писи, но тут вернулся из школы Шурка, по обыкновению запоздав часа на
два - на три.
кивая ботинки, - он готов корячиться хоть полчаса, чтобы только не раз-
вязывать шнурки. Сабуров в своих неспешных раздумьях над поведением че-
ловека в коллективе прочел книжку о поведении обезьян и узнал, что они
делают только такие усилия, которые хотя бы чуть-чуть да приближают к
цели: даже самая умная обезьяна подтаскивает стул к висящему банану лишь
на такое расстояние, чтоб можно было еле-еле допрыгнуть, из ящика выкла-
дывает ровно столько камней, чтобы еле-еле дотащить.
восточном танце, - это чтобы не расстегивать нижнюю пуговицу. Волосы
фонтаном бьют из его буйной головы. Но затылок с недавних пор коротко
острижен - мода.
напролет следить, как у него складно шевелятся губы и вращаются ярчайшие
глаза. Только верхняя губа у него как-то необычно потолстела, и глаза
слишком разного размера, и веко на том, что поменьше, совсем фиолетовое.
пацан с тротуара показал ему кулак. Пришлось вылезать из автобуса и бе-
жать обратно, а их оказалось даже двое. О том, как он кого-то побил и
как его побили, он рассказывает с одинаковым удовольствием: он мне как
даст, - я - дзыннь! - об столб затылком, а тут сбоку другой рраз... А
прогрессивная интеллигенция еще не верит, что человек способен на беско-
рыстные поступки, - да мир переполнен бескорыстием!
уже оставила его - проступили ребра, мослы. Сабуров еще ни разу не сумел
дождаться, чтобы ему наскучило наблюдать за удивительно ладными линиями
Шуркиного еще небольшого тела, за легкостью и точностью его движений.
Вот он, будто на лыжах, проскользил на кухню (ему невыносимо терять вре-
мя на такую глупость, как ходьба), гремит кастрюлями, хватает куски хо-
лодных кушаний - обезьяны еду не разогревают. А Аркаша, если его спро-
сить, хочет ли он есть, непременно ответит: "Не хочу", а через пять ми-
нут, усладив душу отказом, принимается за еду и ест едва ли не брезгли-
во, как будто потихоньку принюхивается.
обычный лад - молча слушает, а потом произносит единственное слово:
"Угу". Пьет из-под крана и мчится в комнату, тут же вылетает обратно (у
Сабурова зарябило в глазах), барахтаясь в своем любимом "стебовом" сви-
тере почти до колен (вымолил, чтобы Наталья связала), отыскал, наконец,
выходное отверстие для головы, подпоясался, чтобы походить на средневе-
кового рыцаря, - таково требование местной молодежной субкультуры. Со
стоном непомерного усилия натянул нерасшнурованные ботинки, вдруг вспом-
нил:
ху гонит, тогда будет пласт!
ну, а оттуда как из муравейника - фрр...
ренькие висюльки - это тоже из молодежной субкультуры - и кубарем пока-
тился по лестнице, - обезьяны не ждут лифта, потому что в ожидании нет
ощутимого движения к цели.
пресыщенную развалочку. С каждым поздоровался за руку - лениво, глядя
куда-то мимо, и они суют ему полудохлую руку точно так же, - в этом
бесстрастии особый шик. Как у китайских мандаринов. Отошел вразвалочку в
своей кольчуге, но продолжительной вальяжности не выдержал и ударился
рысью. А Аркаша остался с предметами своей любви. Странно - а иногда и
жутко даже - видеть среди этих уродов такое тепличное растеньице.
давно достигла даже чуждающихся всяческой суеты ушей Сабурова: то школа
взяла его на поруки, то отдала обратно, то выдвинула для него обществен-
ного защитника, то, наоборот, обвинителя, пока он, наконец, не сел
по-настоящему за хищение государственного имущества, отличающееся особой
дерзостью и цинизмом.
юся бы для старичка-сторожа, и, вернувшись к мирной жизни, Михеич
действительно обратился именно к этому роду деятельности, однако кличка
его - наконец-то сделавшаяся уместной - почему-то переменилась на более
шикарную, как все западное: Стив. Что ж, будем надеяться, что Стив ста-
нет охранять казенное имущество с той же дерзостью и цинизмом, с какими
он когда-то на него покушался.
что он полностью сохранил свой горделивый нрав. Ветер шевелил его густые
светлые волосы, тяжело, как портьера, ниспадающие на плечи, - ни дать ни
взять викинг на носу корабля. Сабуров ни за что не рискнул бы покуситься
на народное добро, на страже которого стоит такой боец.
