верил, что в покрытых чTрным налTтом каменных башнях посреди озTр живут
могущественные демоны, любующиеся его дарами, которые дадут ему взамен силы
стать бессмертным.
детских варил? Тушил печень первоклассницы с картошкой? Отвечай, сволочь.
потому что Соня отступила в сторону, и топор ударил в каменную стену лавки,
выбив в кирпиче вмятину размером с кулак.
на Соню с ножом, отрезав ей путь к двери, которую сразу закрыл на засов. -
Со сладкими твоими, зайчик, мозгами.
калекой сделаю или совсем убью.
остановился для воспоминания Коля. - Очень хорошие пельмени получились,
только уже кончились. А из тебя пельмени будут невкусные, на котлеты только
годишься. Или на перцы фаршированные. Я как ребTнка вижу, сразу знаю, что
из него лучше готовить.
израсходовала треть кошкиной души на то, чтобы пустить ему изо рта в живот
струю огня толщиной со стакан, которая прожгла Колю насквозь и выбросила
сзади него фонтан крови и варTного брюшного жира. Коля выронил нож и упал
спиной на пол лавки, схватившись руками за живот. Навстречу его ладоням
вслед за выхлопом вонючего пара потекла жгучая пузырящаяся кровь, смешанная
с содержимым кишечника.
склоняясь над искажTнным лицом мясника. - Если скажешь, я тебя вылечу.
лбом направление Коля.
куда идти?
мертветь.
закидывая голову назад от мучившей его нечеловеческой боли.
Убери руки.
Глаза его, слезящиеся по причине боли, жалобно смотрели на Соню. Она с
силой ударила его ногой в беззащитный кровоточащий живот. Удар выбил с
коротким водяным звуком веер кровавых брызг из мокрого скомканного месива
на животе Коли. Вопль снова схватившегося за брюхо и поджавшего ноги Коли
сотряс стены мясной лавки.
Не будешь больше человечину жрать.
тTмный ветер, сразу свернула в подворотню. Какой-то человек из стоявших на
улице пошTл за ней, но в тTмном проулке не увидел уже ни души.
достигает наконец химзавода. Он возвышается посреди тTмных осенних полей
как чудовищный город древности, провалившийся в пучину разрушенного
времени. ЗвTздное небо сгущается над огромными цилиндрами газохранилищ и
руинами мTртвых корпусов. Соня находит провал в заборе, перетянутом рядами
колючей проволоки, и проникает во внутренний двор. От мрачных строений
пахнет сыростью и каким-то едким газом, от которого у Сони чешется в горле.
Она чуть не наступает на труп собаки, валяющийся посреди двора,
полупогрузившись в песок, как всплывшая их-под земли дохлая рыба. В
накренTнных цистернах на ржавых стояках и длинном трTхэтажном здании с
выбитыми стTклами в окнах тоскливо воет одинокий ветер.
выходит на центральную площадь, на которой стоит обстроенный пристройками
главный цех с уходящими в небо трубами, огромный, как собор. Здесь запах
усиливается. Соня садится на ржавую трубу, заметTнную песком, и начинает
думать.
стены, подбирается к Соне. Это бывший ученик ПТУ номер двенадцать Алексей,
некогда забравшийся в главный цех, чтобы испытать изготовленную им
собственноручно бомбу массовго поражения, но, оступившись, упавший через
сливную шахту в подвал и пролетевший по железному колодцу без малого
тридцать семь метров, словно Алиса, направляющаяся в страну чудес.
