хотели закусить пивко воблой, но подкативший самолет помешал им это сде-
лать. За мужичками тянулись две совершенно неразличимые бабенки, тащив-
шие за собой огромные сумки и распространяющие аромат каких-то дорогих
импортных духов, совершенно не сочетающийся с их обликом.
сила одна из них.
сквозь узкий проход. - Погуляли и будя, пора по домам. - Коля снял физ-
культурную куртку, обнажив рубашку грязного розового цвета с закатанными
рукавами. - Щас пивка понесут голландцы, гуляем ребята! Катерина, - про-
тяжно скомандовал он, - занимай позиции, кавалерия!
ции, явно не предназначенные для этого. Под их напряженное сопение в
проходе появились невесть откуда взявшиеся в Амстердаме эскимосы в мехо-
вых полушубках, меховых же сапогах, с огромными, грязными, пахнущими ко-
жей и сырой рыбой баулами. Баулы они несли за плечами, причем, проходя
мимо, один из них больно задел меня по голове.
повернулся и посмотрел на меня. Судя по виду, он был довольно-таки моло-
дым парнем, его карие раскосые глаза смотрели прямо в мои. Меня поразила
застывшая космическая пустота и неподвижность этих глаз. Я вспомнил, что
когда-то в детстве мама водила меня в зоологический музей и точно такие
пустые, бездонные глаза были у огромного темно-коричневого чучела морс-
кого льва, лежащего на цементной скале в большом сумрачном зале.
рень тоже это понял, он отвернулся и тут же огрел воняющим рыбой баулом
пожилого голландца, сидевшего на пару рядов впереди от меня.
ной бойкостью разогнался, нырнул в белое марево тумана, и вскоре за ил-
люминаторами засияло солнце. Запахло свежим кофе, и взбодрившиеся и
проснувшиеся стюардессы разнесли обед.
странная, жужжащая космическая мелодия, резанувшая своей первозданной
дикостью по нервам и заставившая меня вздрогнуть. Мне неожиданно стало
жутко. В этом заунывном напеве, резонировавшем где-то в обшивке самоле-
та, казалось было все: долгая темная полярная ночь, бескрайние белые
просторы, холод, ледяными иголочками пронизывающий кожу, синеватые глыбы
льда, лай собак, скрип нарт по снегу, радость добычи и запах тюленьей
крови, запах дыма, чувство насыщения и тепло, распространявшееся по за-
мерзшему телу после еды.
ми. Передо мной полуобернувшись сидел один из представителей народов Се-
вера, снявший меховую шапку и раскинувшийся на кресле. Лицо его выражало
какое-то лучезарное удовольствие, вызванное сытным горячим обедом. В зу-
бах у него была вставлена пластинка, с помощью которой он и издавал эти
странные жужжащие звуки. Эскимос поймал мой взгляд и, не переставая жуж-
жать, уставился мне прямо в глаза тем же бездонным и ничего не выражаю-
щим пустым взглядом карих неподвижных глаз. Мелодия поднялась на ка-
кие-то высокие тона, снова спустилась вниз и продолжалась в своей косми-
ческой заунывности.
для меня самого слезы навернулись у меня на глаза.
рез, каналом имени Москвы и, подпрыгивая на ухабах, наконец приземлился
посреди заледеневшего поля, по которому мела поземка. На непродолжи-
тельное время я снова оказался в той точке пространства, в которой прош-
ла почти вся моя сознательная жизнь, где я любил, работал, смеялся и
плакал.
серо-зеленых цветов. Сразу же у выхода из самолета стоял солдатик с ка-
ким-то приспособлением и, щелкая кнопкой, остервенело считал пассажиров,
сошедших с зарубежного лайнера. Бесформенные женщины в серых мышиных та-
моженных костюмах, чекистского вида солдаты в зеленых мундирах на пас-
портном контроле, пристально смотревшие в глаза приезжим, словно пытаясь
выявить классовых врагов и шпионов, милиционеры в своих серых пиджаках,
все это создавало впечатление того, что я попал в огромную военизирован-
ную зону. Таможня не работала, и в единственное окошечко выстроилась ог-
ромная очередь ничего не понимающих иностранцев и привычно ожидающих
своей очереди недaвних советских граждан. Над последними контрольно-про-
пускные органы почему-то издевались особенно злобно и изощренно, перет-
ряхивая все чемоданы, как-будто мстили им, прибывшим из-за кордона, за
свою неприглядную жизнь.
