- Все правильно, товарищи! - заорал он, - дядя дал, дядя в праве! Пусть
себе самодурствует. Он купил меня за двести баксов, ему можно. Только
девочку мою не тронь, а то убью, - сказал он спокойно и зло, отряхиваясь
безнадежно и картинно.
- Поросенок, - шепнул я.
- Кобель, - ответил он. Глаза его так и блестели.
- Два-ноль, - сказал Даэмон, вталкиваясь со мной в вагон, и я заметил, что
он постарался измазать меня своим вонючим плащом как только мог.
В купе Даэмон был совсем уже спокоен. Ящиками он заложил одно нижнее место,
на другое усадил Катю.
- Придется тебе ехать наверху, всевышний - поклонился он мне картинно.
Я молча полез наверх. Счетчик бешено работал в его пользу.
- Эй, служивый, - давай сюда! - закричал он вдруг продавцу, предлагающему
отъезжающим всякую снедь, - мне шампанского дорогого три бутылки и одну
водку. Спасибо, родной. Русские дивизии придут сюда скоро и тебя не
забудут.
Продавец шарахнулся от него, как от чумы.
- Смущается туземец, - заметил Даэмон, - пора их обратно завоевывать, а то
задолбали с паспортами...
- И деньги у тебя нашлись, мошенник... - сказал я с выражением.
- Жадничаешь, - моментально отреагировал он, - зря. Я к тебе со всей душой.
На, - он протянул мне на верхнюю полку бутылку шампанского.
Я принял его бесценный дар:
- А ведь поверил на перроне, что ты их потерял.
- Да, оттого все твои беды. Доверчивый...
- Девочка, - сказал я Кате, - твой друг надувала и кидала.
Катя не отвечала, сотворяя ему бутерброд.
- И тебя это не трогает совсем? - не унимался я. Она выразительно
посмотрела на меня, как на больного.
- Да, - произнес Даэмон, - но ведь если я перестану тебя веселить, меня не
станет.
- Надоел, - сказал я так, как говорят неправду.
На самом же деле он восхищал меня все больше.
6. ГОРОД НА ПОЛПУТИ
Однако, пора и действовать. Мне надоело молча ждать, что он еще выкинет.
Чувство подсказывало, одного движения моей руки достаточно, и его миражные
замки рухнут. Что он такое, в конце концов? Издевательское недоразумение,
не больше.
Даэмон понял, что я думаю о нем, и смотрел на меня из угла как
провинившийся котенок. Ну все, хотелось сказать мне, отстрелял всю свою
обойму?
- Мне уже страшно.
- Правильно, Даэмон. Ты сам-то веришь в меня?
- А то как же... Ради тебя все это и делается. Разве я был таким вот (он с
грустью посмотрел на плащ) еще вчера? Нет, я играю в твоем спектакле. И она
в нем играет - он показал на спящую Катю.
- Успокоился. Хорошо-то как.
- Я тоже не хочу быть веселым, мне это противно. С вечера я чувствую, как
ты вколачиваешь в меня обоймы - одну за одной. Я беззащитен, но не потому,
что не могу, я просто не хочу делать что-то против тебя. Ты сам меня
заставляешь, неужели не видишь?
- Тебе больно? - привстав, я внимательно посмотрел на него.
- Я поверил в тебя как в звезду. Это ли не боль? Но сейчас, когда поезд
тихо встанет посреди ночи и никто не услышит, мы сойдем с тобой с поезда,
сойдем в таинственный город, возведенный безумными зодчими. Город, о
котором никто не помнит и не возит сюда толстых американских туристов с
библиями и сандвичами. Это тайна и мой подарок тебе. Идем!
Мы вышли из вагона и проводник поклонился нам, не произнеся ни звука, и
было слышно каждое дыхание вокруг, но его не было. На перроне ни
пассажиров, ни торговцев курями, тихо.
- Куда мы? Поезд же уйдет?
- И это говоришь ты? - изумился Даэмон.
- Я смеюсь. Веди, дьявол.
Мы прошли через пустынный вокзал.
- Никак не пойму, куда ты привез меня. Это Бологое?
- Бологое...
- Непохоже... Небось врешь?
- Как можно, монсеньер? - Даэмон поцеловал мне руку.
Как здесь тихо. Остаться бы здесь, послать все к... (я покосился на Даэмона
- он, по-моему, не заметил). И ветер так целует, как на небе.
- Ты тоже это вспомнил? - спросил Даэмон патетично.
- Отстань.
Он как растворился в ночи, оставив мне смотреть.
Какой необыкновенный город, подумал я, стоя на холме. Странно, что я не
видел его раньше. Здесь мрамор легче дыхания, и цвет его - небесный шторм.
