ребята стали приставать к председателю совета отряда Толе Буланчикову:

- Ну придумай что-нибудь! Придумай! Не зря ведь мы тебя выбирали!

Толя морщил лоб, чесал затылок, важно вертел в руках самопишущую ручку, но так ничего умного и не придумал. Тогда он созвал совет отряда совместно с активом.

- Пионер должен быть всем ребятам пример, - сказал Толя. - Он должен вс¬ время совершать хорошие, общественно полезные дела!

- Это мы без тебя знаем! - крикнул кто-то. - Ты что-нибудь интересное изобрети! Новенькое!

- Давайте подумаем вместе! Всем коллективом! - предложил Толя.

- Собирать металл! - крикнули сзади.

- Мы всегда собирали, собираем и будем собирать металлолом, - сказал Толя. И, заглянув в тетрадку, словно не помнил наизусть, добавил: - Из собранного нами металла можно изготовить десять новых автомашин "Волга"!

- А сколько "ЗИЛов"? - ехидно крикнул кто-то.

- Насч¬т "ЗИЛов" я не в курсе.

- Знаем! Слышали! Это вс¬ хорошо!.. Да ты что-нибудь ещ¬ придумай!

- Давайте собирать бумажную макулатуру, - пропищала со своей парты Леля Мухина.

- Как тебе известно, Леля, мы и это делаем! - Буланчиков снова заглянул в тетрадку. - Из собранной нами макулатуры можно сделать двадцать тысяч новых тетрадок. И мы будем продолжать эту важную работу.

- Будем, будем! А что-нибудь ещ¬!.. Что-нибудь... чего ещ¬ не делали!..

- Может быть, Сева Котлов нам поможет? - сказал Буланчиков. - Он ведь у нас великий изобретатель!

Все повернулись, стали смотреть на меня и ждать. И, наверно, от этого у меня произошло полное затмение мозгов.

Так ничего и не придумав, мы разошлись по домам.

19 ноября

В последнее время я так привык ко всяким чудесам, что даже перестал обращать на них внимание. И я почти не удивился, когда наш¬л сегодня в парте записку, опять отпечатанную на пишущей машинке: "Эх вы, горе-изобретатели! Неужели ж вы забыли, что почти в каждом доме есть люди, которые нуждаются в вашей помощи: пенсионеры, инвалиды войны? И ещ¬! Прямо напротив школы вырос новый дом. Неужели не заметили? Да ослепли вы, что ли? Дом ещ¬ надо немного принарядить: очистить от мусора, протереть окна и так далее. Тоже ведь неплохое дело, а? Мозгами надо шевелить, ребятки!"

И опять в углу стояли те же три буквы "ТСБ". Я сразу помчался к Толе Буланчикову и потребовал внеочередного созыва совета отряда совместно с активом.

- Мы же только позавчера собирались, - сказал Толя. -

Нельзя устраивать заседательскую суетню! Любит наш председатель умные выражения!

- Да при чем тут суетня? Никто вовсе не будет суетиться.

Есть гениальные общественно полезные дела! Понял?

На совете отряда я аккуратно изложил вс¬, о ч¬м было напечатано в таинственной записке. Правда, о самой записке я почему-то забыл упомянуть. И все подумали, что новые полезные дела придуманы лично мною. Все хвалили меня, называли "светлой головой", "великим изобретателем" и даже "гордостью класса".

И только один Витька заныл:

- Да-а... У нас на весь дом только один пенсионер - и Севка его обязательно захватит.

- Как тебе не стыдно! - возмутилась Наташа Мазурина. - Вы можете вдво¬м шефствовать над этим пенсионером. Может, он совсем слабый, больной, бессильный.

- Это хорошо-о, если больной, - протянул Витька. - А если здоровый?!

- Ты но должен так говорить! - вскрикнула Наташа, самая сознательная девочка в нашем шестом классе "В". - И вообще мы должны быть благодарны Севе Котлову: ведь это он вс¬ придумал!

Я стал быстро-быстро собирать книжки. Но, впрочем, какая разница, кто это придумал? Важно, что дела хорошие. Это ведь самое главное! А кто придумал, я, между прочим, и не знаю даже. От кого приходят эти записки? И кто такой "ТСБ"? Кто?!

