писать о комсомольской жизни, когда за это берется настоящий поэт!
именно он, кстати говоря, ни разу не опубликовал мои стихи.
нул уже меня на формулу о следующем веке. Нет, до следующего века он ме-
ня не отсылал, это я сам придумал.
тельно по тем временам достаточно зажиточное. В каждом доме водопровод и
электричество. Я поднялся в правление к председателю колхоза. Он выслу-
шал меня, не переставая покрикивать на бригадиров, собравшихся там, а
потом сказал:
организации. А потом приходите ко мне. Я вас повезу по полям.
оказалась молодой, худенькой, некрасивой и как бы вследствие всех этих
причин навсегда притихшей девушкой.
чала грустным отрицанием. Никакого молодежного кружка по изучению марк-
сизма, никакой оживленной дискуссии по поводу приближающегося коммуниз-
ма, обещанного Хрущевым, никакой театральной самодеятельности, никакой
хореографии, никаких литературных вечеров, ничего.
могаюсь комсомольской работы, а она как бы на мои домогания, скромно
опуская глаза, тихо отвечает:
все время слышу, как она, скромно потупившись, говорит:
беззащитная искренность порождала желание пожалеть ее. А тут книги, ти-
шина и мы вдвоем. Она была так некрасива, что возбуждала желание лечь с
ней и сделать ее красивой! Но это, конечно, было невозможно! Парадок-
сальный секс!
дежности продолжая домогаться.
мои домогания в очень неудобной позе.
колько извращенную попытку.
миная читателей. - В основном книги берут местный агроном и учителя.
ласкать!
основном направленную против нее.
го было прозвище Чапай. Он нервно набрасывался на всех, хотя, в сущнос-
ти, был незлым человеком.
ничных полей. А потом мы подъехали к огромному, уходящему за горизонт
кукурузному полю, где кукуруза, несмотря на середину августа, возвыша-
лась над землей на двадцать, в рекордных случаях на тридцать сантимет-
ров. Ждать от нее початков было бы все равно, что ждать ребенка от трех-
летней девочки. А у нас под Астраханью, еще до всякой кукурузной кампа-
нии, я видел могучие заросли ее, с лихими метелками и иногда с нес-
колькими початками на стебле.
тель бесстрашно, как Чапаев, нападая на Хрущева. - А я не знаю, стоит ли
здесь косить или дешевле пустить скот, пока снег не выпал!
ния.
семечки у ее входа, вбежали в помещение, весело крича:
ужин.
рая не дает и не даст разбогатеть хозяйству. Я был польщен его доверчи-
вой руганью при мне в адрес высшего начальства, но позже убедился, что
люди чем дальше от центра, тем откровенней.
скромной избы. Я с хищным восхищением решил отметить в будущей статье
простоту председательского жилья. Но он стал стучать в дверь, и ее вдруг
открыла та самая библиотекарша.
ния ее участи добавил: - Он уже со мной поужинал!
кой, на которой, оказывается, кто-то спал, но я этого не приметил. Сидя
за столом, мы еще с ней немного поговорили, и к скудной информации о ее
жизни прибавилось, что она заочно учится в каком-то институте. Изучает
немецкий язык. Мне стало ее совсем жалко. Зачем немецкий язык посреди
Вологодской области?
себе постель, разумеется в той же избе, а где ж еще, погасила свет, и мы
легли.
писать о развале комсомольской работы в этом селе. И в этом развале
главной виновницей должна была стать эта хрупкая, некрасивая, беззащит-
ная девушка. Я много раз мысленно пытался, отталкиваясь от реального во-
допровода и реального электричества, нарисовать пристойную картину ком-
сомольской жизни.
этом, я тяжело вздохнул.
вдруг тихо встала, подошла к моей кровати и, как обиженный ребенок, ко-
торого до этого изгнали из игры, а сейчас он сам в нее вступает (дважды
обиженный!), грустно попросила:
жалко, стало жарко...
ли, и теперь ее голос был добрый и нежный. Никакой грусти. Мы договори-
лись до того, что она после окончания института приедет ко мне. Я был в
восторге и забыл свойство собственного голоса. И она настолько забылась,
что не предупредила меня.
всхлипывание, переходящее в громкий плач. Я оцепенел от стыда и ужаса.
старушки.
в постель.
встречусь с ней глазами! Уйти сейчас - но идет дождь, и куда? Не буду
спать, подумал я, а на рассвете, пока они спят, уйду. Приняв твердое ре-
шение не спать до рассвета, именно из-за этого твердого решения я тут же
уснул. Но на рассвете в самом деле проснулся. Я тихо встал, оделся и
вдруг увидел на столе кружку молока и горбушку хлеба. А вечером на столе
ничего не было. Значит, Наташа поднялась раньше меня и, поняв, что я не
могу увидеться с ее бабушкой, оставила мне завтрак. Милая, чуткая девуш-
ка, кто бы кроме тебя догадался обо всем этом и позаботился обо мне! Я
решил, что есть хлеб в этом доме и запивать его молоком после всего, что
случилось, было бы слишком нахально.
собой хлеб, съел его на улице.
что случилось ночью, я тем более не мог написать горькую правду о комсо-
мольской работе на селе. Но и дохлая полуправда меня не устраивала. Я
понял, что меня спасет только вдохновенная фантазия.
как Москва, хоть по ночам иголки ищи по улицам (непонятно, кто и зачем
их разбрасывал), жизнь прекрасна и удивительна. Повсюду, вплоть до авто-
поилок на фермах, щедро льется водопроводная вода. Местные комсомолки из
литературного кружка неожиданно спросили у вашего корреспондента, как
понимать строчки Пушкина:
ная.
рос, узнал, что никто из них не понимает значения слова "коромысло", они
дружно назвали его иностранным словом. И тут уже было не до шуток. Пра-
вильный ответ дал только один старик. Прости, бабушка, наворачивалось у
меня на язык, может быть, и ты дала бы правильный ответ, но я этого не
написал.
текст, куда я ее не впускал, и оттого утолить это чувство никак не мог.
это настоящие джунгли, готовые с головой укрыть всадника, если, конечно,