солнцем громады ледяных островов. Он лежит на коралловом атолле, где ко-
косовые пальмы подступают вплотную к воркующему прибою. Голубоватым пла-
менем горят останки давным-давно потерпевшего крушение корабля, и в отс-
ветах женщины танцуют хулу, и раздаются варварские любовные клики пев-
цов, поющих под звон укулеле и грохот тамтамов. Чувственная тропическая
ночь. Вдалеке, среди звезд темнеет кратер какого-то вулкана. Над головой
плывет бледный лунный серп, и низко в небе горит Южный Крест. Мартин был
точно арфа: все, что он в жизни узнал и что стало его сознанием, было
струнами, а нахлынувшая на него музыка - ветром, бьющим в струны, и
струны отзывались воспоминаниями и грезами. Он не просто чувствовал.
Ощущения облекались в форму, цвет, сияние, а воображение, разыгрываясь,
дерзко воплощало их в нечто возвышенное, волшебное. Прошлое, настоящее,
будущее смешались; и Мартина несло, покачивая, по необъятному теплому
миру через доблестные приключения и благородные дела, к Ней и с Ней, да,
с Ней, и он завоевывал ее, и, обхватив одной рукой, влек в полет через
королевство своей души.
преобразилось, огромные глаза сияли на нем, и сквозь завесу звуков со-
зерцали трепетный пульс жизни, исполинские видения; созданные самим его
духом. Она поразилась. Грубый нескладный невежа исчез. Плохо сшитое
платье, руки в ссадинах, обожженное солнцем лицо остались, но казались
теперь тюремной решеткой, из-за которой глядит великая душа, безмолвная,
бессловесная, оттого что не умеет выразиться вслух. То было мимолетное
озарение, в следующий миг Руфь опять увидела перед собой неотесанного
парня и посмеялась над прихотью своей фантазии. Но что-то от этого мимо-
летного впечатления осталось. И когда Мартину пришла пора уходить и он
стал неуклюже прощаться, она дала ему почитать том Суинберна и еще Брау-
нинга - слушая курс английской литературы, она занималась Браунингом. Он
благодарил, краснея и запинаясь, и таким казался мальчишкой, что волна
жалости поднялась в ней, жалости неодолимой, поистине материнской. Она
уже не помнила ни неотесанного парня, ни плененную душу, и мужчину, под
чьим по-мужски жадным взглядом ей стало сладко и страшно. Сейчас перед
ней был просто мальчишка. Шершавой, заскорузлой рукой он жал ей руку и
говорил запинаясь:
му... - Он беспомощно огляделся. - К таким вот людям, к домам... В но-
винку мне это... и нравится.
братьями.
она. - Сколько ему лет?
казалось, он много старше.
койной ночи.
жака. Вынырнула с коричневой рисовой бумагой и щепоткой мексиканского
табаку, искусно свернула цигарку. Он глубоко затянулся и медленно, нес-
пешно выдохнул клуб дыма. - Черт побери! - громко сказал он с благого-
вейным изумлением. - Черт побери! - повторил он. И еще раз пробормотал:
"Черт побери!" Потом рука потянулась к воротничку, он сорвал его и сунул
в карман. Моросил холодный дождик, а Мартин обнажил голову, расстегнул
жилет и зашагал враскачку, как ни в чем не бывало. Он едва замечал, что
дождит. Восторженно грезил наяву, перебирал в мыслях все только что пе-
режитое.
склонен он был думать о женщинах, но такую ждал и смутно надеялся рано
или поздно встретить. Сидел с ней рядом за столом. Жал ей руку, глядел
ей в глаза и на миг увидал в них прекрасную душу... но нет, не прекрас-
нее глаз, в которых светилась душа, не прекраснее плоти, в которую душа
облечена. О плоти он не думал, и это для него было внове, ведь женщины,
которых он знал прежде, вызывали в нем только плотские желания. А вот о
ее плоти почему-то так не думалось. Словно тело ее не такое, как у всех
- бренное, подвластное недугам. Нет, оно не просто оболочка души. Оно -
порождение души, чистое и благодатное воплощение ее божественной сути.
Ощущение божественности ошеломило его. Спугнуло мечты и отрезвило его.
