Чтение 5–й страницы книги ~Самшитовый лес~

Серебряные непродажные велосипедисты мчались по серебряному полю мимо старинных серебряных трибун с навесами и оглядывались на полустершихся серебряных соперников. Время не продавалось ни за какие лимоны, его нельзя было отменить даже ради спасения жизни или ради того, чтобы быть с человеком, к которому тянет больше всего на свете. Это и есть настоящее человеческое земное тяготение, а не бессмысленный камень, который падает на землю по невидимым рельсам

Сапожникову тогда хорошо жилось в школе. Его почему-то начали любить. То все не очень, а теперь вдруг все наоборот. Махнули на него рукой, что ли

Глава 8. ВСЕ ЕЩЕ ОБОЙДЕТСЯ Сапожников пришел в институтскую столовую. Гремели металлические табуретки на каменном полу и по суда в раздаточной, солидные голоса просили борщ, <пожалуйста, половинку>, бефстроганов, компот. Молодые сотрудники сидели отдельно, пожилые отдельно. Пожилые смеялись, молодые сидели тихо. Сапожников и Барбарисов сели в уголок. В столовую вошла молодая женщина лет двадцати пяти, в тесном платье серого цвета

У нее были длинные волосы. Она подошла к столу молодых сотрудников, о чем-то заговорила и поставила ногу на перекладину табуретки. Потом ей что-то сказала девушка с птичьим носом, она обернулась, посмотрела на Сапожникова, и Сапожников поймал сонный, по любопытный взгляд. Она смотрела чуть искоса и неподвижно и была похожа на старшеклассницу, которой тесна школьная форма. Сапожников отвернулся и заговорил с Барбарисовым, а потом спросил: - Кто это

- Ее зовут Вика

- Откуда ты знаешь, про кого я спрашиваю

- Это же ясно,- сказал Барбарисов.- Пей кофе, ненормальный

- Скажи ей, что моя фамилия Сапожников

- Когда

- Сейчас

Сапожников молчал. Барбарисов смотрел на него

- Ладно, не тоскуй,- сказал Барбарисов.- Заводной ты

Он поднялся, подошел к ней, взял ее за руку и подвел к Сапожникову

- Фамилия этого дяди - Сапожников,- представил Барбарисов

Она улыбнулась. Сапожников обмер. Вот как иногда звучит труба архангела

- Легко на сердце от песни веселой, она скучать не дает никогда,- пел Сапожников.- И любят песню деревни и села... и любят песню большие города,- пел Сапожников

Он шел по улицам Риги веселенький, и пел песню, и не иронизировал

В огромных деревьях парков запутался оранжевый закат. Зеленое и золотое - что за дни стоят! Где суровое небо Прибалтики, где хмурые северные краски, которые обещало воображение при словах <Рига>, <Латвия>? Не погода, одно баловство. Сапожников грыз орешки без скорлупы, клевал из пакета скрюченные белые орешки, похожие на личинок, и ему казалось, что за крышами домов закат опускается на колени

А как все хорошо начиналось, подумать только! Нет, нет, думать как раз не полагалось. И может быть, этому не надо сопротивляться, когда такая красота кругом

Темнело постепенно, и Сапожников проходил улицы и парки и спорил с Барбарисовым, который сегодня показывал ему древнюю стену. Там, где раньше у бойниц стояла воины, теперь под черепичным навесом лежали аккуратные дрова

Барбарисов сказал: - Они хотят здесь все почистить и устроить кафе

- Красивая черепица,- сказал Сапожников.- И кирпичи

- Бар поставят, кофеварку, современная музыка. Будет занятно, снаружи старина, а внутри модерн

<Как бы не вышло наоборот,- подумал Сапожников.- Снаружи модерн, а внутри старина>

