пос°лке дядь Боря и который поразительным образом превратился в е° долгождан-
ного любовника. Этот призрачный воздух на галечном берегу, это долгожданное
насыщение добровольной на этот раз болью впридачу к страсти, это утоление жажды
не во сне... Она придирчиво оглядела себя в зеркале - ни синяка, ни пятнышка! Или
он гипнотиз°р, или я стала йогом, с моей-то кожей; бывало, в Москве в метро узлом
заденут - синяк на неделю... Одеваться не хотелось. В жаркой сухости на фоне ле-
тящих вдоль окна августовских снежинок она любовалась собой и кривлялась у
зеркала, принимая немыслимые позы с разными рожами. Очнулась, мельком взгля-
нув на будильник, заметалась, вылетела, жуя на ходу что-то, и едва успела к первому
посетителю.
здесь модном плаще, при галстуке. На лице его сверкнули большие очки в тонкой
оправе, в которых Майя увидела сво° спаренное изображение. "До востребования, -
произн°с он знакомым голосом и положил на стойку ленинградский паспорт. -
Валерий Драбин. Что с вами?" "Нет... Спасибо. Вам нет ничего сегодня, товарищ
Драбин." В дверях он удивл°нно оглянулся на е° напряж°нный взгляд. Майя броси-
лась к окну. Драбин ш°л к гостинице, разлаписто ступая точно как Борис, но не
раскачиваясь - не плавал... Тот же голос, те же пальцы. "Драбин Валерий Алексее-
вич, - впомнила она каллиграфию из его паспорта. - Тысяча девятьсот пятидесятого
рода рождения, русский, уроженец деревни Пески Щигровского района Курской
области. Вот как называется сегодня сбежавший второй близнец, еврей, зайцем
проехавший в запретное ему царство построенного коммунизма. За двумя зайцами
погнаться... Теперь она ждала окончания рабочего дня ещ° с большим нетерпением.
В угаре ожидания она едва справлялась с привычной работой: чуть не выдала чужой
перевод, перепутала адрес в телеграмме. Кто-то флиртовал с ней, назначал свида-
ние, на которое она рассеянно соглашалась, счастливо и невпопад улыбаясь всем
подряд. Видела только безобразно неподвижные стрелки часов и боялась, что ОН
НЕ ПРИД¦Т... Она без конца вспоминала не только такое неестественное сплетение
двух т°плых человеческих тел на берегу холодного полярного моря, но и продолже-
ние этого праздника уже в тепле, дома. Нигилизм вдруг исчез, ласки не вызывали
неприятия. Она без конца представляла будущее свидание, ярко воображая его
детали под гул голосов по ту сторону стойки и чужой собственный каз°нно-
металлический голос откуда-то извне. Всегда эти е° гр°зы оборачивались разоча-
ровнием. Но сегодня и всегда С НИМ этого не будет!
городке прорвало канализацию, затопило то, что на Материке называлось бы подва-
лом - пространство между полами первого этажа и мерзлотой на сваях. Работать
пришлось на карачках, в дерьме, проклиная пьяного мичмана, сунувшего в унитаз
детский башмак, офицерш, торопивших рабочих и повторявших: "Жить же в доме
нельзя, понюхайте сами!". Пацан отгонял их из-под дома гулким матом. Борис
таскал шланги, ковырял ломом прошлогодний л°д, делая канаву, так как насос
солдаты то ли не смогли, то ли не захотели завести, чтобы потом не воняла машина.
Жижа, наконец, ушла естественным пут°м с горки, на которой стояли барачные
строения пос°лка. В дыру тотчас нагло ворвался прожекторный луч полярного
светила, называемого в иных краях солнцем. Они торопливо сгребали жижу к кана-
ве лопатами, опасаясь, что ночной мороз свед°т на нет всю работу. Наконец, уже
где-то с солнечной полуночи вытерли вс° под домом насухо об°рнутыми в ветошь
лопатами. Пьяный лейтенант-интендант, морщась от вони, выписал им наряд. Ма-
шина понеслась прямо по тундре к розовой чаше бухты, на краю которой дымил
трубой котельной унылый пос°лок, а на глади отражались в воде мачты судов.
Пацан тотчас уснул в кабине, вывалив за окно грязную бессильную руку с чудовищ-
ными ногтями.