30 ноября

Степан Петрович жил в нашем подъезде на третьем этаже, но мы с Витькой видели его очень редко. У Стопапа Петровича были, оказывается, больные глаза, он очень плохо видел и редко спускался вниз. Чаще всего он просто сидел дома или дышал воздухом на сво¬м балконе. А балкон этот выходил не во двор, а в переулок, а в переулке нам с Витькой делать было совершенно нечего.

В общем, мы редко видели Степана Петровича. А он помнил нас только маленькими, когда мы ещ¬ не ходили в школу и не гоняли в футбол. Мы тогда ездили в каких-то белых колясочках по бульвару и вели самый настоящий паразитический образ жизни: целый день или спали, или ели. Степан Петрович сказал, однако, что мы очень славные ребята. Узнав про эти его слова, мама вздохнула:

- Ну, тогда его жд¬т жестокое разочарование!

И ещ¬ мама сказала, что наш подшефный пенсионер станет теперь самым несчастным человеком на свете и что общественность или райсобес должны немедленно спасти его от нашего шефства. Так и сказала: "Спасти!"

- Ничего подобного! - возмущался я. - Мы будем за ним ухаживать: варить ему обед, бегать за всякими там покупками, убирать комнату и читать ему книжки!

Мама заявила, что после того как мы один раз сварим обед, надо будет вызывать минимум тр¬х уборщиц, чтобы они скребли кастрюли, в которых вс¬ пригорит, чистили плиту и мыли пол. В общем, мама почему-то не верила в наши хозяйственные способности.

И очень зря! Я сразу блестяще вс¬ организовал. Прежде всего я распределил обязанности: Витька варит обед, бегает за покупками и убирает комнату, а я читаю Степану Петровичу книги и газеты.

Витька, конечно, не согласился. И заныл:

- Ну да-а... Выбрал себе самое л¬гкое!

- Не самое л¬гкое, а самое ответственное! Я взял на себя политическую часть шефской работы! Понял?

Тем более, скоро оказалось, что обед варить вовсе не нужно - это делала соседка Степана Петровича. Значит, за Витькой остались только магазины да ещ¬ уборка комнаты. И он выполнял эти обязанности с большим удовольствием. Он даже научился различать сорта мяса: какое для супа, а какое для котлет. На рынке Витька обычно долго торговался с молочницами. И тут, между прочим, очень пригодился его характер: он так долго пыл, что молочницы в конце концов уступали ему, лишь бы отвязался. Витька, запыхавшись, влетал в комнату и победным голосом сообщал:

- Сегодня купил молоко на три копейки дешевле!

- Зачем же ото, Витя? - спрашивал своим глуховатым голосом Степан Петрович и протягивал впер¬д руку: разговаривая с человеком, он почему-то обязательно должен был держать его за плечо или за локоть.

Витька подходил поближе и объяснял:

- Да так интересней! А то скучно очень: подош¬л, заплатил деньги, купил... Никаких событий!

Каждое утро Степан Петрович получал сразу четыре газеты, и я читал ему вслух. Сперва я очень волновался и читал с выражением, будто стихи декламировал. Но Степан Петрович сказал, чтобы я читал просто и тихо, как разговариваю, как беседую с товарищами, а не надрывал себе попусту горло. И я стал читать по-человечески.

Но дело, конечно, не в этом. А в том, что, читая каждый день по четыре газеты, я стал очень образованным в политическом отношении. Я лучше всех в нашем классе знал теперь о важных событиях, которые происходят у нас в стране и даже далеко-далеко за ос границами, за рубежом.

Я рассказывал ребятам, что даже разные буржуазные газеты восторгаются нашими спутниками. Потому что ими просто нельзя не восторгаться! И даже эти газеты признают, что мы обогнали Америку в очень важных научных вопросах.

Чтобы ребята не сомневались, я громко и абсолютно наизусть произносил названия зарубежных газет: "Унита", "Дейли Уоркер" и даже всяких буржуазных изданий: "Фигаро", "Темпо"... И даже такие названия, которые выговорить было нелегко. Вроде какой-нибудь "Нью-Йорк геральд трибюн" или "Коррьере делла сера". А то ещ¬ и помудренее!

Л¬лька Мухина заявила как-то, что я вс¬ перепутал и что "Фигаро" - это вовсе не название газеты, а имя одного парикмахера из оперы "Севильский цирюльник". Она видела эту оперу в Большом театре. Но тут Лельку подняли на смех, и она чуть не разревелась.