Все строения были так знакомы мне, словно в детстве нежные руки вели меня
этими дорогами к облачным крышам, и звезды хотели найти меня там одного...
- Спасибо, - сказал я Даэмону, - но я не останусь здесь, не надейся. Я вижу
насквозь тебя, о моя обезьяна, и я знаю, что моя ставка в игре - весь мир.
Я, впрочем, могу оставить здесь тебя, подарить тебе мое сердце, невелика
потеря. Но ты не согласишься... А по мне - весь мир, и только.
- Ты хочешь Катю? - спросил он печально.
Я наотмашь ударил его по лицу.
Мы вернулись в купе, и поезд тронулся. Я посмотрел на спящую Кэтти и сложил
над нею руки в благословении. Даэмон молча сел в углу, достав газету THE
FINANCIAL TIMES, которую таскал с собою по миру уже пятый год.
- Монсеньер, - сказал он, - спи. Я не дам тебя в обиду.
- Пошел на хер.
- Какой ты красивый... Может, ты на самом деле...
- Вот же гад, - мне расхотелось спать, - ты ведь врал мне, что веришь.
- Но я не говорил, что не сомневаюсь. Спи, монсеньер. Завтра тебе победить
меня. Игра кончается, я ухожу.
- Зачем?! - я вскочил на постели, - что еще за чушь ты мелешь?
- Я расплавлен огнем твоей бессмертной красы, - сказал Даэмон, - и
рассыплюсь песком у твоих ног, харе Кришна, только слезами твоих рек,
каплею дождя на твоем лице...
- Что за чушь ты мелешь? - я швырнул в него чем-то попавшимся под руку.
Даэмон засмеялся:
- Нет, торжествуй, во мне еще слишком много сил, чтобы противиться тебе.
Все это правда... но правда и другое.
Рука его запылала, как свеча и он посмотрел на себя в ярко освещенное
зеркало:
- Это я, лунный Даэ, призрак шепчущих роз, дождь черных цветов, опадающих
на землю, и мне приносят в жертву свою кровь молодые девицы. Я Лючаферул
Всеславный, и я - их красота, я - в их любви, они - мои лики и тело. А ты
упадешь, если и летал когда-то. А ты один, я же - во многих, как в
зеркалах, где вижу свой бессмертный образ...
Рука его вошла прямо в стекло и то осветилось кровью. Огонь погас.
- Как тебе удалось зажечь руку? - воскликнул я, впервые в жизни не веря ни
во что.
- Я владыка огня... безымянное пламя без жара и боли, томный бред
умирающего от любви, я есть САТАНА!
Естественно, этими эксцессами он разбудил Кэтти, которая быстро поцеловала
его, заставив замолчать. Впрочем, он уже все сказал. Чувства мои были
подобны осколкам, разбросанным по полу. И вдобавок он посадил Кэтти перед
собой и заявил ей:
- Раз, два, я люблю тебя!
Я заметил вслух, что вид целующихся отвратителен, и с тем заснул... а
впрочем, нет. На границе сна я слышал, что он хотел от нее получить и
получал это. Я уверен, это была демонстрация специально для меня. Тяжело
быть запертым в комнате с любимой, которая услаждает твоего врага, да еще
так непристойно и долго. Однако он этого и хотел, он хотел моей любви к
ней, любви поверженного. Он хотел разменять Кэт на всю мою власть.
Эти звуки... они стали мне вдруг совершенно безразличны. Я знаю одно, я
понял внезапно, это так просто:
- Если он - сатана, то я действительно Бог!
7. ДАЭМОН РАССКАЗЫВАЕТ СКАЗКИ
- Скоро Москва!..
Я взглянул в окно, проснувшись с тяжелой головой. Где я, ой? Вспомнил.
Джордж спал напротив, весь из себя гордый, даже во сне. По-моему, его
окончательно достали события ночи и он улетел в мир грез. Он не слышал
даже, как я расплачивался с проводником за разбитое стекло, а когда тот
увидел опаленные пятна на стене, то чуть было не лопнул от своей чухонской
спеси и изумления перед лицом антинаучного феномена. Я заплатил ему, едва
не послав к черту, но вовремя образумился.
Из коридора донеслось отвратительное воркование, что-то о том, что
подъезжаем.
- Возлюбленный мой монсеньер, - громко сказал я, - проснитесь, мы с Кэтти
давно ждем вас.
Джордж поднял голову. Он посмотрел на Катю печальными глазами.
- Мадемуазель, принеси мне чего-нибудь такого поесть, - столь же печально
сказал он.
Я протянул ему таллинскую булку.
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий
Корнев Павел
Володихин Дмитрий
Пехов Алексей
Курылев Олег