который по ее почти гипнотическому внушению привел теперь к первым пред-
варительным изысканиям типа гордость против гордости и красоты или бито-
вость или чувствительность против глупой невротической нервозности фал-
лического типа, постоянно осознающего собственный фаллос, свою башню, а
женщин колодцами - собака-то вот где зарыта, но человек слетел с резьбы,
неуспокоенный, да и теперь уже не 1948 а 1953 с четкими отстраненными
поколениями а я на пять лет старше, или моложе, и надо чтобы получилось
(или же получать женщин) в новом стиле и избавиться от нервозности - в
любом случае я бросил сознательно пытаться сделать Марду и угомонился
решив всю ночь врубаться в замечательную новую озадачивающую компанию
подземных которых Адам открыл и дал им имя на Пляже.
ла независима объявляя что никого не желает, не хочет ни с кем ничего
общего, закончив (после меня) тем же - что нынче в холодной проклинающей
ночи я чувствую в воздухе, это ее объявление, и что ее маленькие зубки
больше не мои а вероятно враг мой упивается ими и обращается с нею
по-садистски как она вероятно и любит и как не обращался с нею я -
убийство витает в воздухе - и тот блеклый угол где сияет лампа, и вих-
рятся ветры, бумага, туман, я вижу великое обескураженное лицо самого
себя и моя так называемая любовь никнет в переулке, не годится - как
прежде это были меланхоличные сникания в горячих креслах, усугубленные
фазами луны (хотя сегодня великолепная осенняя ночь полнолуния) - там
где тогда, прежде, это было признанием нужды моего возвращения ко все-
мирной любви как должно великому писателю, типа какого-нибудь Лютера,
какого-нибудь Вагнера, теперь от этой теплой мысли о величии зябко веет
холодом - ибо и величие умирает - ах и кто только сказал что я велик - и
предположим кто-то был великим писателем, тайным Шекспиром ночью под по-
душкой? или в самом деле так - стихотворение Бодлера не стоит его скорби
- его скорби (Это Марду в конце концов сказала мне: "Я бы предпочла
счастливого человека несчастливым стихам которые он нам оставил," с чем
я согласен а я Бодлер, и люблю свою смуглую любовницу и тоже склонялся
ей на живот и слушал перекаты внутри) - но мне следовало бы понять по ее
первоначальному объявлению независимости чтобы поверить в искренность ее
отвращения к вовлеченности, вместо того чтобы бросаться на нее как будто
и поскольку я фактически хотел чтобы мне стало больно и желал "истер-
зать" себя - еще одним терзаньем больше и они задвинут синюю крышку, и
мой ящик плюхнется парень - ибо теперь смерть гнет свои крыла над моим
окном, я ее вижу, я ее слышу, я чую ее запах, я вижу ее в вялом висенье
моих рубашек которым больше не суждено быть ношенными, ново-старых,
стильно-старомодных, галстуки подвешенные змееподобно которыми я даже
уже и не пользуюсь, новые одеяла для осенних мирных постелей теперь кор-
чатся порывами коек в море себяубийства - утраты - ненависти - паранойи
- это в ее личико я желал проникнуть, и проник...
у Ларри вновь любуясь красным светом и вспоминая ту ночь когда у нас там
была Мики нас трое, Адам и Ларри и я сам, и у нас был бенни и большая
сексуальная кутерьма сама по себе слишком поразительная, чтобы ее можно
было описать - когда вбежал Ларри и сказал: "Чувак ты собираешься с нею
сегодня это сделать?" - "Мне бы конечно хотелось - Не знаю..." - "Ну чу-
вак так ты разберись, времени-то немного осталось, что это с тобой та-
кое, мы притаскиваем всех этих людей в дом и подогреваем всех этих чаем
и теперь все мое пиво из ледника, чувак надо что-то с этого получить,
займись-ка..." "О, тебе она нравится?" - "Мне вообще кто угодно нравится
если уж на то пошло чувак - но я имею в виду, в конце концов." - Что
привело меня к краткой натужной неудачной свежей попытке, к какому-то
виду, взгляду, реплике, сидя рядом с нею в углу, я сдался и на рассвете
она подорвала с остальными которые все пошли пить кофе и я пошел туда же
с Адамом чтобы увидеть ее вновь (следом за компанией вниз по лестнице
пять минут спустя) и они там были а ее не было, предаваясь независимым
темным размышлениям, она свалила к себе в душную квартирку в Небесном
Переулке на Телеграфном Холме.
там была она, ее темные ноги, шлепанцы, темные глаза, мягкое маленькое
коричневое лицо, скулы и губы как у Риты Сэвидж, крохотная скрытная бли-
зость и каким-то образом теперь мягко змеиное очарование как и подобает
маленькой худенькой смуглой женщине любящей одеваться в темное, в бедную
битовую подземную одежду...