Я читал Стопану Петровичу и книги тоже. Только у нас вышли небольшие, как это пишут в газетах, разногласия. Я больше всего люблю книги про войну, а Степан Петрович таких книг не любит. Ему тяжело вспоминать о войне: ведь он и в Финской участвовал и в Отечественной. А в 1945 году под городом Кенигсбергом его сильно контузило - и он с тех пор стал плохо видеть. И два сына его погибли на войне. Их фотографии висели на стене, над кроватью Степана Петровича, в красных, прямо до блеска отполированных рамках. И когда Витька начинал убирать комнату, Степан Петрович всегда просил его не трогать эти рамки, чтобы он случайно не поцарапал их, не попортил, не разбил стекло. Степан Петрович сам ухаживал за этими фотографиями.

У Степана Петровича большая лохматая голова. И вся белая, седая. А на лице рябинки попадаются... Иногда, когда я читаю газету или книгу, Степан Петрович вдруг задумывается о ч¬м-то и опускает свою седую большую голову низко-низко... Я тогда могу замолчать, прекратить чтение, а он и не замечает. Я даже уйти могу - он и этого не заметит. И даже "до свидания" не скажет. О ч¬м он думает? Что вспоминает?..

А иногда он бывает очень вес¬лым и тогда угощает нас всякими вкусными вещами. Даже неудобно получается: Витька накупит чего-нибудь к чаю, а мы сами вс¬ это и съедим. И Степан Петрович очень доволен! В такие минуты он нас очень часто сравнивает со своими ребятами - с теми, которые на стене, в красных отполированных рамках.

- А мои вот сладкого не любили. Кислое им, бывало, подавай: капусту или огурцы... И мои тоже часто вслух читали газеты или журналы. Я тогда ещ¬ видел вполне прилично. А они вс¬ равно читали мне. И ещ¬ друг у друга книжку выхватывали - один говорит: "Моя очередь!", а другой: "Нет, моя!.." И такие книжки читали мне, которые сами чуть ли не наизусть знали. И вс¬ предупреждали: "Вот сейчас будет самое интересное, вот сейчас!.."

- И я так часто делаю, - сказал я.

А Степан Петрович в ответ почему-то тихо-тихо погладил меня по голове.

Да, в общем, мы шефствуем над Степаном Петровичем. И я так увл¬кся этим делом, что даже целых одиннадцать дней дневник не писал. А сегодня вот вс¬ сразу и выложил.

Нет, не вс¬. Я совсем забыл рассказать об одном загадочном происшествии. Оно как раз и Степана Петровича касается.

Спускаюсь я однажды на третий этаж, вынимаю из почтового ящика все четыре газеты, вхожу в комнату и вдруг вижу на стене, возле балкона, полевой бинокль. Тот самый! Честное слово, тот самый, который я, согласно приказу, положил после уроков в свою парту. Я тогда в точности выполнил приказ: не стая подглядывать, куда исчезнет бинокль, кто именно прид¬т за ним. И зря не стал подглядывать! Сейчас бы я уже не ломая себе голову, не путался бы в разных дурацких догадках, кто и откуда узна¬т заранее о всех наших планах, кто вмешивается в них?!

Да, я-то полевой бинокль в парту положил, а он вдруг здесь, у Степана Петровича, на стене оказался!

- Степан Петрович, это тот самый бинокль, да? - спросил я тихо.

- Какой "тот самый"?

- Ну, который... возле моей кровати...

- Возле твоей кровати? Ты что-то путаешь, Сева. Этот бинокль - мой боевой спутник! Он со мной на всех фронтах побывал и столько видел всякого, что просто удивляюсь, как его линзы от ужаса не ослепли. Смерть он видел. И кровь, и дым...

- А тогда, ночью... его никто у вас не забирал? Его ведь вчера на стене не было. Он только сегодня появился.

- Брал его у меня один сосед по дому. Он астрономией интересуется.

- Ах, сосед?!

Нет, сосед Степана Петровича, конечно, не мог переслать бинокль в нашу квартиру: мы с ним и не знакомы вовсе! А может, ото совсем не тот бинокль, в который мы с Витиком-Нытиком спутник наблюдали? Может, это просто двойник того бинокля? Ведь на свете, наверно, много одинаковых биноклей! Да, конечно...

