способностью, обычно побаивается её и скрывает её ото всех, кроме самых
близких друзей. И это не потому, что боится насмешек и недоверия в том
смысле, что сосед может сказать :
свидетельств сверхъестественной силы и чувствуют себя неуютно в
присутствии тех, кто утверждает или признаёт, что обладает ею. Люди,
убеждённые в том, что они наделены тем, что сейчас обычно называют
экстрасенсорикой, также опасаются того, что могут узнать благодаря своему
ясновидению, и они, пожалуй, охотно сменили бы свою участь на судьбу
обыкновенного человека. Только когда они уверены, что их дар можно в
данный момент направить на благое дело, они готовы добровольно
воспользоваться им. У меня сложилось впечатление, что глубокая,
неискоренимая вера в существование "шестого чувства" практически вездесуща
на Западном нагорье и на Гебридах даже среди интеллигентных и начитанных
людей, а те немногие, кто посмеивается над ней, делают это лишь ради моды,
на самом деле не разделяя её.
уст в уста в этих краях, куда грамотность дошла довольно поздно, и поэтому
нет оснований полагать, что предания о " шестом чувстве" подверглись
значительным искажениям.
вскоре расскажу подробней, родом с острова Скай, рассказал мне историю
своих предков, которую благодаря чрезвычайной простоте, трудно причислить
к выдумке. Во времена его прадеда в море утонул мальчик, рыбачивший в
заливе у деревни, и его мать прямо с ума сходила от желания достать тело и
похоронить по христианскому обычаю. С полдюжины лодок с кошками весь день
плавало на том месте, где он пропал, но ничего не нашли. Все разговоры в
деревне, естественно, были только об этом, и к вечеру прадед Кэлума Мэрдо,
которому было за восемьдесят, больной и совсем слепой узнал о том, что
произошло. Тогда он сказал:
тело.
него был с собой платок, которым он и должен был подать сигнал. Более
получаса лодка плавала взад и вперёд по заливу под холмом с кошками
наготове, а старик всё сидел, опустив голову на руки, и не проронил ни
слова. Вдруг он вскрикнул громким голосом:
мальчика.
проще, когда видение твоё не прояснено и не затуманено здравым смыслом
окружающих.
Камусфеарны, удивительно мало, если учесть, что по всей вероятности люди
жили здесь тысячи лет. Самые древние из преданий относятся, вероятнее
всего, к Средним векам, и в одном из них говорится о свирепом морском
грабителе, уроженце этих мест, который разорял побережье к югу, в
частности остров Малл, где много потайных гаваней и скрытых якорных
стоянок, на галере, один из бортов которой был выкрашен в черный цвет, а
другой - в белый, вероятно, с целью сбить с толку или навести на мысль что
орудует тут целый пиратский флот. Как бы он не действовал, получалось
успешно, так как, говорят, он вернулся в Камусфеарну и умер своей смертью.
радиусе полутора миль нет ни одного человеческого существа, и что кроме
одной семьи на расстоянии в три раза большем нет вообще никого. Очень
немногие испытывали такое ощущение, поскольку поверхность земли настолько
плотно населена людьми, что там, где только можно, она заселена. И хоть в
таких условиях не так уж и трудно разбить лагерь, очень редко выпадает
случай оказаться среди четырёх постоянных стен, которые можно назвать
собственным домом. При этом возникает чувство изоляции, противоположное
чувству одиночества, которое испытываешь в чужом городе, ибо это
одиночество вызвано близостью других людей и барьерами, стоящими между
тобой и ними, сознанием, что ты одинок среди них : каждый дюйм стен ранит
тебя и каждый необщительный незнакомец устанавливает свой флаг. Но быть
одному там, где нет других людей, очень интересно, как бы вдруг снимается
какое- то давление, внезапно осознаёшь всё своё окружение, резко
обостряются чувства, и даёшь себе отчёт в том, что вокруг тебя лишь
животный и растительный мир. Я впервые испытал это ощущение совсем ещё
молодым человеком, когда путешествовал в одиночку по тундре в трехстах
милях к северу от Полярного круга. К тому же удивительные ночи, светлые
как день, усиливают эту необычайность, так что только собственный сон
отделяет ночь ото дня. Как это ни странно, хоть внешние обстоятельства
были совсем противоположными, я испытал такое же или похожее ощущение во
время мощных воздушных налётов в 1940 году. Как будто бы жизнь вдруг
освободилась от всего несущественного, как заботы о деньгах и мелкие
эгоистические амбиции, и ты остаёшься один на один со своей сущностью.
