Чтение 5–й страницы книги ~Ремесло~

поступков элементарного житейского толка.
Ему постоянно досаждали чьи-то жены, которым он
выхлопатывал алименты. Его домогались инвалиды,
требовавшие финансового участия, К нему шли жертвы
всяческих беззаконий.

Еще мне импонировала в нем черточка ленивого
барства. Его неизменная готовность раскошелиться.
То есть буквально -- уплатить за всех...
Губин был человеком другого склада. Выдумщик,
плут, сочинитель, он начинал легко и удачливо. Но
его довольно быстро раскусили. Последовал длительный
тяжелый неуспех, И Губин, мне кажется, сдался.
Оставил литературные попытки. Сейчас он чиновник
"Ленгаза", неизменно приветливый, добрый, веселый.
За всем - этим чувствуется драма.

Сам он говорит, что писать не бросил. Мне хочется
этому верить. И все-таки я думаю, что Губин переступил
рубеж благотворного уединения. Пусть это
звучит банально -- литературная среда необходима,
Писатель не может бросить свое занятие. Это
неизбежно привело бы к искажению его личности.
Вот почему я думаю о Губине с тревогой и надеждой.
В моих записных книжках имеется о нем единственное
упоминание.

СОЛО НА УНДЕРВУДЕ

Володя Губин -- человек не светский.

- До чего красивые жены у моих прияте-
лей. -- говорит он, -- это фантастика! У Бахтина --
красавица! У Ефимова -- красавица! А
у Довлатова. Ну такая красавица.. Таких даже
в метро не часто встретишь!..

Губин рассказывает о себе:

-- Да, я не появляюсь в издательствах. Это бесполезно.
Но я пишу. Пишу ночами, И достигаю
таких вершин, о которых не мечтал!..
Повторяю, я хотел бы этому верить. Но в сумеречные
озарения поверить трудно. Ночь -- опасное
время. Во мраке так легко потерять ориентиры.
Судьба Губина -- еще одно преступление наших
литературных вохровцев...
Марамзин сейчас человек известный, живет в
Париже, редактирует "Эхо".

Когда мы познакомились, он уже был знаменитым
скандалистом. Смелый, талантливый и расчетливый,
Марамзин, я уверен, давно шел к намеченной цели.
Его замечательную, несколько манерную прозу
украшают внезапные оазисы ясности и чистоты:
"Я свободы не прошу. Зачем мне свобода? Более
того, у меня она, кажется, есть... "
Замечу, что это написано до эмиграции.

В его характере с последовательной непоследовательностью
уживались безграничная ортодоксия и широчайшая
терпимость. Его безапелляционные жесты -- раздражали.
Затрудняла общение и склонность к мордобою.
После одной кулачной истории я держался от
Марамзина на расстоянии...

О Ефимове писать трудно. Игорь многое предпринял,
чтобы затруднить всякие разговоры о себе.
Попытки рассказать о нем уводят в сторону казенной
характеристики:

"Честен, принципиален, морально устойчив.,,
Пользуется авторитетом... "

СОЛО НА УНДЕРВУДЕ

Шли выборы правления Союза. (Союза писателей,
разумеется. ) Голосовали по спискам.
Неугодную кандидатуру следовало вычеркнуть.

В коридоре Ефимов повстречал Минчковского.
Обдав Игоря винными парами, тот задорно произнес:

"Идем голосовать! "

Пунктуальный Ефимов уточнил:

"Идем вычеркивать друг друга... "

Ефимов -- человек не слишком откровенный.
Книги и даже рукописи не отражают полностью его
характера.

Я хотел бы написать; это человек сложный...
Сложный, так не пиши. А то, знаете, в переводных
романах делаются иногда беспомощные сноски:

"В оригинале -- непереводимая игра слов... "

Я думаю, Ефимов -- самый многообещающий человек
в Ленинграде.

Если не считать Бродского...

РЫЖИЙ

Среди моих знакомых преобладали неординарные
личности. Главным образом, дерзкие начинающие писатели,
бунтующие художники и революционные музыканты.
Даже на этом мятежном фоне Бродский резко
выделялся...

Нильс Бор говорил:

"Истины бывают ясные и глубокие, Ясной истине
противостоит ложь. Глубокой истине противостоит
другая истина, не менее глубокая... "

Мои друзья были одержимы ясными истинами.
Мы говорили о свободе творчества, о праве на
информацию, об уважении к человеческому достоинству.
Нами владел скептицизм по отношению к государству.
Мы были стихийными, физиологическими атеистами.
Так уж нас воспитали. Если мы и говорили
о Боге, то в состоянии позы, кокетства, демарша.
Идея Бога казалась нам знаком особой творческой
притязательности. Наиболее высокой по классу
эмблемой художественного изобилия. Бог становился
чем-то вроде положительного литературного героя...

Бродского волновали глубокие истины. Понятие
души в его литературном и жизненном обиходе было
решающим, центральным. Будни нашего государства
воспринимались им как умирание покинутого душой
тела. Или -- как апатия сонного мира, где
бодрствует только поэзия...

Рядом с Бродским другие молодые нонконформисты
казались людьми иной профессии.

Бродский создал неслыханную модель поведения.
Он жил не в пролетарском государстве, а в монастыре
собственного духа.

Он не боролся с режимом. Он его не замечал.
И даже нетвердо знал о его существовании,

Его неосведомленность в области советской жизни
казалась притворной. Например, он был уверен,
что Дзержинский -- жив. И что "Коминтерн" -- название
музыкального ансамбля.
Он не узнавал членов Политбюро ЦК. Когда на

фасаде его дома укрепили шестиметровый портрет

Мжаванадзе, Бродский сказал:

-- Кто это? Похож на Уильяма Блэйка...

Своим поведением Бродский нарушал какую-то
чрезвычайно важную установку. И его сослали в
Архангельскую губернию.

Советская власть -- обидчивая дама. Худо тому,
кто ее оскорбляет. Но гораздо хуже тому, кто ее
игнорирует...

Наверное, я мог бы вспомнить об этих людях
что-то плохое. Однако делать этого принципиально
не желаю. Не хочу быть объективным. Я люблю моих
товарищей...

"Горожане" отнеслись ко мне благосклонно. Желая
вернуть литературе черты изящной словесности, они
настойчиво акцентировали языковые приемы. Даже
строгий Ефимов баловался всяческой орнаменталистикой.

Борис Бахтин провозглашал:

"Не пиши ты эпохами и катаклизмами! Не пиши
ты страстями и локомотивами! А пиши ты, дурень,
буквами -- А, Б, В... "