А теперь Сапожников клевал орешки и спорил с собой

Потому что нет, и раньше, в неподходящие самые моменты, жизнь не сдавалась. Потому что когда лошади были сытые, не так все происходило, как Сапожников вспоминал в Верее, и Рамона искала пластинку. Лошади переступали копытами, и сырая солома шелестели и перетряхивалась, и лошади тянули морды в сторону дороги, которая вся как есть была видна из сарая. Прямо-таки набегала на сарай, втыкалась в открытую дверь, и луна била в лошадиные храпы, как будто дорога уже летела им навстречу, а ведь это еще только предстояло

- Почему мужчины! - спросил цыган- Ай-яй-яй, какой интересный мальчик,- сказала Галя Домашенко, по прозвищу Рамона.- А ты не забыл, где надо нажимать, чтобы выстрелило

Интересный мальчик промолчал. Она имела право так спрашивать

В прошлый раз интересный мальчик действовал автоматом, как дубинкой

Он действовал экономно и удачливо, и у них сейчас было три лишних диска

- Интересно, сколько детей может родить женщина? - спросила Галя

- Зараз или по очереди? - спросил Цыган.- И потом, смотря какая женщина

- Вот как я, например

Заскрипело седло. Цыган дотянулся и погладил Галю по бедру

- Штук десять, наверно

- И здесь погладь.- Она показала нагайкой на свои выступающие груди

Цыган погладил ей груди

- Приятно,- сказала она

Она имела право говорить и делать все, что ей взду мается. Ее могли убить первой

- Дорогу женщине,- сказала она

Они дали ей дорогу, и луна осветила ей колени. Галя любила короткие стремена

- А еще я бы послушал джаз,- гордо сказал Сапожников, потому что он был самый младший

Никто ничего по ответил. Цыган рвал фотографии, и все поняли, что он их не сдал, как положено

- Чтобы труба закричала,- сказал Сапожников

Тогда он со всех компаниях был самый младший, а теперь он во всех компаниях был самый старший

- Мечтательная труба,- сказал Сапожников

- Не бойся,- сказала Рамона.- Ты красивей всех, и я тебя люблю

Галя каждому говорила только то, что делало его человеком, не меньше, но и не больше. Покойники ее не интересовали

Дорога звала, дорога заманивала. Роммелевские танки, выкрашенные в рыжий цвет, потому что их перегнали из Африки, молчали уже полчаса

- Ну...- сказала Галя

Сапожников вытянул ракетницу и направил ее в заднее оконце сарая, прорезанное в толстых бревнах

- Пошла,- сказала Галя и медленно подняла на дыбы своего чалого

Хлопнул выстрел ракетницы, чалый хрипел и перебирал в воздухе красивыми ногами. Кони дрожали

Вспыхнула и развернулась осветительная ракета. Стали видны рыжие танки, торчавшие у поворота. Все дело было в ракете. Из-за нее они могли удрать только на свету

Галя шевельнула коленями. Чалого кинуло на дорогу..

Вот как все было на самом деле. Как в замедленном кино, а не так - тыр- пыр, в два счета, и поскакали. Было даже еще медленнее..

- Я пойду провожу Вику,- сказал Сапожников,- уже очень поздно

- Когда вернешься, звони сильней. Я могу заснуть,- сказал Барбарисов

Она пошла вперед, Сапожников за ней. Когда Сапожников снимал ее плащ с вешалки, он слышал, как Глаша сказала угрюмым голосом: - По-моему, она из себя строит

Диктор сказал: - <Маяк> продолжает свою работу. Передаем легкую музыку

Вика привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку

- Приятно,- сказал Сапожников.- Только непонятно, за что

- За глупость

Под эту легкую музыку Сапожников и Вика шли по ночной улице

- Ну так вот...- сказал Сапожников.- Все будет отлично

- О чем вы

- Вы уже начинаете радоваться,- сказал Сапожников, не понимая, что это он говорит о себе,- поэтому держите себя на вожжах, понятно? Иначе вас разнесет к чертям от первой царапины