немногим легче, чем самого Иисуса Христа. Его экстерьер просто вопиет о
безразличии ко всему земному (собирайте сокровища на небесах!): лата-
ные-перелатаные - но все же фирмовые - джинсы, стоптанные облезлые крос-
совки, - но впечатление усилится десятикратно, если знать, что этот же
наряд составляет и зимнюю амуницию Кристмаса. Длиннейшие волосы его -
"хаер" по-ихнему - сами собой разбиваются на полтора десятка жиденьких
рыженьких прядок, завивающихся, как серпантин на новогодней елке. Крист-
мас и весь какой-то обвисший, как будто он и вправду не стоит, а свисает
с чего-то (не с креста ли воображаемого?). Когда на его робкий звоночек
открываешь дверь, всегда обнаруживаешь его не сразу же за дверью, а мет-
рах в трех-четырех, у лифта: если папы-мамы обругают - он сразу же и ис-
чезнет.
иной карьере не помышляет. Зато третий собеседник Аркаши, Гном, мечтает
именно о духовной карьере, которая, на первый взгляд, гораздо больше по-
дошла бы Кристмасу, а не смехотворному, склонному к шутовству коротышке
с окладистой бородищей и востренькими глазками, перекатывающимися, как
шарики (которые по инерции продолжают перекатываться, когда он на мгно-
вение перестает вертеть головой). Сабуров однажды наблюдал, как трлллей-
бусный контролер требовал у Гнома проездной билет - за три секунды Гном
исполнил целую пантомиму: ужас (хватается за голову) сменяется надеждой
(отчаянно хлопает себя по карманам) и завершается лучезарнейшим счастьем
(билет предъявлен).
семинарию, а пока, в ожидании епитрахили, щеголяет в облегающих хромовых
сапогах, галифе и кожанке (нечто из времен гражданской войны), а поверх
всего - фуражка с желтым швейцарским околышем. В миру он занимает более
высокое положение на социальной лестнице по сравнению со Стивом и Крист-
масом - он оператор котлотурбинной установки, проще говоря - кочегар.
нею вознесется и болотный попик, - хорошо бы, и прочие исчадия Научго-
родка оказались в тот миг у него в гостях. Ой, грех, ой, грех про такое
придумывать, но... кто из смертных не пожелал бы осушить болото, которое
засасывает его дите, - пусть даже и пострадает болотная нечисть.
мается в груди: "молодые парни, а работают на стариковских должностях,
шутов гороховых из себя изображают" - и все остальное, - а в ненавистной
посредственности начинаешь видеть надежду и опору. Да, да, в пристрастии
людей ко всему общепринятому, в ненависти к каждому, кто на них непохож,
начинаешь видеть материк, на котором только и может покоиться цивилиза-
ция, - материк этот есть норма, стандарт, благодаря которому люди имеют
сходные мнения и вкусы, а потому могут служить взаимозаменяемыми деталя-
ми общественных механизмов. Нельзя было бы построить ни одно здание, ес-
ли бы каждый кирпич лепился как кому вздумается, - иной раз даже треу-
гольным или круглым.
нительнице НОРМЫ! И пусть она в своем неприятии всякой оригинальности
способна отторгнуть от себя не только Стива и Гнома, но также и Пушкина,
и Сабурова, - что делать: лес рубят - щепки летят, поддержание стандарта
требует выбраковки отклонившихся от нормы изделий. Бриллиантовая пос-
редственность, выпалывая из своих рядов всевозможные аномалии, в своем
санитарном усердии не имеет возможности распознать среди уродцев норму
завтрашнего дня, - вот завтра она и станет ее оберегать, если сегодня не
сумела уничтожить. "Я с вами, с вами, золотые и бриллиантовые мои сослу-
живцы! Когда я вижу истинно инородные, истинно нестандартные детали в
нашем с вами общественном механизме, я начинаю понимать, что и я точно
такой же, как вы, на девяносто девять и девятьсот девяносто девять ты-
сячных процента и лишь на ничтожную, ничего не стоящую крупицу ориги-
нальности отличаюсь от вас. Выберите среди вас самого тупого и добропо-
рядочного, и я облобызаю его, как некий святой лобызал гнойные язвы про-
каженного, а потом, подобно блудному сыну, припаду к стопам Колдунова -
отца народа и хранителя равенства, то есть Нормы - главнейшей из свя-
тынь. Пусть разнообразие - источник прогресса, зато Норма - источник
стабильности и взаимопонимания. Источник Покоя, то есть счастья".
заурядным, но нормальным человеком. Но не из-за его ли, Сабурова, всег-
дашнего презрения к посредственности Аркашу совсем не интересуют нор-
мальные люди, а тянет все к каким-то диковинкам?
Панов Вадим
Конан-Дойль Артур
Эриксон Стивен
Роллинс Джеймс
Куликов Роман
Березин Федор