Незадолго до страшного удара в пол Алексей увидел исполинскую фигуру
мTртвого красноармейца, едущего верхом на исполинском боевом коне, от
ударов каменных копыт которого сотрясалась зыбкая топь ночных полей. Мозг
мальчика забрызгал стены и пол на значительном расстоянии от места его
падения, и некому было слизать его, так как в отравленный сток не могли
пробраться даже адаптировавшиеся к заводу крысы. Химические субстанции,
сливавшиеся в подземелье многие годы, образовали окаменевший осадок на
полу, вступавший в реакцию с проникающей водой, отчего происходили ядовитые
газообразные пары, заполнявшие всT здание главного цеха, стелющиеся плохо
видимым зеленоватым туманом по территории завода и доползавшие до окраин
города, отчего у жительниц этих окраин часто рождались дети без ног или
рук, а то и без голов. Но на Алексея яд оказал благотворное действие, он
через несколько суток ожил, встал и долгие месяцы блуждал по тTмным
лабиринтам стоков, питаясь крысами и насекомыми. Потом он отыскал наконец
проржавевшую дверь, через которую должны были спускаться рабочие-смертники
для прочистки возможных тромбов в сливной системе, выбрался на подземный
этаж цеха и стал там жить. Алексей убивал бродящих в покинутой
индустриальной зоне детей, либо далеко отбежавших от хозяев во время
прогулки домашних собак, консервировал их ядом и постепенно ел. Одну
девочку, убитую им кирпичTм по весне, Алексей заволок на место своего
второго рождения, и вскоре она действительно поднялась, правда одна рука еT
всT равно уже не слушалась, высохла и отпала до половины предплечья, так
что вместо неT пришлось проволокой прикрутить кусок загнутой ржавой
железяки, но Алексею это было нипочTм, и Таня, как звали девочку, стала
верной подругой его жизни. Со временем к ним присоединилась старшая сестра
Тани - Люба, по которой та очень тосковала, а потом и Костик, бывший друг
Алексея, так что их стало четверо.
крыс на втором уровне главного цеха, сидя у ржавой банки, в которой горит
синеватый огонь, а однорукая Таня с Костиком отправились в поля на поиски
падали. Остановившись в нескольких метрах от Сони, Алексей извлекает из
полуистлевшей своей куртки кусок цепи с гайкой на конце, которым собирается
угрохать сидящую на трубе девочку. Цепь еле слышно звякает в свисте ветра,
и Соня поворачивает голову в сторону тTмной полосы под стеной здания, где
таится Алексей. ЕT глаза излучают в темноте какое-то странное свечение,
невидимое обычному человеку, от которого Алексею становится не по себе.
Огромный ужас вдруг заполняет его, ужас перед каким-то неизвестным ему, но
леденящим кровь мучением. Он представить себе не может, кто и как станет
его мучить, но от этого ему только ещT страшнее. И тогда он понимает, что
это мысли Сони, которые он слышит благодаря долгому воздействию отравы, как
слышал он порой мысли бегущих от него в темноту крыс.
изгнившее тело, как при погружении в прорубь. И он снова услышал тяжTлые,
ломающие землю, шаги исполинского коня с черепами на сбруе, идущего по
полям. Глаза Сони приближаются к нему. Он хочет кричать, но не может.
мысли, непереводимые в слова, он и хотел бы не слышать их, но вмTрз и не
может оторваться. Это звуки чужого языка, чTрные точки и линии на
коричневой ткани, языка, на котором говорят существа, матерью которых
является смерть. Соня улыбается, и от этой улыбки Алексея так перекашивает,
что из его рта тонкой струйкой течTт тTмная сукровица.
рукой его грязных слипшихся волос. - Не надо ругаться, расскажи мне лучше,
как ты здесь живTшь. Что ты делаешь здесь длинными холодными вечерами, кто
твои друзья, милый АлTша, расскажи мне, я хочу это обязательно знать.
за стенкой крыс жарит?
угрохал. А Костика мы с Танькой кирпичами угрохали. Потом они в шахте тоже
ожили.
покрытой белым налTтом сливы.
Алексею. - Вот, не забудь.
цеха, открытого внутрь здания и едят жареных крыс, бросая косточки через
перила на первый этаж. У Любы нет верхней губы, потому что она отгнила. При
разговоре она прижимает нижнюю губу к верхним зубам.
Алексей. - А если бы он не споткнулся и не упал, то я бы его в подземный