и тщательно мылся и стирал свою одежду, развешивал е° на раскал°нных трубах. От
одежды с шипением валил пар, тускло светили грязные лампочки, стояла какая-то
металлическая тишина. На улицах спящего пос°лка тоже было тихо. Снежинки
летели попер°к прожекторного света . Он зачем-то пош°л к почте, не помня Майно-
го адреса, и остановился, отражаясь в окне на фоне почтовых весов за стеклом.
Отражение, однако, было достаточно странным - почему-то в очках. Борис мотнул
головой, пытаясь проснуться, но отражение, хотя точно так же мотнуло головой, не
только не исчезло, но и обрело совершенно знакомый голос: " Драбин Валерий
Алексеевич, - и протянуло знакомую ладонь. - Институт прикладной морфологии
фауны. Ленинград." "Валерий? - глухо спросил Борис. - Велвеле?.." - добавил он
почти одними губами. "Борух? - так же одним дыханием произн°с второй заяц. - Как
тебя звать сегодня?" "Дядя Боря... Прости, Борис Абрамович Дробинский." "Вс°-
таки Абрамович?" "Я автономник. Когда меня отловили, то сунули в вагон для
малотеток. Там я приглянулся комсомолке-инспекторше. Она знала, что наш папа -
полный кавалер Славы... Сжалилась и включила в список десятой доли депортиро-
ванных, которых высаживали тогда из эшелонов в Биробиджане. Воспитанник
специнтерната для депортированных детей врагов народа. Естественно, я пораж°н в
правах пожизненно. С любым потомством. А ты у нас русский, раз жив°шь в Лени-
граде?" "Русский. Я прятался в одной деревне, а там у слепого вдовца-танкиста как
раз сын моего примерно возраста накануне попал в колодец. Меня ему тайком
подменили вместо утонувше-го. Он, конечно, подозревал, бил меня, чтобы признал-
ся, но потом смирился, стал даже неплохим папашей, Но он был обгорелый и кон-
туженный, скоро умер. Я вырос в детдоме, получил золотую медаль, окончил ин-
ститут, женился на ленинградке. Вот и вс°." "Нет, не вс°... Ты был вчера в рестора-
не? - замирая в ожидании ответа, спросил Борис. - С девушкой с почты?" "Был... Ты
что? А... Понятно. У меня тоже это бывает. Так вот я был с гляциолагами за их
столом, а в углу с этой милой пышкой, был ты. Я сначала думал, что мне помере-
щилось. Привычный бред: я же всегда подспудно знал, что ты где-то есть, раз я сам
ещ° жив. У нас не только внешность одинаковая, но и привычки, пристрастия, даже
ж°ны, должно быть, схожие. Вот и я к почтовой девушке очень не равнодушен,
прости... Ты женат?" "Был, там в Автономии. Сцены, нужда, обиды. У меня, видите
ли, избыток совести откуда-то. А она завела моду за мелкие провинности наказы-
вать меня холодной постелью. Не твоя, мол, пока ты не такой, как все, не делаешь
карьеру. Самый верный путь к разводу. Сына с малолетства своей мамаше на воспи-
тание отдала - врагом вырос. Зачем такая семья? Ну и работа - высокообразованные
бесплодные интриганы. Зачем такая работа?" "Точно как у меня... Изобретал?.." "И
это ты вычислил?.. Здесь мне диплом удалось скрыть, благо на Север нам дорога
была открыта. Бич и бич. Сначала я плавал матросом-грузчиком. Пять лет на снаб-
женцах, пока не появился в коллективе антисемит "с Подола". И где, на каком
человеческом материале потомка полицаев могли так воспитать, в стерильном-то от
евреев славном городе Киеве?.. Я, говорит, не успокоюсь, пока последний жид не
поселится в Певеке до первых морозов. Недобили, говорит, вас Гитлер и советская
власть. Он и подложил мне чужой кошел°к. Чиф, старпом, у нас был - гнусная
тварь, иезуит, несостоявшийся следователь - с юридического поп°рли, уш°л в море-
ходку. Все свои мысли мне присобачил. Ты, говорит, Абрамыч, не человек для
меня, даже не потому, что еврей. Я, говорит, как коммунист - интернационалист. Ты
мне, говорит, отвратителен, как антиобщественное явление. Вчера ты родную жену
из дома выгнал, сегодня у товарища по полярным будням украл его тудовые сбере-
жения. Что от тебя ждать завтра? Или убь°шь кого, или, того хуже, Родину нашу
советскую твоим любезным американцам продашь... Хорошо, говорю я ему, а вот
если вы ошиблись? Как вы, коммунист-то, спать будете? Спокойно, говорит, буду
спать. В человеке ошибиться можно, а явление вс° равно оста°тся. Так и вышло.