А вс¬ же странная какая-то история. И вообще много странного происходит со мной в последнее время. Что вс¬ это значит? Не пойму. И никто, я уверен, не пойм¬т. Может быть, рассказать все это моему старшему брату Диме? Нет, нельзя: он на смех поднимет, не поверит. А за колючего Нигилиста просто со свету меня сжив¬т. Он ведь у нас такой дисциплинированный, такой сознательный, будто и не школьник вовсе. Лучше дам ему сво¬ сочинение проверить на тему "О ч¬м я мечтаю".

Я всегда показываю Диме свои сочинения и его дневник, его тетрадки по литературе тоже люблю почитать на досуге. Он, между прочим, недавно написал сочинение про любовь в стихах Пушкина, за которое ему сразу поставили пять с плюсом. Я ещ¬ никогда не получал такой отметки.

А это сочинение - "О ч¬м я мечтаю" - мне было особенно трудно писать. Ведь я мечтаю об очень многом: и о пол¬те на Марс, и о новых беговых "норвежках", и об альбоме с марками (особенно с треуголками!); и о том, чтобы наш Димка хоть раз в жизни получил двойку или хотя бы троечку с минусом и перестал быть для меня, как говорит мама, "живым укором"; и о том, чтобы меня приняли в нашу общешкольную футбольную команду хоть когда-нибудь, пусть даже через десять лет (хотя я ведь тогда уже не буду школьником!); и о том, чтобы мою фамилию как-нибудь случайно пропустили в классном журнале - и тогда бы целую четверть не вызывали меня к доске; и о том, чтобы разгадать все таинственные случаи, которые произошли со мной в последнее время.

2 декабря

Моя парта стоит у самого окна, и мне было хорошо видно, как сперва, прямо напротив школы, появилась красная кирпич-пая коробка - всего в какой-нибудь метр высотой. Потом коробка стала расти, расти - и вот уже обогнала наш второй этаж, потом и третий, а потом всю нашу школу переросла. И вот, наконец, дом построен! Его оштукатурили, словно в новое белое платье одели, и он сразу стал красивым и каким-то таким чистеньким, что к нему и подходить было страшно: а вдруг дотронешься до стопы - и след останется? Стены-то дома были очень чистыми, прямо белоснежными, а вот вокруг него и внутри скопилось столько строительного мусора, что, казалось, и за месяц не вывезешь!

И вот мы решили устроить субботник по очистке дома. Вернее сказать, это был не субботник, а "вторничник", потому что дело было во вторник. Но все говорили: "У нас сегодня субботник! У нас субботник!", хотя до субботы оставалось ещ¬ целых четыре дня.

Я первый раз был в новом и ещ¬ не засел¬нном доме. Ходил по комнатам и вс¬ думал: "А кто, интересно, будет жить вот в этой комнате? Может, какой-нибудь старый холостой уч¬ный, каких в пьесах часто показывают, а может быть, целая семья - отец, и мама, и сын. И этот самый сын, может, будет в нашу школу ходить и даже в наш класс. А вдруг?.. И вот они будут жить здесь долго-долго, и дом уже постареет, его будут ремонтировать, и никто не будет знать, что самыми первыми побывали в этой комнате мы, ребята из шестого класса "В"!.. А что, интересно, будет стоять у этой вот стены: тахта, или, может быть, стол, или пианино? А что повесят сюда вот, между окнами?"

Я так долго мечтал, что председатель совета отряда Толя Буланчиков сделал мне замечание:

- Ты работать приш¬л или на экскурсию?

И я стал работать.

Было решено, что для облегчения женского труда носилки будут таскать пионер и пионерка: парень - впереди, а девчонка - сзади.

Мне досталось работать с Наташей Мазуриной. Как я уже, кажется, говорил, это самая сознательная девочка в нашем классе. Учебник истории она, кажется, уже прочла весь до конца и сейчас изучает его уже по второму разу. Представляете себе, каково мне было работать с этой Наташей! Она то и дело поправляла меня: то я носилки не так держу, то пол где-то поцарапал, то ст¬кла протираю слишком сильно, и они, по е¬ мнению, могут выдавиться.

К концу работы я очень устал, но вовсе не от носилок и не от работы, а от нудного Наташкиного голоса. Как только позади раздавалось е¬ знаменитое "и не совестно!", лоб мой сразу становился мокрым. Один раз мы устроили отдых. И тогда Наташа Мазурина задумчиво сказала:

- А хорошо бы украсить чем-нибудь эти комнаты к приезду жильцов!