Они стояли на темной улице. Начал накрапывать дождь

- Пошли,-сказал Сапожников.- Промокнете. Рассвет скоро

- Не беспокойтесь,- успокоила она.- Все еще обойдется. Я вам обещаю

Подоконник был мокрый, крыши серебряные. За окнами хмурый рассвет. Дождик. Как будто кончились прологи и теперь пойдет жизнь без пустяков

Глаша стояла и смотрела на будильник. Это будильник ее поднял, а не звонок в дверь

- Это будильник звонит, - сказала

- Так что же ты

- Все равно уже утро... Папа, вставай

Воздух тянет с моря. Глаша догадалась, что сейчас живет в Риге, а то она забыла об этом. Все последние дни была Москва, Москва из-за этого Сапожникова. Особенного ничего не было, а весь дом покачивался на тихой волне, как ресторанчик в порту

Глаша спросила: - Как ты думаешь, Сапожников остался ночевать у Вики

Отец сразу открыл глаза

- Что ты болтаешь! - сказал он.- Ну что ты болтаешь

- Он не должен так поступать

- Он должен тебя спрашивать,- сказал отец, вылез из-под одеяла и начал одеваться

Потом он прислушался. Кто-то тихо позвонил в дверь

- Ну вот, оп пришел. Иди открой,- сказал отец. - Не пойду

- Долго ты еще будешь мне голову морочить

И пошел открывать дверь

Глаша включила радио, повернула на полную мощность, и диктор сказал: -: дописана четвертая страница летописи советского бадминтона

Она может войти в историю под названием турнир Константина Вавилова

Военнослужащий из Москвы - сильнейший мастер волана

Было слышно, как в прихожей шумит плащ, с которого стряхивают воду

Потом Сапожников сказал: - С добрым утречком, Агафья Тихоновна... виноват, Глафира Александровна. Как почивали, мамаша

Глаша обернулась

- А вы?..- спросила она

И ушла

Барбарисов сказал хмуро: - Не расспрашиваю об успехах..

- Дурачок ты...- сказал Сапожников.- Трамваи же не ходят. Шел пешком через весь город

И ему снова вспомнилась вся пустынная дорога, и его громкие шаги по твердому ночному асфальту, и блеск трамвайных рельсов на перекрестках, и внезапные сутулые пары из-за угла - обязательно мужчина в ватнике и женщина в резиновых сапожках: грибники спешили за город,- а потом стал накрапывать дождик, в впереди между домами начал вспухать рассвет, и Сапожников первый раз не чувствовал себя одиноким на пустой ночной дороге

- Окажи мне услугу,- прошептал Барбарисов.- Повтори то, что ты сказал, только погромче

- Понятно,- сказал Сапожников, покосился на дверь и сказал громко: - Дурачок ты... Трамваи же не ходят!.. Шел пешком через весь город

- Да не ори так

Отворилась дверь, и вошла Глаша

- Вы хотите есть? - спросила она

И тут опять раздался звонок

Барбарисов сказал: - Кого там еще черт песет

- Это телефон...- Глаша убежала

- Ну что Вика? - спросил Барбарисов

- Если мне не изменяет память, я, кажется, втрескался,- сказал Сапожников

Глаша протянула через комнату шнур и поставила аппарат на стол

- Это вас

Сапожников взял трубку

- Слушаю. Привет... А собственно, почему вы не спите?.. Конечно..

Я только что говорил Барбарисову, что я, кажется, втюрился... Почему потише?.. Мне приятно, чтобы об этом знала вся Рига

Он положил трубку, на него смотрели

- Ну, братцы,- сказал он,- я отправляюсь к Вике... Спать, видимо, буду только в Москве... Глаша, есть возражения

Глаша смотрела на него с интересом. Подняв бровь

- Мне понравилось, как вы с ней говорили...- протянула она.- И что все вслух... Мне это нравится

- Вы хороший парень,- сказал Сапожников.- И я вас люблю

- Я не парень,- сказала Глаша

- Слушай, от тебя электричество в тыщу вольт,- сказал Барбарисов Сапожникову.- Сегодня ты на моем докладе, не забудь. В Майори... Бери Вику, и приезжайте вместе

- Если она не заснет,- сказал Сапожников, бойко, петушком, серым козликом выскакивая из комнаты, будто и не было ничего, будто он хмельной, или бездушный, или легко относится к жизни и все его страдания липовые, но, слава богу, жизнь сложней всякого мнения о ней, и это обнадеживает, надо только иметь терпение, а где его взять иногда..

