напечатан на машинке. Слева на конверте помещалась красочная вставка с
парящим в голубом небе воздушным шаром, внизу подпись - "Летательная
техника". Адрес отправителя отсутствовал. Толя достал содержимое и про-
чел:
"К единой теории..." попал на рецензию к профессору Суровягину. Хотя я
не имею никакого отношения к этому делу и являюсь лицом незаинтересован-
ным, считаю своим долгом сообщить нижеследующее.
вопиющем противоречии с концепцией, развиваемой профессором Суровягиным,
а также его сотрудником В.В. Калябиным. Концепцию эту считаю надуманной
и глубоко ошибочной, а ее авторов - людьми недалекими и нечистплотными.
В таких услвоиях не может быть и речи об объективной оценке Вашего труда
назначенными рецензентами.
тоинства Вашей работы. Поэтому рекомендую настоять на публичном обсужде-
нии Вашей работы.
моему адресу.
на публичном обсуждении.
дет представитель из академии. - Елена обхватила голову руками. - Я уже
ничего не понимаю. Все сплошное вранье.
нодушно махнула рукой, а Толя что-то буркнув себе под нос, взял конверт
и ушел.
лавр! Ученейший студент, э, нет, младой специалист - специалист,
собственно, чего? - напыщенно вопрошал Разгледяев. - Ну-ну, не загоражи-
вайте мне дорогу, дайте пройти, звездный мальчик.
строгостью. - Человек! Не подставляй шею, но подстовляй зад!
сильевич.
вели демократию, изобретатели-рационализаторы, ишь, повадились рассуж-
дать на свободные темы, женщинам мозги пудрить. Все, баста, попели на
гитарах - и будя, кыш на свое место! Развели тут розовые слюни. Лопнул
пузырь! А я ведь предрекал, я знал - истина восторжествует, я инженера
как свои тапочки вычислил.
знал, куда инженер летит. Эх, со свистом, под горочку, и с самого Олимпа
в болото! Так что извините-подвиньтесь. Ну, упрямый какой. Вот сейчас
возьму и руку тебе пожму, я и всему вашему институту руки жать буду. А
пока лично вам спасибо за службу, - Разгледяев протянул руку, но толя
даже не шолохнулся. - Не желаете, значит, бакалавр, быть генералом физи-
ко-математических наук, не хотите экзамен на политическую зрелость сда-
вать, а без политического уровня у нас до защиты высоконаучных результа-
тов не допустят. А я, как-никак, курирую ваш институт, пламенный сосис-
катель ученых регалий. Хватит дискуссий, мне некогда, меня жена ждет!
Звездочет. Так иди, звезды считай, а не прохлаждайся тут в рабочее вре-
мя, кстати, почему не на работе?
хорошем институте, и вдруг такое пятно невнятное. Институт осудил инже-
нера, а вы значит не согласны с мнением коллектива?
смять Толино сопротивление физически.
одно дело мнение коллектива, а другое - мнение президиума академии наук.
демии наук?
демии Наук, как он ее себе представлял:
служить препятствием и медленно побрел прочь от серого угрюмого дома.
Что же, по-крайней мере сегодня, Марк Васильевич не появится перед Еле-
ной, а что будет дальше, никому неизвестно. Но и не только Анатолий, но
и гораздо более умудренные опытом жизни, люди, такие как Виталий Ви-
тальевич Калябин или Михаил Федорович Мозговой, или даже сам Петр Семе-
нович Суровягин, совершенно не предполагали, как все может перевернуться
в уже недалеком будущем.
нокомандующего, одержавшего накануне важную стратегическую победу. Тем-
ные, невежественные силы беспорядочно отступили под напором смелых и ре-
шительных действий вверенного ему войска. Конечно, другой, менее опытный
человек мог бы посетовать: какая радость - вместого занятий делом, приш-
лось тратить силы на пустую борьбу с диллетантом. Но в нашем случае та-
кой взгляд на вещи должен приниматься как поверхностный и идеалистичес-
кий. На фоне грядущих выборов в академию любая неоднозначная реакция ее
представителей волнует и тревожит соискателя. В венах его играет моло-
дая, полная кислорода кровь, и он во всяком удобном случае настаивает на
своей состоятельности. Здесь - ничего более, чем нормальное, здоровое
честолюбие. В случае же с профессором - и того лучше. Петр Семенович
свято верил в институты и считал присуждение звания, хотя-бы и чле-
на-корреспондента, не только материальным стимулом к дальнейшей продук-
тивной работе.
ненькое из прошлой жизни и теперь, шагая обычной дорожкой в институт, он
бормотал про себя забавный стих, написанный лет двадцать назад по одному
сердечному поводу. Он никому не читал своих поэтических произведений,
хотя справедливо считал их значительно лучше того, что публиковалось в
литературных журналах. В его стихах наряду с хорошей техникой, была и
ирония, и философия. Друзьям же он декламировал чужие стихи исключе-
тельно талантливых, но умерших поэтов. Ведь профессор очень тонко и ост-
ро чувствовал талант в других людях. Обычно он читал стихи на дружеских
вечеринках в своем гостеприимном доме. Коллеги уважали и признавали в
нем человека, знающего толк в искусстве и всегда с удовольствием слушали
его.
ле. Такое желание возникало у него всегда после окончания очередного
важного этапа. Чтобы не скучать, он включил небольшой тразистор, верный
спутник в ночных наблюдениях за далекими небесными светилами. Он любил
приемничек, будто тот был живым существом, а не бездушной электрической
цепью. Купленный в одной из загрничных командировок, приемник честно
служил своему хозяину, правдиво сообщая о самых разных событиях из окру-
жающей жизни. В нужное время он информировал хозяина о важных переменах
в руководстве страной, о вскрытии застойности и негативных тенденций, о
культе личности. Кстати, первое время профессор очень удивлялся - как
этот ящичек, сделанный руками дотошных японцев, так умело говорит чистым
русским языком? Он видел в этом какой-то смысл или, по крайней мере,
знамение времени. Посредством старого друга, профессор узнал о начале
космической эры, о полете двух отважных собачек, Стрелки и Белки, и, на-
конец, о беспримерном подвиге Юрия Гагарина. Позже вновь были вскрыты
некоторые негативные тенденции, о которых правдиво сообщил транзисторный
друг.
Флинт Эрик
Володихин Дмитрий
Лукьяненко Сергей
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Посняков Андрей