Мне попалась очень милая женщина-следователь тут в Певеке. Романтик. Меня
оправдали, судимость сняли, но матросом два года не брали. Так и кантовался
мусорщиком, пока с месяц назад не заш°л сюда другой снабженец. А тамошний
мастер с тем самым моим чифом как раз вместе кончал мореходку, как выяслилось в
случайном разговоре в ресторане. Я, говорит, тебя, Борис, к себе возьму хотя бы
назло этой сволочи. Путь у нас на Шпицберген. И... странно так на меня смотрит.
Вс° бы хорошо, да..." "Эта девушка с почты? Так е° любой капитан буфетчицей
возьм°т. Вы не расписаны, вдво°м за кордон не убежите..." "Я об этом же подумал и
даже обо вс°м договорился. Она получит сегодня анкету и предложение идти с
нами в рейс. Послезавтра судно снимается с якоря, зайд°т в несколько пунктов, а
потом бер°т курс на нашу угольную концессию на Шпицбергене. Казалось бы, вс°
складывалось удачно, пока я не подумал о Е¦ судьбе. По-моему, ей не следует...
связывать жизнь с евреем. Зачем ИМ наша судьба? Ведь еврейство хуже судимости.
Судимость со временем снимают, а еврейство - приговор от рождения к вечной
ссылке с поражением в правах пожизненно, верно?" "Это только в социалистиче-
ском лагере, Боря. Особенно в нашей стране. В свободном же мире еврей - чело-
век." "В Израеле?" " Ну, что ты! Естественно, я не имею в виду Народно-
демократическую республику Израель. Я там как-то был - жалкое зрелище, почище
твоего Биробиджана. В 1953 там так горячо одобрили "Обращение известных деяте-
лей советской литературы и культуры еврейской национальности в поддержку
интернационального протеста советских народов против предательства отдельных
советских евреев", что передавили массу "ревизионистов" и пошли в русле совет-
ской политики. Не удивительно, что свободный мир отвернулся от Израеля, а СССР
его включил в сво° содружество. Естественно, в границах ООН по резолюции 1947
года. Теперь там сосуществуют Израель и чуть ли не профашистское Арабское
государство без названия." "Да, я читал как-то об этих параллельных показательных
процессах над "поджигателями войны 1948 года", что провели победившие с помо-
щью МГБ местные социалисты и коммунисты.. И сколько там сегодня, в 1995,
евреев?" "Поскольку их расистский "Закон о возвращении" был народно-
демократическим правительством немедленно отмен°н, а позорный сионизм уш°л в
подполье, то в Израеле осталось, как и в нашей Автономии, около полумиллиона
евреев. В основном фанатики коммунизма и те, кто не смог сбежать после социали-
стической революции 1953 года. С арабами у них полное понимание. И евреи, и
арабы сегодня под защитой нашего Особого Ближневосточного военного округа."
"А, это те советские войска, что периодически отхватывают у Запада нефть и рас-
шатывают Египет для своего контроля над Каналом?" "Те самые. В Хайфе, кстати,
главная база Ч°рноморского флота, поважнее Севастополя." "И что же, евреи отли-
чились в этих боях в пустыне?" "Нет, конечно. Они и там освобождены от воинской
повинности, как "недостойные служить в Советской Армии". Они в стороне... В
любом случае, там вам с Майей делать нечего. Попытайтесь на Шпицбергене сбе-
жать с норвегами в свободный мир. Я дам денег на подкуп рабаков. Да знаю я, что
там вс° под контролем наших погранвойск, но одному из сотни вс°-таки уда°тся
скрыться. Я бы на тво°м месте рискнул..." "На... мо°м месте? Ты хочешь на мо°
место, Велвеле? С Майкой?.." "Ты даже не представляешь, как ты сейчас рискуешь
е° потерять, Боря, -глухо сказал Валерий. - А ведь я видел, как вы вчера смотрели
Шломо Вульф
Нортон Андрэ
Белов Вольф
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Кервуд Оливер Дж.