- Ну да-а... - возразил Нытик. - Им и новые квартиры, им и подарки тоже...

- Тебе не совестно?! - воскликнула Наташа. Но Витьке не было совестно, и она замолчала.

- А что мы можем подарить, ребята? Давайте вместе подумаем! - обратился к отряду Толя Буланчиков.

Мы все вместе подумали немного и все вместе ничего не придумали. И тогда снова взялись за носилки, лопаты и тряпки.

В самый разгар работы на весь дом раздался вдруг ужасный, прямо-таки душераздирающий крик. Я, конечно, сразу узнал голос нашей Л¬льки Мухиной. Мы все помчались в соседнюю квартиру, где работала Л¬лька. Оказалось, что из кучи мусора выглянул кусок электрического провода, а Л¬лька почему-то решила, что это змея. Змея в новом доме! До этого могла додуматься, конечно, только наша Муха. Ах, почему я до сих пор не засунул ей в парту живого ужа?! Представляю себе, что будет! Или, может быть, этот уж к концу перемены окажется вновь в моей собственной парте, как и ¬ж Борька? Чудеса, чудеса!..

В общем, мы во время своего "вторничного" субботника очистили от мусора только один первый этаж. А в доме-то ещ¬ целых шесть этажей! И зачем такие высокие дома строят?!

3 декабря

Сегодня у нас в школе вывесили "молнию". И в ней через весь квадратный лист ватмана красный заголовок: "Ценная инициатива". А чуть пониже - синей краской: "Равняйтесь на них!" Это на нас, значит, - на наш отряд: на меня, на Толю Бу-ланчикова, на Витика-Нытика и даже на Л¬льку Мухину. В "молнии" написано, что "все отряды должны подхватить этот славный почин и помочь строителям очистить все шесть этажей от мусора и стройматериалов".

"Молния" сверкнула так ярко, что прямо ослепила всех наших ребят, - они ходят по коридору гордые, задрав носы, а все их нахваливают. Все говорят: "Молодцы!", "Настоящие тимуровцы!" - и вс¬ такое прочее. Даже строгий учитель истории заявил сегодня, что мы, устроив субботник, "оказались достойными наследниками лучших традиций своих отцов"! Вот как здорово!

И никто, конечно, не догадывается, что вс¬ это вовсе не наш "славный почин" и не наша "славная инициатива", а выдумка какого-то неизвестного мне человека, который отпечатал на пишущей машинке и сунул мне в парту маленькую записочку и который поставил вместо своего имени три непонятные буквы "ТСБ".

6 декабря

Есть в нашем отряде кружок "Умелые руки". В него записались все ребята: и те, у кого умелые руки, и те, у кого неумелые, тоже. Это Толя Буланчиков так решил, что все должны записаться.

- Каждый нормальный человек должен что-нибудь уметь, - сказал Толя. - И вообще пусть умелые влияют на неумелых!

Толя был прав: каждый нормальный человек что-нибудь да умеет. Вот я, например, сколачивал клетки для нашего живого уголка, а Витик-Нытик мне гвозди и молоток подавал - он это умеет!

А потом, когда в пионерской комнате выставку устроили, на моих деревянных клетках оказались таблички с такой надписью:

"Работа пионеров Вити Бородкина и Севы Котлова". Витька вдруг впереди меня очутился, потому что он по алфавиту раньше ид¬т.

Больше всего на выставке было девчачьих работ: вышивки, вязания, салфеточки, наволочки всякие и прочая ерунда. Это я тогда, когда выставку смотрел, думал, что ерунда. А потом...

Прибегаю я однажды в класс после второй перемены (это была именно вторая перемена, потому что Дима сверху, со своего четв¬ртого этажа, мне деньги на завтрак приносил и я успел в буфет сбегать), сажусь на скамейку, лезу в парту за тетрадкой - и вдруг рука моя натыкается на что-то колючее. "Ах, ч¬рт! - думаю. - Неужели наш Борька-Нигилист оставил в парте свою иголку?" Подул на палец, открыл крышку и вижу: разломанным напополам перышком приколота записка.

