чтобы они у меня вдруг отнялись, - сказала она и выразительно подтянула
шорты.
сделать: девчонка была странная, сомневаться не приходилось.
Вот это мама и называет "айдабелиной дурью". Пусть себе ковыляет, сколько ее
дорогой душе угодно. Ее бесполезно уговаривать - Айдабела у нас своевольная.
Спроси кого хочешь.
ему больше нравится Флорабела; она была красивая, по крайней мере, такой ему
представлялась: он не настолько хорошо ее разглядел, чтобы решить
окончательно. Во всяком случае, сестра не была сорванцом, а к сорванцам он
питал особую ненависть еще со времен Айлин Отис. Айлин Отис, маленькая
мясистая хулиганка из их квартала в Нью-Орлеане, имела обыкновение устроить
ему засаду, сорвать с него штаны и закинуть на дерево. Тому уже много лет,
но до сих пор при воспоминании о ней он приходил в бешенство. Рыжая сестра
Флорабелы показалась ему второй Айлин Отис.
"шевроле", в него шестеро помещаются, и никто друг у дружки на коленях не
сидит, и в нем настоящие занавески - поднимаются и опускаются, когда
дергаешь за игрушечных младенчиков. Папа выиграл этот "шевроле" у одного
человека на петушиных боях - что было с его стороны очень умно, по-моему,
хотя мама другого мнения. Мама исключительно честная и петушиных боев не
признает. Это я к чему говорю: вообще-то мы к чужим не подсаживаемся, тем
более к незнакомым... конечно, Джизуса Фивера мы знаем... немножко. А тебя
как зовут? Джоул? А фамилия? Нокс... Ага, Джоул Нокс, я это к тому говорю,
что обыкновенно нас возит в город папа на автомобиле... - Она трещала и
трещала, и он с удовольствием слушал, пока не оглянулся на сестру; ему
показалось, что она смотрит на него странно. Их взгляды встретились, и луна
помогла прочесть выражение: без улыбки, но с веселым интересом они словно
сообщали друг другу: А ты тоже - ничего особенного... - а один раз я
прищемила Айдабеле руку дверцей, - Флорабела продолжала рассказывать об
автомобиле, - и теперь у ней ноготь на большом пальце совсем не растет: весь
толстый, черный. А она не плакала и не злилась - очень мужественно с ее
стороны; я бы, например, не могла с таким противным, страшным... Протяни
сюда руку, сестра.
засмеялся.
произнесла она. - Любой тебе скажет. Так дерзко ведет себя - никогда не
подумаешь, что она тоже из обеспеченной семьи, правда?
понравится.
- никогда не подумаешь. А ведь мы близнецы, родились в один день, я - на
десять минут раньше, так что я старшая; нам обеим двенадцать лет, пошел
тринадцатый. Флорабела и Айдабела. Прилипает - прямо в рифму. Мама считает,
что это очень мило, но...
идет за повозкой. Она осталась далеко позади и бежала, бежала, как бледный
зверь, по озеру бурьяна вдоль обочины, к островку кизила, мертвенно
белевшему вдали, словно пенная полоса прибоя на черном берегу. Но прежде чем
он привлек к этому внимание Флорабелы, сестра ее скрылась среди лунных
деревьев.
скрылась Айдабела.
за нее не волнуйся, она догонит нас, когда ей заблагорассудится.
сказала, мы близнецы с ней, но мама говорит, что Господь не посылает нам
добра без худа. - Флорабела зевнула, откинулась назад, и ее длинные волосы
рассыпались по плечам. - Никаких опасностей не признает; мы еще маленькие
были, а она уже шныряла возле Скалли, заглядывала в окошки. Один раз даже
умудрилась разглядеть кузена Рандольфа. - Она лениво протянула руку и
поймала золотого светляка, мигавшего над головой. - Тебе нравится там?
увидел, что ее разочаровал ответ. - А ты где живешь?
гости. - Она подбросила светляка, и он повис в воздухе, как маленькая луна.
- Понятно, я не знала, живешь ты в Лендинге или не живешь. Этих Скалли никто
не видит. Да там сам Господь может жить, а всем будет невдомек. Ты
родственник?.. - Но ее прервал ужасный, леденящий душу вопль и громкий треск
в кромешной темноте.
завывала.
Он обернулся - посмотреть, как отнесся к этому Джизус Фивер, но старик
дремал по-прежнему, и мул, как ни странно, тоже не вскинулся.
черт гонится?
Джоулу: - Она получит, когда я скажу папе: она почему незаметно подобралась
- потому что срезала через низину, а папа ей сколько раз об этом говорил.
Она все время там околачивается, ищет амбровую смолу: и когда-нибудь,
попомни мои слова, мокасиновая змея отгрызет ей ногу под корень.
Нокс. Раздулась, как дыня, и все волосы у ней выпали; ух, два месяца
хворала, мы с мамой просто сбились с ног.
лечиться.
курятник, схватила петуха и разорвала: такого кудахтанья я отродясь не
слышала. Горячая куриная кровь вытягивает яд.
чуть не переехала.
зависть.
станется выбежать на шоссе и кинуться под колеса.
возгласы невидимых лягушек. Айдабела отщипывала лепестки кизила и роняла по
дороге; потом бросила ветку, подняла лицо к небу и сперва замурлыкала без
слов, а потом запела: "Когда приходит стужа и холодно снаружи, куда синица
бедная от холода летит?" Флорабела подхватила песню: "Летит синица-птица
скорей в сарай укрыться и крылышком накрыться от холода летит!" [*Здесь и
далее стихи в переводе Елены Кассировой] Песня была веселая, они заводили ее
снова и снова, и в конце концов Джоул присоединился к дуэту; голоса их
звучали чисто и нежно, потому что все трое были сопрано, - и Флорабела бодро
бренчала на воображаемом банджо. Потом облако наползло на луну, и в черноте
пение смолкло.
приходи.
первоначальным подозрением, что они ему примерещились. Он тронул свою щеку,
кукурузную шелуху, взглянул на спящего Джизуса - старик пребывал как бы в
трансе, однако тело его резиново гасило толчки повозки, и Джоул успокоился.
Уздечка позвякивала, мягкий стук копыт нагонял сон, как жужжание летней
послеобеденной мухи. Звездная чаща осыпалась на него, облив огнем, ослепила
и смежила ему глаза. Уткнув руки в бока, с неловко подвернутыми ногами и
приоткрытым ртом, он лежал так, будто сон свалил его одним ударом.
не вскачь по гравийной дорожке, колеса заплевались камешками, и разбуженный
тряской старик натянул вожжи: "Тпруу, Джон Браун, тпруу". Повозка замерла.
отсасывали желтый шар высоко поднятого керосинового фонаря. И Джоул, сердито
уставясь на демона сна, не заметил, как женщина с любопытством склонилась
над ним и при чадном керосиновом свете заглянула ему в лицо.
- 2 -
вертясь, как лопасть вентилятора, он низвергается по металлическим спиралям;