ужаснулась своей мысли.
и в конце концов через два дня она оказалась в сумасшедшем доме, в детском
отделении, где лежала племянница. Там было на редкость богато, уютно, и
врачи были какие-то сверхдобрые. Девочка Мила, племянница, отказывалась есть
главным образом мясо, чтобы не обижать животных - коровок, кур, петушков,
свинок...
врачей и медсестра уговаривали ее есть нормально, но невинная кашка иной раз
казалась ей мясом истерзанного животного... Глазки ее, как цветочки,
наливались слезами, и она только лепетала в ответ на бездонную роскошь мира.
Люда расцеловала племянницу.
целуя Люду.
связи, знакомые.
лечению, странные случаи.
детей.
"Идиота" Достоевского. Да, да, не шарахайтесь. Я открывала "Идиота" на
случайной странице, она сидит передо мной, в моем кабинете - я читаю
несколько строк, и она может продолжать по памяти...
нельзя выразить словами. Это что-то сверхъестественное. И ее не удается
вывести из этого состояния...
- дрогнув, спросила Люда.
конечно, догадываетесь кто: Достоевский и Есенин. Причем на почве Есенина
больше. У нас есть целая группа детей, возраст примерно 14-15 лет... Вся их
жизнь проходит в том, что они до конца погружены в поэзию Есенина. Они не
хотят жить, не хотят что-либо делать кроме того, чтобы читать наизусть стихи
Есенина. Некоторые плачут. Они читают эти стихи целыми днями, плохо спят,
встают по ночам, и тоже читают вслух или про себя стихи, бродят по палате,
что-то думают. Их очень трудно вывести в мир, почти невозможно. Что-то
надорвалось в их душе от этой поэзии.
сама близка к этому. Но как можно жить с "Идиотом" в душе 15-летней девочке?
Есенин же - понимаю...
наслышана о вас кое-что, звоните мне. Пересечемся на почве безумия, как
говорится. Мы, психиатры, тоже не от мира сего немножко.
мир какой он есть, покинула детское отделение...
душенька детская не хочет признавать этот мир?! Она даже обижать никого не
хочет. Не туда попала девочка. Ой, не туда попала... Трудно ей будет здесь.
эта создана, по программке рогатого, - умилялась она, но потом возмущалась.
- А я то тут причем? Какое мое бытие, мое высшее "Я" к этому имеет
отношение? А вдруг...
судорожно заметалась она в уме и сжала пальцы в кулачок. - Невозможно
перенести потерю бытия".
которым пили во дворе. За день до этого она была у Лени, тот по-своему
молчал, и опять дико выл Володя, словно не переносил он не только физические
страдания, а еще какую-то страшную мысль, не дающую ему покоя. Огромная
голова Вити качалась в углу в знак полного (со всем миром) согласия.
Леонида, который тоже хотел его посетить. В этот день родители Лени не
должны были прийти. Саша, которого вся эта история довела вдруг до
исступления, был настроен весьма решительно.
увидишь!
распугаем! И Леня твой очнется, ишь молчун. Я ему помолчу перед смертью! И
Володю, крикуна, присмирю. Не будет кричать о себе на весь мир! Ишь, больно
ему! Мне тоже, может быть, больно с самого рождения. И до сих пор - больно.
Мало ли что.
больницу втроем. Взяли такси - и полетели! К их удивлению Леня сидел на
кровати и играл сам с собой в шахматы. И ни о чем кроме шахмат и слышать не
хотел.
Володи исказилось, как от зубной боли. - Пойми, что я тебе скажу!
наклонившись к ушку Володи, стал что-то шептать. Тот вдруг взвизгнул,
отстранился, упал на подушки, и замахал руками: "Не надо, не надо, не надо!"
Ваня буянил около шахматной доски Леонида, не трогая однако фигур. Леня тем
не менее не обращал на него никакого внимания.
смирный. Мертво-плакавший больной, напоминающий труп, однако ж не унимался,
и никакие ужасы и нашептывания Саши не могли вернуть его к жизни. Он все
трупел и трупел, все больше уходя в свою трупность, и слезы уже не лились из
его глаз.
крикуна Володю полетел ферзь, в головастика - пешки, прямо к ногам, в окна
посыпались кони. Больной-труп завыл, хотя в него ничего не попало.
ослаб, но вдруг откуда-то взялась в нем дикая сила, он кусался, бился и его
еле уняли под конец. И все время он молчал, все молчком и молчком.
историю. - И жизнь коротка, и насмешка она над землей и людьми, и плоть
горька и страшна, и где бессмертие? Чем заглушить, чем заглушить боль?"
Страстно захотела увидеть сиротку Лизочку, у которой оставалась одна Россия,
но оказалось, Лизочка уехала - в Сибирь, в глубь... Решила тогда Люда пойти
в сумасшедший дом, но уже в настоящий. Через милого психиатра детского
отделения познакомилась она с ее приятелем, который работал во взрослом
отделении, причем бредовом и буйном.
она к ним, к этим сдвинутым, чуть не сломя голову, чтоб заглушить жизнь
бредом. Но не очень получилось все это. Видела она каркающих идиотов,
воображающих, что они - ничто. Старичков, считающих себя молодыми людьми,
лихими и забияками, хотя сами старички почти умирали, но для компенсации,
словно сговорившись, хором убивали мух. Видела она неопрятного толстого
человека, познавшего что он - дьявол.
себя кулаком в грудь от радости.
психиатру.
считает себя у нас только Вася, - и он указал на толстяка. - Он у нас первый
такой.
Сталины, Ленины, Черчилли, Рузвельты - тьфу, мелкота. Говорить тошно. Только
Вася у нас по-настоящему развернулся. Это ж надо, самим захотел быть.
Обнаглел что ли.
медведь в лесу:
не знает! Против всех я!
этот мир, и так уже проклятый. Слышала стоны и вопли, рычание по-собачьи - и
никакое милосердие не отвечало им...
почему-то в лоб психиатра, уехала домой, так и не разгадав высшую тайную
сумасшествия.
проклят.
Роллинс Джеймс
Суворов Виктор
Прозоров Александр
Ларссон Стиг
Влодавец Леонид
Пехов Алексей