Опять записка! И опять на пишущей машинке напечатанная! А напечатано в ней было вот что: "И почему только тебя, Котлов, "великим комбинатором" прозвали? Медленно у тебя в башке подшипники крутятся, и не в ту сторону. Если так и дальше пойд¬т, тебя неминуемо из Котелка в Кастрюлю переименуют! А теперь читай внимательно! Не знаете вы, куда девать изделия своего кружка "Умелые руки"? Догадаться не можете? Свалили их все в шкаф, и они там гниют себе на здоровье, моль ими питается. А разве не лучше подарить вс¬ это людям, которые в новый дом вселятся? Положите в каждую комнату коврики, вязания, салфеточки. И пусть девочки вышьют на каждом подарке цветными нитками: "С новосельем, товарищи!" Разве плохо будет? А если у вас подарков не хватит, бросьте клич на всю школу: ведь почти в каждом отряде есть кружок "Умелые руки"! Соображать надо!"

Ну, а в уголке, конечно, стояла та же самая подпись "ТСБ". И снова мы созвали экстренный внеочередной совет отряда. И снова все кричали, что я "просто гений" и "гордость класса", что у меня "золотая голова", и вс¬ такое прочее. А я тихонько отвечал, что "я здесь вовсе ни при чем". Правду говорил, но никто мне не верил, и все от этих моих "ни при ч¬м" только в ещ¬ больший восторг входили: "Скромница ты наша! Скромность украшает пионера!.. Всю жизнь будь таким скромным!" И я обещал быть таким всю свою жизнь.

А потом девочки вышили на ковриках и салфеточках разноцветные поздравления. И мы уже собирались снова идти в новый дом, но тут взбунтовались некоторые мальчишки:

- А как же наши работы? Почему только девочки дарить будут?

Девчонки в ответ заголосили;

- А что делать с вашими моделями глиссеров и подъ¬мных кранов? Может, вон в той комнате старушка жить будет и ей ваши глиссеры совсем ни к чему? А что делать, например, с Севкиными клетками? Их ведь тоже не подаришь! Представляете себе, как будет мило: входит человек в свою новую комнату и видит - посреди комнаты стоит здоровенная клетка и на ней надпись: "С новосельем, товарищи!"

- А если переделать клетку в мышеловку? - вылез со своим предложением Витик-Нытик.

- Как тебе не совестно?! - вскрикнула Наташа Мазурина. - Разве в новых домах бывают мыши?! Мыши и клопы - это пережиток прошлого, понятно?

Мы, мальчишки, сказали, что без наших подарков дело не пойд¬т. А девчонки сказали, что они тогда одни, без нас, пойдут в новый дом и разложат свои коврики. А мы тогда сказали, что расставим возле дома посты и не пропустим их. А Наташа Мазурина сказала, что у нас внутри сидят пережитки прошлого.

- Ты хочешь сказать, что там сидят клопы и мыши?! - грозно спросил Коля Тимохин, самый сильный у нас в классе в смысле мускулов и самый слабый в смысле уч¬бы, и д¬рнул Наташу за косу.

Тогда Толя Буланчиков забрался на подоконник и, с трудом установив тишину, предложил отложить на один день "торжественную церемонию внесения подарков в новый дом".

- Мы все крепко подумаем, как быть! - сказал Толя. - Всем коллективом подумаем!

И все разошлись по домам очень задумчивые...

7 декабря

Что же нам вс¬-таки сделать, чтобы не одни только девчачьи подарки в новом доме красовались? Неужели мы, мальчишки, будущие, можно сказать, мужчины, не сможем соорудить что-нибудь очень-очень нужное для новых жильцов?! Гораздо, ну, прямо в сто раз более нужное, чем всякие там салфеточки и подушечки?! Об этом я думал и вчера вечером, когда л¬г в постель, и сегодня утром, когда бежал в школу.

Я очень спешил в класс, так спешил, что даже три раза споткнулся на ровном месте. И один раз услышал за своей спиной:

"Ишь как младший Котелок в школу катится! По урокам соскучился!.." Это, наверно, сказал кто-нибудь из старшеклассников - тех, кто знал и "старшего Котелка", то есть нашего Диму. В школу я и правда бежал очень быстро, но вовсе не потому, что соскучился по урокам. Нет, я просто был уверен, что в парте меня жд¬т очередная записка от этого таинственного "ТСБ". Уж он-то подскажет нам выход из положения! Нельзя, ни за что нельзя уступать девчонкам! Они же потом до самого десятого класса, до самого последнего выпускного вечера будут насмехаться над нами и презирать нас!..

Я подлетел к своей парте, отбросил крышку, но никакой записки там не оказалось. Не было там записки от "ТСБ"!

