Чего я стою?" И дело тут не в тщеславии, не в амбициях. Просто похоже,
что все мы, люди,- должники. Мы только родились, а долг уже висит на
нас; и как потом ни бейся, его не выплатить сполна. Он растет с
человеком наперегонки - долг перед человечеством. Сознание неотданного
долга отравляет существование, а попробуешь отдавать - долг становится
еще больше. И все же, человек, сколько ты сумел отдать - такова тебе и
цена!
выплачивается исправно. Финишная ленточка не вызывала тягостных
раздумий: все мы когда-нибудь умрем, главное - прожить жизнь как можно
полнее. Всякий день у Дока завершался ночью, всякая мысль - выводом;
всякое утро с востока, из-за гор, выкатывалось щедрое солнце - и мир
начинал сиять в его лучах, радостный и свободный. Доку и в голову не
приходило, что может быть по-иному. Люди совершали паломничества к нему
в лабораторию - отдохнуть душой в обществе человека. который, не имея
никакой цели, умеет жить так цельно. И то сказать, зачем к чему-то
стремиться? Разве можно совершить что-нибудь, чего до тебя не делали
тысячу раз? Разве можно изречь хоть что-нибудь, чего нет у Лао Цзы, в
"Бхагавадгите" {Лао Цзы - древнекитайский философ, основоположник
даосизма; "Бхагавадгита" - древнеиндийский памятник
религиозно-философской мысли.}, или у пророка Исайи? Гораздо важнее
принимать все сущее, восхищаться этим миром, в котором красота испокон
веков живет лишь вместе с тенью своей, уродством: убери эту тень - и
непонятно, что такое красота. Потому-то Док и жил на зависть многим, что
сумел постичь эту мудрость!
как-никак полжизни минуло. Не так активно работают железы внутренней
секреции, стареет кожа, притупляется вкус, слабеют зрение и слух. А
может, все дело в непривычном запустении Консервного Ряда: стоит завод,
ржавеют под открытым небом груды консервной жести?.. Как бы то ни было.
Дока не покидало странное чувство поражения. Поскольку Док был
материалист, он первым делом проверил зрение и сделал рентген зубов -
оказалось, все в порядке. Затем сходил на обследование к доктору Горацию
Дормоди: никакой скрытой инфекции, которая могла бы причинять дурное
самочувствие, доктор не обнаружил... Тогда Док отчаянно набросился на
работу, надеясь заглушить тревогу усталостью. Трудился без отдыха:
добывал морских тварей, препарировал, заспиртовывал - вот уже все полки,
как встарь, заставлены коробками и стеклянными банками... Новые
поколения белых крыс осуждены грызть железные прутья клеток, четыре
новые гремучие змеи зажили в сытой неволе...
стучало с запинкой. Не веселило самое пьяное виски; не доставлял
прежнего удовольствия и первый, огромный, ледяной глоток пива из
запотевшего стакана. К середине долгого разговора Док уставал, даже
друзьям разучился радоваться...
прилива - под таким камнем наверняка богатая добыча,- качнет этот камень
раз-другой, а потом вдруг отпустит; выпрямится и, уперши руки в бока,
засмотрится в даль, где над водою громоздятся белые облака с черной и
розовой каймой. И думает: о чем я думаю? чего хочу? куда стремлюсь? И
видит себя словно со стороны, словно сквозь стеклянный колпак - и сам
себе чуден. И слышит в себе звуки, а может, созвучия, как будто играет
вдали оркестр.
разболтанным микроскопом: распинает планктон на предметном стеклышке,
тихонько орудует стеклянной палочкой. И слышит внутри себя три
одновременно поющих голоса. Верхний голос - голос разума - поет: "Вот
чудесные крохотные частички, не растения, не животные, но странным
образом и то и другое. Они вместилище жизни. Ими питаются другие
организмы. Если б они погибли, кто знает, может, погибла бы жизнь?"
Средний голос голос души - поет так: "Что ты ищешь, жалкий человечишко?