мать и отец и вглядывались в толпу, надеясь увидеть меня. Я помахал им
рукой, и мама, увидев меня, сложила руки на груди, словно благодаря Бога
за то, что я прилетел и нам довелось-таки еще раз свидеться. За родите-
лями стояла шеренга бандитского вида типов, предлагающих свои услуги по
подвозу богатых иностранцев в примечательные места города Москвы. Услуги
эти зачастую совмещались с элементарным грабежом доверчивых и мягкотелых
жителей мира западной демократии.
тения и разрухи. На лестницах было темно, так как еще работающие лампоч-
ки сразу же выкручивали, а новых достать было невозможно. Какие-то убо-
гие старухи в платках бродили по темным лестницам. У входа стоял самос-
вал, с которого два мужика в ватниках, ушанках и кирзовых сапогах разг-
ружали рваные бумажные мешки с синей размытой надписью "Санотходы". В
одном из мужиков я узнал бывшего маленького мальчика, которого я ког-
да-то видел каждый день катающимся на велосипеде. От мешков, которыми
был уже под завязку забит один из лифтов, пахло гнилью.
разводить, - с готовностью ответил он.
почти что по-прежнему, даже люди такие же, только появились нищие стару-
хи и дорогие импортные машины. Последующие несколько дней прошли в вере-
нице встреч, каких-то знакомых и впервые встреченных людей, с надеждой
глядящих на меня, спрашивающих: "А где все-таки лучше жить - в Израиле
или в Америке?" и ожидающих, что я открою им истину в последней инстан-
ции. Я авторитетно объяснял им особенности жизни за рубежом, описывал
красоты и размах Америки, в которой русские инженеры процветают и каждая
просверленная дырка приносит фирме миллионы.
и медленно тлеющему у меня внутри, то затухающему и на время совершенно
не дающему себя знать. Время пролетело незаметно, голова у меня кружи-
лась, и уже пора было улетать...
ночью несколько лет назад. И так же с отчаянием в глазах стояли старики
и махали мне руками, и из глаз их текли слезы. Сейчас через этот узкий
проходик между стойками проходили подтянутые иностранцы, насмотревшиеся
уже вдоволь на заснеженное золотое кольцо России, Красную площадь и Сер-
гиеву лавру. Они везли домой лаковые матрешки, игрушечные самовары и
хохломские ложки. Отполированные поручни тускло светились мертвым метал-
лическим светом.
с небольшим года. "Вставай, зайчик, в Израиль полетим," - сказали мы
ему. - "Там в аэропорту всем детишкам дают конфетки". Он с готовностью
вскочил и как взрослый оделся, только глазки были заспанные. Мы в пос-
ледний раз вошли в лифт нашего нового кооперативного дома, квартиру в
котором мы с такими мучениями ждали долгих пять лет, а прожить в котором
успели всего два года.
баулами, в большинстве своем состоявшая из беженцев из начинавших полы-
хать республик Средней Азии, штурмовала тот же полированный барьер та-
можни. Нас чуть не смели с ног, каким-то чудом удалось протащить поло-
женные нам четыре чемодана и поставить их на барьер, предназначенный для
погрузки в самолет. Ребенку было жарко, ночь была в разгаре. "Ну, где же
конфетки?" - хныкал он.
едва пробивавшимися редкими русыми усиками и веснушками на лице.
тюки люди везут, и ничего, а у нас обычный чемодан, маленький, я только
на прошлой неделе в универмаге купил.
парень.
шимся профилем Ленина, будто планирующего очередные пакости для своих
партийных оппонентов. Ситуация была идиотская, но делать было нечего. Я
подбежал к барьеру и зашипел: "Триста рублей дайте, быстро!" Родственни-
Каменистый Артем
Контровский Владимир
Панов Вадим
Куликов Роман
Плотников Александр
Володихин Дмитрий