Никогда прежде не воспринимал он ни слов, ни указаний, ни намеков на бо-
жественное. Никогда он в божественное не верил. Он всегда был неверую-
щим, всегда добродушно подсмеивался над судовыми священниками и их раз-
говорами о бессмертии души. За гробом жизни нет, возражал он, живешь
здесь, сегодня, а потом - вечная тьма. Но вот в глазах девушки он увидел
душу, бессмертную душу, которая не может умереть. Никогда еще никто, ни
мужчина, ни женщина, не заставил его задуматься о бессмертии. Только она
пробудила эту мысль в первый же миг, первым взглядом. И вот он идет, и
перед глазами чуть светится ее лицо, бледное и серьезное, милое и чут-
кое, улыбается милосердно и нежно, как способна улыбаться лишь фея, и
такой оно сияет чистотой, какую он и вообразить не мог. Чистота эта сра-
зила его, точно удар. И испугала. Он знавал и добро и зло, но даже не
подозревал, что жизни может быть присуще чистота. А теперь, в ней, он
постиг чистоту как высшее воплощение доброты и непорочности, которые
вместе составляют жизнь вечную.
и воды-то этой девушке поднести недостоин, это уж точно; неслыханная
удача, сказочное везенье позволили ему увидеть ее в этот вечер, сидеть
рядом, говорить с нею. Все вышло случайно. Нет здесь его заслуги. Не
достоин он такого счастья. Он готов молиться на нее. Теперь он смирен-
ный, кроткий, полон самоуничижения и сознает собственное ничтожество. С
таким настроением идут исповедываться грешники. Конечно, он грешен. И
как у смиренных и униженных в час покаяния нет-нет да и мелькнет перед
глазами блистательная картина их будущего торжества, так и ему приоткры-
валось будущее, которого он достигнет, завладев ею. Но что же значит
владеть ею, это представлялось туманно, совсем не похоже на то, что он
прежде понимал под обладанием. Он возносился на крыльях сумасбродного
честолюбия, и вот он уже вместе с ней достигает невообразимых высот, де-
лит с ней мысли, упивается всем, что есть прекрасного и благородного. Ее
душой - вот чем он хотел завладеть, стремился к обладанию, очищенному от
всего низменного, к свободному единению душ, но додумать это не умел. Не
было у него таких мыслей. В сущности, он сейчас вовсе не думал. Чувство
возобладало над разумом, и, весь дрожа, трепеща от неведомых доныне ощу-
щений, он блаженно плыл по морю чувствований, где само чувство, востор-
женное и одухотворенное, возносилось над высочайшими вершинами жизни.
моряцкую походку.
он быстро ко всему приспосабливался, легко перевоплощался, смотря по
обстоятельствам. Услыхав окрик полицейского, мгновенно очнулся, стал са-
мим обыкновенным матросом.
домек.
пьяный. - Он улыбнулся про себя и задумался. - И верно, пьяный я, - при-
бавил он. - Вот не думал, чтоб поглядеть на женское лицо и такое с тобой
сделается.
было юнцов и молодых людей, они распевали песни, а время от времени хо-
ром что-нибудь выкрикивали Мартин Иден с любопытством, их разглядывал.
Студенты университета. Учатся вместе с ней, из того же общества, может,
и знакомы с ней, могли бы каждый день с ней видеться, только захоти. А
надо же, не хотят, вот ездили куда-то развлекаться, чем бы провести этот
вечер с ней, разговаривать с ней, сидеть вокруг нее, и восхищаться, и
обожать. Мысль перекинулась на другое. Он приметил одного из толпы -
глазки-щелочки, отвислая губа. Дрянь малый, сразу видать. На корабле
стал бы трусом, слюнтяем доносчиком, Нет, он, Мартин Иден, куда как луч-
ше. При этой мысли он повеселел. Будто стал ближе к Ней. И начал сравни-
вать себя с этими студентами. Ощутил свое сильное мускулистое тело, -
да, он наверняка покрепче будет. А вот головы ихние набиты знаниями, и
они могут разговаривать с ней на ее языке. Осознав это он пришел в уны-
ние. Но мозги-то у нас на что? - мысленно воскликнул он. Чего они смог-
ли, то и он сможет. Узнавали про жизнь по книгам, а он-то жил вовсю
по-настоящему. Он тоже много чего знает, только совсем про другое. Есть
ли среди них такие, кто, умеет вязать узлы, стоять за штурвалом, на вах-
те? Жизнь его развернулась перед ним вереницей картин - опасности, риск,
лишения, тяжкий труд. Он припомнил свои неудачи, передряги, в какие по-
падал, пока набирался ума-разума. Уж в этом-то он их превзошел. Рано или
поздно им тоже придется зажить подлинной жизнью, и хватить лиха. Очень
хорошо. Покуда они будут проходить эту науку, он сможет изучать другую
сторону жизни по книгам.
были редки, и Мартин глядел в оба, чтоб не прозевать знакомый двухэтаж-
Конюшевский Владислав
Маркелов Олег
Шидловский Дмитрий
Лондон Джек
Глуховский Дмитрий
Перумов Ник