Не самого ли себя ты потерял? Копаешься в мелочах, чтобы не думать о
большом". А третий голос, нижний, поет откуда-то из самого нутра:
"Одинок ты! Одинок! Разве это годится? Есть ли хоть кому от такого житья
польза? Оттого и мудрствуешь, что боишься чувств. Хочешь спрятаться от
одиночества - не спрячешься. Оно везде с тобой".
как бьет в горизонт ослепительный луч. Здесь, у моря, мысль его,
конечно, опять возвращалась к планктону: "А ведь это белковый продукт.
Вот бы мне придумать, как людям употреблять его в пищу. Никто бы на
свете больше не голодал". А нижний голос в это время принимался петь
свое: "Одинок ты! Одинок! Пытаешься откупиться от одиночества".
так. Весь Консервный Ряд наблюдал за Доком и переживал за него. Больше
всех волновались Мак с ребятами. Мак сказал Фауне:
жила. И пусть бы у них почаще находила коса на камень. Тут не до уныния
- знай себя обороняй.
общественную пользу, но и личную для себя выгоду: лучшие ее клиенты были
люди семейные.
путь в Ла-Джоллу-400 миль к югу должен был его исцелить. Док
путешествовал, как в лучшие времена, с ящиком пива и семнадцатилетней
спутницей. Девушка увлекалась зоологией беспозвоночных, но Док не
очень-то верил в искренность этого увлечения (и оказался прав).
отступило во время отлива. В межприливной зоне, под валунами,
оплетенными гирляндами водорослей, Дока ждала удивительная добыча:
двадцать восемь детенышей осьминога с совсем еще маленькими щупальцами!
Если бы удалось сохранить их живыми - вот была бы удача! Бережно он
переложил их, одного за другим, в специальное деревянное ведро,
заботливо укрыл водорослями. В душе росло волнение...
Восторг Дока означал, что Док, в отличие от нее, влюблен в зоологию. А
какой девушке понравится, что ее предпочли, и главное, кому-осьминогу!
Обратный путь - те же 400 миль - состоял из коротких стремительных
рывков. Через каждые несколько миль Док останавливал автомобиль и
смачивал мешковину, которой было укрыто заветное ведро.
чувствует, не говорил комплиментов. Зато поведал ей много нового об
осьминогах (как порадовал бы ее этот рассказ раньше!).
застенчивые...
так говоришь. Осьминоги во все времена и отталкивали, и завораживали
человека. Глаза их кажутся жестокими и таинственными. Сколько возникло
об осьминогах легенд! Ты, конечно, знаешь скандинавский миф о кракене,
морском чудовище?
животные. А как еще много в них загадочного! Вот посажу их в аквариум,
рассмотришь хорошенько. Хоть и нельзя их сравнивать с людьми, некоторые
их черты определенно напоминают человеческие. На первый взгляд они
существа тихие и безобидные, все время прячутся. Но однажды я своими
глазами видел, как один из них совершил преднамеренное убийство своего
сородича. У меня такое впечатление, что они способны испытывать страх и
ярость. Если их разъярить, они меняют цвет - похоже на то, как люди
багровеют от гнева...
обозначились круглые коленки.
выдерживают и умирают. Внешне это очень напоминает смерть человека от
апоплексического удара. Удивительно эмоциональные создания! Я думаю
написать о них монографию.
девушка. Док не расслышал в ее голосе иронии, потому что воспринял все
совершенно серьезно.
биологической лаборатории. Ее вспыхнувший было интерес к науке задуло
первым же порывом ветра, зато в Доке пламя забушевало вовсю.
волнение, восторг, испуг. Примеров такого озарения множество. Все знают
о ньютоновом яблоке. Если говорить о Чарльзе Дарвине, то, по его
собственным словам, главная идея "Происхождения видов" явилась ему в
одно мгновение, а остаток жизни он употребил на то, чтобы доказать ее
фактами. Теория относительности родилась в голове Эйнштейна в какую-то
долю секунды... Накопление мысли завершается поразительным качественным
скачком. Это величайшая загадка человеческого ума! В один миг все встает
на свои места, неувязки увязываются, диссонансы превращаются в гармонию,
бессмыслица дорастает до смысла... Но путь к озарению неблизок, и ученый
изведает на нем горечь неудач.
заметил ее ухода (как не замечал ее присутствия)...