До урока было ещ¬ долго. Забравшись на подоконник (я заметил, что именно там, на подоконнике, мне в голову приходят самые гениальные мысли!), я стал думать. "А что бы, интересно, мог мне подсказать этот самый "ТСБ", если бы он хотел подсказать? - думал я. - Он бы, наверно, прежде всего узнал, что мы умеем делать в столярной мастерской. Так... А что мы там делаем? Доски для стенгазет. Это новым жильцам не нужно! Ого, если жильцы начнут критиковать друг друга в стенгазетах - такая каша заварится, что ни один управдом не расхлебает! Ещ¬ мы делаем скворечники. Но если новым жильцам не нужны клетки для зверей, так и скворечники для птиц им, наверно, тоже ни к чему. А ещ¬ мы собирались сделать в своей столярной мастерской... Мы собирались делать..."

Тут я соскочил с подоконника и на весь класс заорал:

- Табуретки! Ура! Табуретки!..

Ну конечно! Вот что надо дарить новос¬лам: табуретки! Они всем нужны! Они обязательно должны стоять в каждой кухне, возле стола или возле плиты. И мы их сделаем! И мы их принес¬м на кухню ещ¬ до приезда жильцов! Вот сюрприз-то будет! Приезжают люди, заходят на кухню и вдруг видят: стоит новенькая, аккуратненькая, такая симпатичная табуреточка! И на другой кухне тоже, и на третьей.

Все представители мужского пола в нашем классе поддержали мой план. Со всех сторон неслось:

- Это будет дело! Не то что салфеточки и коврики! Мы девчонкам докажем!

- Мы докажем! - кричал и Витик-Нытик.

- Молчи уж лучше! - махнул я рукой. - Уж ты докажешь! Опять будешь только молоток и гвозди подавать, да?

Наш отрядный поэт Тимка Лапин тут же сочинил песенку:

Ах, детки, детки, детки, Сколотим табуретки! На кухни их поставим - И свой отряд прославим!

На перемене мы все помчались в столярную мастерскую и изложили учителю свой план. Он просто в себя не мог прийти от радости:

- Наконец-то вы оценили уроки труда! Труд - это великое дело, ребята! Труд превратил обезьяну в человека!..

А мы в ответ так галдели, что, глядя на нас, можно было твердо сказать: мы все действительно произошли от обезьян. И, кажется, совсем недавно...

10 декабря

Вот и наступила зима!

Вообще-то говоря, мороз уже давно пощипывал лицо и руки, я уже давно надел зимнее пальто и шапку-ушанку, которые потом ещ¬ целых пять дней пахли нафталином. Но снега вс¬ не было. А зима без снега - это, по-моему, не настоящая зима. И вдруг позавчера утром я увидел, что наши подоконники будто заросли белым мохом, и улицы побелели, и все деревья во дворе стали седыми. В воздухе кружились мохнатые зв¬здочки. И хоть на улице сразу потеплело, я сказал; "Пришла наконец моя любимая зимушка-зима!"

Толя Буланчиков, а за ним и все ребята в классе решили, что "нужно провести какое-нибудь очень оригинальное зимнее мероприятие". Такое, какого ещ¬ не было ни в одном отряде! И все тут же стали поглядывать на меня. Вот наказание: привыкли, что я всегда что-нибудь придумываю! Но ведь это же мне загадочный "ТСБ" подсказывал!

Я надеялся, что он и теперь что-нибудь да подскажет. Три дня подряд я прибегал в школу раньше всех, бросался к парте, но она была пуста-пуст¬шенька. Только один раз валялся кусок засохшей булки с маслом и колбасой: кто-то из второй смены не доел свой завтрак. А записок никаких не было!

Я снова стал размышлять: "Ну что бы мне мог посоветовать в таком положении этот самый "ТСБ"? Что?!" Все ребята с надеждой смотрели на меня, и от этого я уж совсем ничего не мог сообразить. Я по десять раз в день залезал на свой заветный подоконник, у меня даже поясница заболела, и паша умная Наташа Мазурина сказала, что я от сидения на холодном камне наживу себе очень неприятную болезнь радикулит, которой вот уже двадцать пять лет болеет е¬ бабушка. Так вот, я жертвовал своим здоровьем ради общего дела, ради коллектива! Но никакие "оригинальные зимние мероприятия" не лезли мне в голову.