рится, пьяны в стельку.
а веки хлопали, как у старой совы. Но вскоре она кое-как овладела собой
и решительно сделала шаг вперед.
принюхивалась... потом не выдержала, сделала глоток... потому что в же-
лудке у меня всегда, знаете ли, какая-то вялость... Вот... а потом... а
потом, видать, бес попутал... И вообще - нечего вводить бедную женщину в
искушение... нечего оставлять бутылки на виду.
два часа убирать мастерскую, и там можно было спокойно оставить сколько
угодно денег, к ним она не прикасалась... А вот спиртное было для нее то
же, что сало для крысы.
дина Кестера вылакали почти до дна.
неужто вы выдадите меня, беззащитную вдову?
подь!
тырехгранную бутылку.
бовали?
ямайский ром!
камп? Разве можно каленым железом по живому-то телу? Старая Штосе высо-
сала ваш коньяк, а вы ей в придачу еще и ром подносите. Да вы же просто
святой человек. Именно святой... Нет, уж лучше пусть я умру, чем выпью!
рюмку.
бери. Даже если не понимаешь, почему дают. Ваше здоровье! А у вас случа-
ем не день ли рождения?
трясти. - Примите мои самые сердечные поздравления! И чтобы деньжонок
побольше! - Она вытерла рот. - Я так разволновалась, что обязательно
должна тяпнуть еще одну. Ведь вы мне и вправду очень дороги, так дороги
- прямо как родной сын!..
ня, вышла из мастерской.
бледного солнца. Все-таки странное это чувство - день рождения. Даже ес-
ли он тебе в общем-то безразличен. Тридцать лет... Было время, когда мне
казалось, что не дожить мне и до двадцати, уж больно далеким казался
этот возраст. А потом...
ла... Это было слишком давно и уже как-то неправдоподобно. Настоящая
жизнь началась только в 1916 году. Тогда я - тощий, восемнадцатилетний
верзила - стал новобранцем. На вспаханном поле за казармой меня муштро-
вал мужланистый усатый унтер: "Встать!" - "Ложись!" В один из первых ве-
черов в казарму на свидание со мной пришла мама. Ее заставили дожидаться
меня больше часа: в тот день я уложил свой вещевой мешок не по правилам,
и за это меня лишили свободных часов и послали чистить отхожие места.
Мать хотела помочь мне, но ей не разрешили. Она расплакалась, а я так
устал, что уснул еще до ее ухода.
Думали попировать. Но не удалось. Рано утром англичане начали обстрели-
вать нас из тяжелых орудий. В полдень ранило Кестера, немного позже были
убиты Майер и Детерс. А вечером, когда мы уже было решили, что нас оста-
вили в покое, и распечатали бутылку, в наши укрытия потек газ. Правда,
мы успели надеть противогазы, но у Миддендорфа порвалась маска. Он заме-
тил это слишком поздно и, покуда стаскивал ее и искал другую, наглотался
газу. Долго его рвало кровью, а наутро он умер. Его лицо было зеленым и
черным, а шея вся искромсана - он пытался разодрать ее ногтями, чтобы
дышать.
ла новая партия. Бумажный перевязочный материал. Тяжелые ранения. Весь
день напролет въезжали и выезжали операционные каталки. Иногда они возв-
ращались пустыми. Рядом со мной лежал Йозеф Штоль. У него уже не было
ног, а он еще ничего не знал. Просто этого не было видно - проволочный
каркас накрыли одеялом. Он бы и не поверил, что лишился ног, ибо
чувствовал в них боль. Ночью в нашей палате умерло двое. Один - медленно
и тяжело.
леметы. Солдаты против солдат. Товарищи против товарищей.
ма в больнице. Последняя стадия рака.
года вообще не было. В 1922-м я был железнодорожным рабочим в Тюрингии,
в 1923-м руководил отделом рекламы фабрики резиновых изделий. Тогда была
инфляция. Мое месячное жалованье составляло двести миллиардов марок.
Деньги выплачивали дважды в день, и после каждой выплаты предоставлялся
получасовой отпуск, чтобы обежать магазины и что-нибудь купить, пока не
вышел новый курс доллара и стоимость денег не снизилась вдвое...
воскрешать все это в памяти? К тому же многое я просто не мог вспомнить.
Слишком все перемешалось. Мой последний день рождения я отмечал в кафе
"Интернациональ", где в течение года работал пианистом - должен был соз-
давать у посетителей "лирическое настроение". Потом снова встретил Кес-
тера и Ленца. Так я и попал в "Аврема" - "Авторемонтную мастерскую Кес-
тера и К°". Под "К°" подразумевались Ленц и я, но мастерская, по сути
дела, принадлежала только Кестеру. Прежде он был нашим школьным товари-
щем и ротным командиром; затем пилотом, позже некоторое время студентом,
потом автогонщиком и наконец купил эту лавочку. Сперва к нему присоеди-
нился Ленц, который несколько лет околачивался в Южной Америке, а вслед
за ним и я.
Жилось мне неплохо, я работал, силенок хватало, и я не так-то скоро ус-
тавал, - в общем, как говорится, был здоров и благополучен. И все же не
хотелось слишком много думать об этом. Особенно наедине с самим собой.
Да и по вечерам тоже. Потому что время от времени вдруг накатывало прош-
лое и впивалось в меня мертвыми глазами. Но для таких случаев существо-
вала водка.
бросил клочки в корзинку. Дверь распахнулась настежь, и в ее проеме воз-
ник Ленц - длинный, худой, с гривой волос цвета соломы и носом, который
подошел бы совсем другому человеку.
смирно! Начальство желает говорить с тобой!
вспомните. Помилосердствуйте, ребята, умоляю вас!
в котором что-то здорово задребезжало. За ним вошел Кестер. Ленц встал
передо мной во весь свой огромный рост.
роскопа. Только вчера я его составил. Итак, рожденный под знаком
Стрельца, ты человек ненадежный и колеблешься, как тростник на ветру. А
тут еще эти подозрительные тригоны Сатурна. Да и Юпитер в этом году под-
качал. Но поскольку мы с Отто вроде как твои отец и мать, то я первым
преподношу тебе нечто для самозащиты. Вот тебе амулет. Когда-то я полу-
чил его от девы, чьими предками были инки. В ней текла голубая кровь,
были у нее плоскостопие, вши и дар предсказывать будущее. "О, белокожий
чужеземец, - сказала мне она, - этот талисман носили на себе короли, в
нем заключены все силы Солнца, Земли и Луны, не говоря уже о более мел-
ких планетах. Дай доллар серебром на водку и бери его". И дабы не обры-
вались звенья счастья, я передаю его тебе, Робби.
ке.
неприятностей вот - шесть бутылок рому. Их дарит тебе Отто! Этот ром
вдвое старше тебя!
светом утреннего солнца. Бутылки сверкали, как янтарь.
Отто?