и пошел провожать Ржановского.
- Ходил на Благушу? - угрюмо спрашивает Ржановский.
- В общем да,- осторожно отвечаю я.
- В общем... - буркает Ржановский и идет лягать ботами передние покрышки.
Он правит сам, несмотря на то, что ему за семьдесят.
- Еще раз...- говорит он.- В лабораторию приходить запрещаю. Нечего
слоняться.
- А что же мне делать? - глупо спрашиваю я.
- Предавайся воспоминаниям.
- Я уже предавался.
- Ты же у нас мастак,- говорит Ржановский.- Кто этого не знает! Только и
слышишь от тебя: "А что же мне делать?" Терпеть не могу. Занимайся личной
жизнью.
- Я уже занимался,- говорю я.- Все утро занимался личной жизнью. А как
же!.. Владимир Дмитриевич, я тут утром кое-что набросал.
- Выбрось все из головы,- сказал Ржановский.
пальто и, топая ботами, полез в машину.
- Поздно уже сеять, поздно и пожинать. Долой школярство! Этот дылда прав. В
смысле Митя.
слова.
художника Костю да Винчи, который, как всегда, сидел на стуле, упершись
коленями о край стола, и расшатывал задние ножки стула.
раскачиваться на стуле.
махнул рукой как-то странно и по-детски неуверенно, потом опустился на
диван и, глядя на художника исподлобья, растерянными глазами, тихо
промолвил:
- Долой ликбез...
колени, как сфинкс, и положил на них ладони рук.
- Рыжик, что с ним? - спросил он, кивнув на Памфилия.
великой битвы, но я мужественно сказал:
- Он струсил, Костя... он бесповоротно струсил.
меня из рук газовую английскую зажигалку и вытащил папиросу из трубы
усовершенствованной хаты-папиросницы. Я смотрел на него своими карими
бездонными, как вечернее небо, глазами, и в душе у меня бушевала буря.
Щелчок зажигалки был подобен выстрелу.
- Долой грамматику,- твердо сказал Памфилий и выпустил шрапнельный комок
дыма.
кулаки, и догорающее вечернее небо освещало наши измученные и все же такие
вдохновенные лица.
- Хватит валять дурака,- сказал Костя да Винчи и перестал бледнеть.- Чего
мы раскисли? Что нам, первый раз дают по шее на пути к познанию? Мы еще
молоды, кровь еще буйно струится в наших жилах, и нравственный идеал светит
нам подобно звезде Бетельгейзе, которая, как известно, является звездой
второй яркости, но первой величины, и дает такой интересный спектр со
многими линиями, и с Сириусом и Проционом, созвездиями Большого и Малого
Пса образует блестящий равносторонний треугольник, обнимая каждой стороной
около двадцати шести градусов... Пройдемся по городу, ибо у нас еще много
времени до ночи.
которых там и сям попадались гении и девушки с глазами, полными
неосознанного вдохновения.
- Памфилий, Костя да Винчи, ребята...- сказал я голосом, в котором
слышались подавленные рыдания.- Может быть, мы еще вернемся?
- Нет, Рыжик, нет,- сказал Памфилий.- Нам необходим кислород.
- Никто никогда не возвращался на прежний путь,- сказал Костя да Винчи.-
Хватит ломать комедию. Подумаешь, Митю испугался! Подумаешь, лопнула твоя
схема! Новую сделаешь. Самую невероятную.
- Ну что ж, поищем телефон, который автомат,- говорю я довольно громко и
вытаскиваю из кармана розовую промокательную бумагу.
кроме девушки по имени Катя".
Глава 3.
РОЯЛЬ КРАСНОГО ДЕРЕВА.
- Але!.. Да!.. Я слушаю! - сказала она.- Это вы?!. Нет, не сплю, не сплю!..
Недалеко? Я сейчас выйду! Нет, я сейчас выйду! Вы не уйдете?.. Честное
слово? Нет, вы скажите честное слово! Ага!
тонкие чулки и тапочки. Пальто внакидку она придерживает у горла.
- Как же мы гулять пойдем? - спросил я.
- Гулять?
туфли на шпильках. Она поднимает ко мне лицо.
- Я готова,- говорит она.
перестают понимать, живя рядом. Люди нашей эпохи рассказывают дорожному
попутчику историю своей жизни, и двое, годами жившие бок о бок, иногда мало
что знают Друг о друге. Такая наша эпоха. Пуд соли, где ты?
любви.
задала академический вопрос:
- Бывает ли любовь с первого взгляда? - Я ответил
академически:
- Бывает. Ну я что хорошего? Я ей сказал:
- Давайте не будем знакомиться. Зовите меня Алексей Николаевич, а я вас
Катя. Поговорим о жизни, как люди.
Хорошо?
- Ладно. Она сказала:
- Знаете что?.. Давайте разговаривать, как прохожие.
- Почему как прохожие?
- Вы не хотите знакомиться. Вы же все знаете лучше всех. Я промолчал.
- Я думала, я вас понимаю,- сказала она. Я испугался и взял ее за руку.
двадцать втором. Отец мой, Николай Сергеевич, был командиром
военно-строительного отряда. Его с фронта вызвал молодой физик, который
принимал участие в постройке московской радиостанции.
германской он окончил реальное училище. Мама моя, Вера Петровна, была
дочерью учительницы пения и окончила гимназию с золотой медалью. Они
поженились на фронте. Я родился в год, когда построили первую московскую
радиостанцию имени Коминтерна.
голодное и нэпманское. Благуша была текстильная и воровская. На
строительство привезли первые мотки проволоки, и в ту же ночь их украли, а
сторожа убили. Молодые супруги ждали ребенка, и мама боялась, когда отец
поздно возвращался с работы.
физиком. Древний "фиат", на котором они ехали, тарахтел по заснеженным
улицам окраины.
- Сколько осталось? - спросил отец, застегивая кожаную тужурку.
- Меньше суток. С наступающим вас.
- И вас так же, Владимир Дмитриевич. Они пожали друг другу руки, и физик,
приподняв зеленую инженерскую фуражку, сел в свой "фиат" и укатил.
по улице, заложив руки в карманы кожанки. Слабо горели редкие фонари.