глухой стук кроличьих лап в садке у песчаной дюны позади дома, тихое
попискивание летучих мышей, разбуженных тёплой погодой от зимней спячки и
беспокойное посвистывание кулик-сорок, ожидающих смены прилива. Всё эти
звуки раздавались на фоне приглушённого шума водопада, который в тихую
погоду властвует над всеми другими звуками в Камусфеарне. Я проспал эту
ночь, положив голову как на подушку на мягкий шерстяной бок Джонни, как
это бывало раньше на беспалубной лодке.
группу из пяти оленей, настороженных, но не обеспокоенных, смотревших на
меня с поросшего первоцветом берега за стеной приусадебного участка. Двое
из них уже сбросили оба рога, так как был уже конец первой недели апреля,
двое сбросили по одному, а у пятого самца всё ещё были на месте оба,
широкие, длинные и крепкие, с семью отростками на одном и с шестью - на
другом. Это была самая благородная голова из всех тех, что мне приходилось
видеть за все свои годы кровожадной охоты. Я стал узнавать этих оленей
каждый год, так как они были в стаде, которое каждую зиму проходило внизу
у ручья Камусфеарны, и Мораг Мак-Киннон обычно украдкой подкармливала их у
Друимфиклаха, так как они были с внешней стороны забора у леса, то есть на
пастбище для овец. Она называла оленя с тринадцатью отростками Монархом, и
хотя он, казалось, не впадал в течку по осени, думается, был отцом по
крайней мере одного телёнка, ибо в прошлом году в темноте фары моего
автомобиля высветили частично ослеплённого оленя, который прыгнул на
бетонные столбики нового забора лесного хозяйства, когда пытался
спуститься к Камусфеарне. И его голова, хоть и не совсем царская, была
точной копией широченного размаха рогов Монарха. Я чуть было не убил его,
так как посчитал, что это тот подранок, которого упустила компания
охотников в тот день, но как бы тот ни был ошарашен, он сумел уйти из
лучей света фар ещё до того, как я успел вытащить ружьё из чехла.
теперь по краю холма между Камусфеарной и Друимфиаклахом посажены молодые
деревья, и олени остались позади этой живой изгороди, так что сейчас их
здесь нет, за исключением случайно забредшего в пределах мили от залива. В
свою первую зимовку в Камусфеарне я просыпался и видел из окна узор их
рогов как чеканку на фоне близкого неба, и они в некотором роде были для
меня важны, так же как и большие следы диких кошек на мягком песке у
берега ручья, как хриплый крик ворон и круглые блестящие головы тюленей в
заливе рядом с домом. Эти существа были моими соседями.
восторга при виде великолепия природы и сияния голубоватой и золотистой
весенней зари, но иногда весьма велеречивы, удивляясь разнообразию
окружающего животного мира.
широко распространены на Западном нагорье, и при их упоминании полагают,
что речь идёт об одичавших домашних кошках, а не о рысеподобных животных
из породы кошачьих, логово которых все эти годы находилось в пределах
двухсот ярдов от моего порога.
уже были здесь тогда, когда наши неотёсанные предки поселились в пещерах
под утёсами.
усадьбы, на земле которой стоит дом, вели длительную войну с дикими
кошками, и дерево рядом с загоном для оленей в четырёх милях отсюда было
увешано их хвостами, свисавшими с его веток как чудовищные ивовые серёжки.
Теперь, когда усадьба перешла от земледелия к лесоводству, диких кошек
охраняют, так как они истребляют мышей-полёвок, которые в свою очередь
вредят молодым саженцам. При наших благоприятных условиях число диких
кошек многократно увеличилось. Самцы иногда спариваются с домашними
кошками, но такое потомство редко выживает, либо потому, что отец затем
возвращается и убивает новорождённых котят, уничтожая тем самым
свидетельство своего мезальянса, или же потому, что люди так и не верят в
возможность их приручения. В них преобладает дикая кровь, которая
проявляется во внешности похожей на рысь, в дополнительном когте и диком
инстинкте. Те немногие котята, которым удалось избежать смерти, обычно
уходят в горы и ведут пещерную жизнь своих предков по мужской линии.
Старый егерь из Лохайлорта, которого по какой-то причине звали Типперери,
рассказывал мне, что однажды ночью, разбуженный кошачьим криком, он вышел
на улицу с факелом, в свете которого увидел свою черно-белую кошку в
объятиях огромного свирепого дикого кота. Затем он с нетерпением ожидал
рождения котят. Когда подошло время, она устроила себе гнёздышко в хлеву,
а он весь день прождал, когда она окотится. Но до наступления ночи так
ничего и не случилось. Рано поутру ему послышалось жалобное мяуканье у
Корнев Павел
Доценко Виктор
Якубенко Николай
Соломатина Татьяна
Орлов Алекс
Журавлев Владимир