вороватая и наглая. Та, что прыгнула на него, напугала, бросила
к Таисии.
доме, когда с колен своих сбрасывал эту гадину. Дернул к себе
мешок. Из окна увидел: школьница Галя Костандик впихивает в
такси корзины и сумки. Повернулась к нему, сдвоила у рта
ладошки и крикнула:
кинотеатра "Заря".
оказывается, все тогда понимала и чувствовала! А это значит,
что прахом пошли труды этой зимы, отведенной на осмысление
философского фокуса под названием "вещь в себе". Он не
разгадывался умозрительно, этот фокус, а требовал
беспристрастной оценки чувственных восприятий. И объектом
рассуждений была выбрана писклявая и худющая девчонка
шестиклассница. Пока ходила по комнате -- бедра ее можно было
охватить пальцами рук, а грудей, наверное, вообще не
существовало. А села -- и водрузила на колени не тощий зад, а
чресла разбитной бабенки, о груди же и говорить нечего, такой
грудью вскормлен не один младенец. Вот и спрашивается: кому
принадлежало тело Гали Костандик -- ей самой или распаленному
воображению Андрея? "Вещь в себе" или "вещь для нас"? Возможен
ли взаимный переход качеств? Если да, то ученица 6-го класса
обязана чувствовать себя развратницей, елозя пышным задом по
бедрам мужчины! Но ведь не чувствовала! Голубиная невинность во
взоре! Так что же -- разум человека не принадлежит человеку?
"Вещь в себе" подвластна аффектам?
трансцендентальная апперцепция Канта полного опровержения не
получила. Допущена оплошность -- надо было впустить девчонку,
надо было! Взять у тетки портновский сантиметр, точно замерить
им охват бедер, груди и талии Галины Костандик, а потом те же
замеры произвести в ситуации, когда она -- на коленях его, в
кресле. Кресла, правда, в наличии нет, но диван имеется, на нем
и разгадалась бы вековая философская тайна. Следует, правда,
учесть погрешности измерений: девчонка станет вертеть задом, а
руки экспериментатора -- дрожать.
и хорошо подумать над апперцепцией и аффикцией -- применительно
к бедрам малолетней гороховейской шлюхи. Сработали,
оказывается, механизмы физиологического и биологического
приспособления. Девчонка бессознательно укрупняла в объеме
ляжки и расширяла мышечные ткани грудной клетки. Раздвигает же
кобра позвонки хребта, когда образует капюшон, чтоб принять
устрашающую или привлекающую позу!
мясом (с "котятами", как тогда говорили), что продавались у
метро "Бауманская", замаялись животами однокурсники, и Андрей
Сургеев притащил в общежитие полмешка картошки -- той самой,
что привезена была Костандик. Кто покашливал -- тех заставлял
дышать парами разваренных клубней, кого мучил понос и рези в
желудке -- угощал белой рассыпчатой мякотью, посыпанной солью.
На сеанс лечения приперся старикашка, некогда обозвавший
абитуриента Сургеева лопухом и тупицей. Он, как и все
преподаватели, убежден был, что гороховейский недоросль убоится
формул и сбежит из института еще до первой экзаменационной
сессии, но поскольку такого не произошло, разъяренно
посматривал на почти круглого пятерочника Сургеева и всякий раз
норовил застукать его на незнании того, в чем сам путался.
Студенческая братия так буйно готовилась к лекциям и экзаменам,
что не будь рядом дежурных преподавателей -- по кирпичикам
разнесла бы общежитие. Старикашке выпал жребий на этот вечер,
его угостили уже где-то стаканчиком, но закуску пронесли мимо
рта, в комнату с картошкой приманил его запах да восторженный
рев. Отведав лакомства, он возрадовался и произнес речь:
Скажу-ка я вам следующее... Это вот -- что?
неочищенную картофелину.
