способностями..." -- так что получалось все-таки, что главное -- это и есть
способности, ставящие человека над другими и служащие орудием успеха.
легкую, непринужденную манеру овладевать знаниями, а также располагать к
себе сверстников и людей постарше. Сам Пирошников запомнил такой, с виду
совсем незначительный эпизод. Еще в первом классе он как-то услышал разговор
двух учителей о себе. Его поразило, что о нем говорят взрослые, причем в их
разговоре он уловил странные нотки. Позже он понял, что учителя говорили о
нем с оттенком зависти (да, зависти к семилетнему мальчику, смешно
сказать!). "Он далеко пойдет, этот мальчик", -- сказала молодая учительница,
а ее собеседник, старый седой учитель, заметил со вздохом: "Да... Хотя я в
этом не убежден. Разве если сумеет..." -- а что именно он должен суметь,
Пирошников не расслышал.
стал с детства маленьким карьеристом и негодяем, однако сознание собственной
исключительности все же таилось в душе Пирошникова. Мальчик с самого нежного
возраста чувствовал нравственное превосходство матери над отцом, что
осозналось, конечно, значительно позже.
Учительница Пирошникова обратилась однажды с просьбой к отцу Владимира об
оказании какого-то там содействия ее мужу, тоже моряку, но рангом пониже.
Отец отказал. Пирошников помнил разговор матери с отцом, когда она в слезах
просила мужа согласиться и говорила, кажется, что-то о справедливости;
помнил и день, когда он отнес в школу записку отца, где сообщалось об
отказе. Тогда, прочитав записку, учительница не сдержалась и зарыдала.
Владимир, смутившись, не знал, как ему себя вести, а учительница, промокая
платком слезы, вдруг почти с ненавистью выпалила ему: "Когда-нибудь ты
поймешь, что вокруг живые люди! Нельзя так -- по головам, по головам!.."
Впрочем, о существе дела Пирошников не знал. Возможно, оно не заслуживало
столь бурных излияний.
лет, произвела глубокий сдвиг в его характере. Он сделался нервен, порывист
в движениях и легко изменчив в настроении. Душевная тонкость и доброта,
оставшиеся ему в наследство от матери, будто спрятались, затаились глубоко в
его душе, боясь теперь показаться на свет. Мальчик осиротел почти в полном
смысле этого слова, поскольку отец, хотя по-прежнему не чаял души в сыне и
возлагал на него радужные надежды, все же слишком часто бывал в плаваньях, а
для воспитания Пирошникова была выписана из Таганрога тетка, сестра отца,
которая и жила с ними до окончания Владимиром средней школы. Существо
забитое, одинокое и не без странностей, она не оставила следа в жизни нашего
героя; он в те годы все более замыкался в себе, все реже открывался отцу,
который с горечью и разочарованием замечал перемены в характере и перемены в
учении, последовавшие вскоре. Предсказанной в детстве медали за отличное
окончание школы он не получил, чем весьма расстроил отца, но все же поступил
в институт на отделение радиофизики. Друзей Пирошников не завел, хотя
приятели имелись и признавали за ним первенство по всем вопросам.
институт изменились: тетка уехала обратно в Таганрог, а отец женился во
второй раз и попросил перевода в другое пароходство, поскольку не хотел,
чтобы взрослый сын и молодая жена жили рядом. К тому времени отец и сын
совсем разошлись, их разговоры все чаще переходили в ссоры, причем логика,
надо признать, была на стороне отца, а последовавшее вскоре изгнание
Пирошникова из института окончательно разрушило надежды отца на блестящую
будущность сына. Это произошло уже после отъезда его с женой в Одессу, где
он получил высокую должность. Фактически это был разрыв.
квартире его деда-ботаника, с остатками старой библиотеки и несколькими
застекленными коробками засохших и превратившихся в труху гербариев.
Пирошников отслужил в армии, причем отслужил необременительно, при штабе,
где занимался изготовлением стендов и плакатов наглядной агитации; затем
снова поступил в институт и снова ушел, на этот раз по своей воле; перебрал
несколько занятий, наблюдая жизнь, много читал и даже пробовал писать, но
забросил. Он все время как бы готовился войти в жизнь, не зная толком -- с
какого бока к ней подступиться, в какие двери толкнуться, хотя чувствовал,
что входить, пожалуй, пора.
чрезвычайно нравится фраза, которой приказал слуге будить его Сен-Симон:
"Вставайте, граф, вас ждут великие дела!" Пирошников радостно смеялся и
повторял: "Ну, откуда, откуда мог этот Сен-Симон знать, что его ждут великие
дела? Однако же знал!.. Он верил в свое предназначение!"
в предназначение высокое, но все его метания проистекали из того, что он ни
на вот столько не знал -- где, когда и в чем это предназначение воплотится.