Сапожников хлопнул дверью, и квартира Барбарисовых закачалась на тихой волне

Тихая волна понесла Сапожникова, и он закачался первый раз за эти лютые годы, потому что ему не стало смысла сопротивляться, потому что первый раз оп не должен был ни перед кем-то хранить навязанный ему облик, хранить даже тогда, когда все облики были раз биты, и его продали, и четыре года длилась эта метель, эта пытка, когда с него сдирали панцирь и ели живого, как китайцы черепаху

Они с Викой поцеловались

Весь день они провели вместе и ели сосиски и яичницу в каком-то буфете, у стойки пили кофе, потом обедали в ресторане <Луна>, до смерти хотели спать, потом перехотелось, осталась только лихорадка и гул в ушах, потом вечерело и пришла пора ехать в Майори. Грохотала электричка. Барбарисов сидел напротив них, а Вика пыталась задремать на плече у Сапожникова

Все было открыто всем, и никто ничего по мал, а за окошком хмурые поля и мокрые полустанки

Лекцию Барбарисов читал хорошо, а в перерыве сказал грустно: - Идите прогуляйтесь у моря. Потом встретимся

- Нет-нет,- сказала Вика

И они ушли

Это было странное, совсем другое море, плоское, серо-сиреневое от вечернего неба до горизонта. По блеклому спокойному песку прогуливались люди в пальто, и на воде, как утки в пруду, сидели белые чайки

- Иди сюда... я соскучился,- сказал Сапожников

Она стала перед ним и подняла голову

- Я все равно соскучился,- сказал Сапожников.- Даже когда ты рядом, я по тебе соскучился. Мне кажется, я тебя сто лет не видел

Они поцеловались. Потом долго стояли, обнявшись, и никто им не мешал

- Почему ты такой? - сказала Вика ему в плечо

- Не знаю...- сказал Сапожников.- Жизнь меня дразнит, как дети мартышку. Протягивает яблоко, потом отдергивает его, и я становлюсь злым и недоверчивым. Тогда я говорю - а подите вы все, не нужен мне ваш сладкий кусок, плевать я на него хотел, обойдусь черной корочкой. И тогда поднимается вопль. Ах так, кричат дети, не хочешь нашего яблочка, ну мы тебе покажем! И показывают, между прочим. Я не доверяю детям

- Я не ребенок,- сказала Вика.- Ты с самого начала меня не понял. Я здоровая баба. Это у меня только глаза жалобные. Зачем ты соврал, что получил телеграмму

- Я не соврал,- сказал Сапожников

Они перешли на шаг в сторону, потому что песок под ними все время проваливался, он только сверху был слежавшийся и твердый

- Я же знаю, что никакой телеграммы не было

- Неважно, что не было,- сказал Сапожников.- Важно, что я ее получил

- Не смейся

- Я не смеюсь. Я кричу... Неужели незаметно

И тут диктор неугомонной радиостанции <Маяк> сообщил: - Советский ансамбль <Березка> отбыл сегодня на родину, завершив триумфальную поездку по странам Среднего Востока

- Знаешь, хорошо, что у нас не было романа,- казал Сапожников

- А у нас не было романа

- ну, всяких там плотских радостей

- Мы просто не успели

- Нет, не просто, - сказал Сапожников. - Просто это было не нужно

Оли услышали тяжелые шаги по песку, как будто шла статуя командора, но ей было трудно в темноте на Рижском взморье

- Сапожников,- сказал Барбарисов.- Я Глаше звонил, тебе телеграмма пришла из Москвы

- Какая телеграмма? - спросил Сапожников