на житье впроголодь!.. Ну, а с точки зрения ботаники, это одно-
и многолетнее растение семейства пасленовых, самозародилось оно
в Южной Америке. Картофелина же эта -- не плод, как многие
говорят, а корневое образование. Выращенный землею питательный
комок, содержащий в себе углеводы, белки с аминокислотами,
ценнейшие витамины и не менее нужные человеку элементы --
фосфор, железо, калий, магний, кальций. В шестнадцатом веке
картофель завезли в Европу, откуда он и попал в Россию, где
началась его многострадальная история. Нет более выгодной и
более подходящей для России культуры, чем картофель, он как бы
создан для просторов государства Российского -- и все просторы
того же государства со скрипом и скрежетом противились
внедрению картошки, как нынешние студенты -- знанию. Картофель
так вошел в быт племен и наций России, что получил не только
русский паспорт, но и русскую судьбу. Он стал такой же
неотъемлемой частью истории и культуры, как язык, душа, как
характер, определить который нельзя ничем, кроме как словом
"русский". Плодовитость и выносливость его была схожа с
крестьянским двором, где вся еда -- котелок пустых щей, но
детей где, грязных и голозадых, куча мала. А иначе и не могло
быть, все напасти пережила Русь. Хлебный недород, болезни
косили простой люд, мор пошел, вот и предписали: картошку
сажать повсеместно. Предписали -- а народ запротивился, народ
под розгами не хотел заморских плодов. Заставили все-таки,
усмирили картофельные бунты, к концу века картошка с огородов
пошла на поля, но не везде. Пищей был только печеный картофель,
а это означает людей у костра, у печки, насыщались сообща,
миром, вместе -- еще один штришок... До варки клубней в
горшках, кастрюлях, тазах -- не догадывались...
Старик -- спьяну, что ли, -- смотрел на них со слезой.
вглубь. Из него делают патоку и крахмал, его скармливают скоту,
наконец-то его варят в котелках, кое-где он начинает вытеснять
зерновые культуры. Обычный урожай -- сам-пять, сам-десять, на
всех операциях -- ручной труд, предварительная вспашка и
посадка -- под мотыгу или соху, в нее впрягают коня. Перед
Первой мировой войной урожай -- девяносто центнеров с гектара
по нынешней системе измерения. Матушка-Россия тогда была
впереди всех -- не по урожаю, а по землям, на которых росла
картошка...
сдергивать с нее кожуру. Студент-китаец конспектировал его
речь.
облегчавшего труд, лишь соха универсального типа. И тут --
война, не эта, а та, империалистическая, германская, а потом и
Гражданская. И картофель показал свою необыкновенную живучесть.
Что-то впитала эта культура от народа, который так долго
брезговал ею. И отблагодарила. Какие только армии не топтали
землю -- красные, белые, зеленые, -- а лопата голодающего
всегда находила в земле желанный плод, и разжигался костер, и
запах еды разносился по степи. Мешок картошки, доставленный в
город, спасал семьи от неминуемой гибели. Мне кажется иногда,
-- прошамкал старик, -- что судьба послала России картошку,
потому что она никогда не входила в нормы карточной системы,
потому что была самой нетрудоемкой культурой... И воспевать
начали картошку, и урожайность ее стала почти сто центнеров. И
замерла на этой цифре.
сколько этой картошки, что едят сейчас, взято с гектара, и
Андрей, в уме пересчитав сотки огорода и мешки урожая, сообщил:
сунул нос в кастрюлю, убедился, что там -- пусто, оскорбился и
бочком, бочком -- к двери. Студенты его не любили, уж очень
привередливым был, но физика позади, сдана, отчего бы не
покалякать с забавным хмырем.
нельзя не верить. Сто центнеров -- это производительность
общественных полей, статистика только их и учитывает, никто
ведь в Гороховее не обмерял огороды и не спрашивал, сколько в
каком году уродилось. Да и мог ли он думать, что клочок земли,
на котором семья педагогов выращивает овощи, входит в историю
государства Российского и косвенно подтачивает устои, то есть
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Панов Вадим
Шилова Юлия
Белов Вольф
Никитин Юрий