Может быть, вера его брала начало из отцовских феерий, может быть,
собственные детские мечты питали ее, но вера была и с годами не пропадала,
несмотря на то что время шло, а великих дел совершалось до обидного мало.
свое предназначение, а точнее -- полное незнание существа этого
предназначения?.. Нельзя сказать, что он не пробовал. Он пробовал, но ничего
пока не совершил. А последнее время ему стало казаться, что ничего нового
быть уже не может, все повторяется -- и мысли, и разговоры, и желания, а это
нашего героя изрядно напугало.
жить без родных, без друзей, без любимой... Романы, правда, бывали, но...
Мысль о логическом завершении любовных отношений, то есть о женитьбе, всегда
пугала Пирошникова, потому что он привык отвечать только за себя, а по
правде сказать -- не привык даже к этому. Ответственность за другую жизнь,
другую судьбу, равно как и ответственность за какое-либо дело лишь
предполагалась в некоем будущем, которое почему-то никак не наступало.
Поэтому его слова на мосту, сказанные, правда, в минуту опьянения, -- о том,
что ему сделалось страшно и больно за себя и прочее... -- эти слова были
знаменательны для его нынешнего душевного состояния.
говорили, не было простой случайностью; оно несомненно обозначало собою
некий поворот в жизни молодого человека, и если бы Пирошников имел
возможность вот так, не спеша, разобраться в своей судьбе, он, вполне
возможно, пришел бы к определенным выводам. Но беда была в том, что он
воспринял ночное приключение и утреннюю беготню по лестнице как злую шутку,
или помутнение рассудка, или даже как сон, что будет видно из дальнейшего.
Тут уж молодой человек решительно не прав! Сном можно было назвать его
прошлую жизнь -- вялое и бесцельное существование с бережно охраняемым
предназначением внутри, -- лестница же была жестока, но реальна. Во всяком
случае, гораздо реальней его прекраснодушного предназначения.
Пирошников открыл глаза, приподнялся на диване и с недоумением оглядел
комнату.
-==Глава 4. Георгий Романович==-
заключается в том, что внезапно проснувшийся человек склонен рассматривать
реальность как сон, так что трудно бывает сообразить -- где ты и что с
тобою.
почувствовал явственное облегчение, ибо сразу припомнил злополучную лестницу
и Наденьку, а припомнив, решил, что все это ему приснилось: сначала
лестница, а потом и Наденька. Мысль эта мигом пронеслась в уме и прояснила
все вопросы. Оставались, однако, некоторые сомнения относительно комнаты,
где он находился, потому как она до странности напоминала приснившееся
жилище Наденьки, а также касательно незнакомца, который как раз в этот
момент, повесив свое пальто поверх пальто Пирошникова, тщательно складывал
длинный и чрезвычайно пушистый шарф. Сложив его, он аккуратно засунул шарф в
рукав пальто и лишь после этого снял шапку. Повесив и ее, незнакомец
расстегнул застежки своих теплых ботинок и заглянул под шкаф, разыскивая, по
всей видимости, тапки.
повернувшись к молодому человеку. Голос у него был выразительный, и звуки
его красиво заполняли объем комнаты. -- Ради Бога, отдыхайте, у меня здесь
есть свои дела. Если позволите... -- Тут он подошел к дивану и вынул из-под
него тапки, причем Пирошников инстинктивно прикрыл дырку в носке на месте
большого пальца другой ногою, на которой, по счастью, носок был цел.
исследовать содержимое, мурлыча под нос какую-то арию, кажется из "Пиковой
дамы". Снова недобрые подозрения зашевелились в душе Пирошникова, который
все более отходил ото сна. Родилось вдруг сильнейшее желание уйти, выбежать
на улицу, чтобы увидеть хоть каких-то привычных людей, хоть милиционера, что
ли, хоть дворника; чтобы сбросить раз и навсегда это ощущение, похожее на
ощущение мухи, попавшей в паутину. Пирошников встал и решительно направился
к двери. Одной рукой от стащил с гвоздя пальто незнакомца, другой сорвал
свое, снова нацепил на гвоздь чужое и стал поспешно одеваться. Уже надев
пальто, он сообразил, что есть еще и ботинки, и, найдя их, начал напяливать,
причем испытывал страшное неудобство. Затем он выбежал в коридор и
устремился к выходу. Повозившись с замком, он распахнул дверь и пустился
бежать вниз по лестнице через две ступеньки, не обращая решительно никакого
внимания на окружающее и лишь считая этажи. Черта с два!.. Лестница никаким
образом не желала заканчиваться. Больше того, она стала еще злонамеренней,
ибо Пирошников вскоре заметил, что на ней остался лишь один повторяющийся
этаж с раскрытой дверью Наденькиной квартиры. Ничего не оставалось делать,
как смириться и вернуться обратно в комнату, где мужчина занимался
связываньем в узел каких-то тряпок, исполь0уя для этого скатерть со стола.