столкнулся с нею на Третьей Улице в автобусе и они пошли к нему погово-
рить и выпить и у них произошел большой долгий разговор который по-Леро-
евски завершился кульминацией когда Адам сидел голышом и читал китайскую
поэзию и передавал ей кропалик и закончилось все в постели: "А она очень
ласковая, Боже, как она обхватывает вдруг тебя руками как бы ни по какой
другой причине кроме чистой внезапной нежности." -"Ты собираешься это
сделать? закрутить с нею связь?" - "Ну дай мне теперь - на самом деле я
тебе скажу - она это вс° и немало не в себе - она сейчас лечится, оче-
видно очень серьезно поехала притом совсем недавно, там что-то из-за
Жюльена, лечилась но виду не подавала, садится или ложится читать или же
просто ничего не делает а смотрит в потолок весь день напролет у себя
там, восемнадцать долларов в месяц в своем Небесном Переулке, получает,
очевидно, какое-то пособие, завязанное каким-то образом ее докторами или
кем-то еще на ее нетрудоспособность или что-то типа этого - постоянно об
этом говорит и на самом деле слишком чрезмерна на мой вкус - очевидно у
нее настоящие галлюцинации про монахинь в приюте где она выросла и она
их видит и чувствует настоящую угрозу - и другие вещи к тому же, вроде
ощущения того, что она принимает мусор хотя мусор она никогда не пробо-
вала а только знала наркотов," - "Жюльена?" - "Жюльен двигается мусором
когда только может а это нечасто поскольку у него нет денег а стать он
как бы хочет настоящим наркотом - но в любом случае у нее были глюки что
она не торчит как надо в контакте а на самом деле ее кто-то или что-то
как-то тайно подсаживает, люди идущие за нею по улицам, скажем, полная
чума - и для меня это чересчур - и в конце концов то что она негритянка
я не хочу впутываться с потрохами." - "Она хорошенькая?" - "Она прекрас-
на - но у меня не получается." - "Но парень я в натуре врубаюсь как она
выглядит и все такое прочее." - "Ну ладно чувак тогда у тебя получится -
вали туда, я дам тебе адрес, или еще лучше когда, я приглашу ее сюда и
мы поговорим, ты можешь попробовать если захочешь но хоть у меня и горя-
чее чувство в сексуальном смысле и все такое к ней я на самом деле не
хочу углубляться в нее дальше не только по всем этим причинам но и нако-
нец, самая большая, если я теперь завяжусь с девчонкой то хочу быть пос-
тоянным типа постоянно и всерьез и надолго а с нею я так не могу." - "Я
бы хотел долго постоянно и так далее." - "Ну поглядим."
ей приготовит поэтому я там тоже был, курил чай в красной гостиной, с
зажженной тусклой красной лампочкой, и зашла она выглядела так же но на
мне теперь была простая синяя шелковая спортивная рубашка и модные штаны
и я откинулся на спинку четко чтоб напустить на себя сдержанность наде-
ясь что она это заметит с результатом, когда дама вошла в гостиную я не
поднялся.
щаю ни малейшего внимания. Мы вышли прогуляться втроем и к этому времени
все вместе уже стремились перебить друг друга как трое добрых друзей ко-
торые хотят войти внутрь друг друга и высказать все что у них на душе,
дружеское соперничество - мы пошли в Красный Барабан послушать джаз ко-
торым в ту ночь был Чарли Паркер с Гондурасом Джонсом на барабанах и
другие интересные, вероятно Роджер Белуа тоже, кого я теперь хотел уви-
деть, и то возбуждение мягконочного санфранцисского бопа в воздухе но
полностью в прохладном сладком безнапряжном Пляже - поэтому мы на самом
деле бежали, от Адама с Телеграфного Холма, вниз по белой улочке под фо-
нарями, бежали, прыгали, выпендривались, веселились - испытывали ликова-
ние и что-то пульсировало и мне было приятно что она может ходить так же
быстро как и мы - милая худенькая сильная маленькая красавица чтоб рас-
секать с нею вдоль по улице притом такая ослепительная что все оборачи-
ваются посмотреть, странный бородатый Адам, темная Марду в странных
брючках, и я, здоровый ликующий громила.
колькими то есть и все банды то вваливались то вываливались, платя дол-
лар с четвертью у двери, маленький с-понтом-хиповый хорек продавал там
билеты, Пэдди Кордаван вплыл внутрь как было предсказано (большой длин-
ный светловолосый типа тормозного кондуктора подземный с Восточного Ва-
шингтона похожий на ковбоя в джинсах зашедшего на дикую поколенческую
пьянку всю в дыму и безумии и я завопил "Пэдди Кордаван?" и "Ага?" и он
подвалил к нам) - все сидели вместе, интересными компаниями за разными
столиками, Жюльен, Роксанна (женщина 25 лет пророчествующая будущий
стиль Америки короткими почти под машинку но с кудряшками черными змея-
щимися волосами, змеящейся походкой, бледным бледным торчковым анемичным
личиком а мы говорим торчковое когда как бы когда-то выразился Достоевс-
кий? если не аскетичное или святое? но ни в малейшей степени? но холод-
ное бледное фанатичное лицо холодной голубой девушки и одетой в мужскую
белую но с манжетами расстегнутыми развязанными у пуговиц так что я пом-
ню как она перегибалась разговаривая с кем-то после того как прокралась
по танцплощадке с текучими плечами в поводу, согнувшись поговорить держа
в руке короткий бычок и аккуратное резкое движение каким она стряхивала
с него пепел но вновь и вновь длинными длинными ногтями в дюйм длиной и
тоже восточными и змееобразными) - компании всевозможнейшие, и Росс Вал-
ленстайн, толпа, и наверху на эстраде Птица Паркер с торжественными гла-
зами которого довольно-таки недавно заметелили и он теперь вернулся в
какой-то мертвый в смысле бопа Фриско но только что обнаружил или же ему
рассказали про Красный Барабан, банду великого нового поколения завываю-
щую и собирающуюся там, поэтому вот он на сцене, изучал их этими глазами